Часть двадцать вторая (2/2)

Таких номеров было совсем немного. Телефонная книжка девушки была небогата на подписанные номера: только мать, Юля и родители Андрея и Ильи Пловцовых. Вероятно она поддерживала с ними общение и после смерти их младшего сына.

Интересно, а общалась ли она все-таки с Ильей? Мог ли один из этих повторяющихся номеров принадлежать ему?

Проверить это не представлялось возможным. Позвонить Ваня не мог ни с телефона девушки, ни со своего собственного. Еще бы вляпался во что-то, а друзьям его бы пришлось спасать. Парень попробовал проверить принадлежность номеров в Интернете, но ничего конкретного найти также не удалось. Оставалось только одно: проверить другие приложения на телефоне, а номера оставить записанными на всякий пожарный. Вдруг потом пригодится.

Но и в переписке он не увидел ничего значительного. Кажется, все было тщательно вычищено. Только вот зачем Дине «чистить» свои переписки? А если там было что-то такое, при помощи чего они бы могли ей помочь? Ведь ясно же, что девочка — жертва обстоятельств.

От скуки Ваня начал открывать все приложения подряд. Полистал небольшую галерею, открыл социальные сети Давыдовой и проверил список друзей. Когда руки дошли до диктофона, Ваня чуть было дар речи не потерял. Там было огромное количество длинных записей. Они не имели специфичных названий, поэтому определить сразу, что на них, было сложно. Он нажал на кнопку воспроизведения первой попавшейся аудиозаписи. В полутемной комнатке вдруг заговорил незнакомый мужской голос:

— Дина Владимировна, заканчивали бы вы дурака валять. Мы предложили вам безопасность в обмен на информацию о действиях Холмогоровой. У меня бы на вашем месте рот не закрывался.

— Но я и так вам рассказываю все! — оправдывалась Дина, чей голос звучал чуть более четко. — Про обыск в ее квартире я узнала только от вас, я ничего не утаиваю!

— Предположим, — хмыкнул незнакомец. — Тогда почему вы не рассказали мне, где она прячется сейчас?

— Потому что я не знаю… — пробормотала девушка.

— Вот как? Значит, плохо вас поучили…

— Она, скорее всего, у Пчелкина! — выпалила вдруг Дина и в ее голосе послышались слезы. — У Павла Пчелкина…

Ваня остановил запись. В голове все смешалось и превратилось в один комок грязной ваты. Мыслей почти не было — один животный страх. Дина — предатель. Точнее, ее кто-то вынуждал сливать информацию о каждом шаге Юли, но в глазах Белова она все равно была предательницей, которая играла перед ними роль бедной и несчастной девчушки. А самое страшное, что она, сама того не зная, сказала этому неизвестному, где стоит искать Юлю.

Из перевязочной Иван Белов вылетел пулей. Такси до съемной квартиры Паши он заказывал на ходу, а зарядное устройство кинул на пост охраны и поблагодарил Федора Семеновича уже находясь где-то на лестничной клетке. Водить машину он был уже не в состоянии. Да и пугающие мысли сбивали с толку, а сбить кого-то на ночной дороге, когда он так торопился к своим друзьям не хотелось.

***Саше слишком сильно не хотелось домой. Хоть там и была мама, которая, казалось, приняла выбор дочери и не расспрашивала про их с Ваней отношения, был папа, который словно забыл о происшествии и ничего плохого ей не говорил, но Филатовой все равно казалось, что она в этом доме теперь не своя. Только таким размытым термином она могла охарактеризовать свои ощущения. Родители нарочито много говорили об учебе, да и сама Саша, чтобы лишний раз не общаться с ними, зарывалась носом в учебники. Но такой образ жизни быстро высосал из девушки все оставшиеся после тяжелого разговора с отцом в «Динамо» силы. Ходить в школу и на тренировки ей теперь было нельзя: отец решил плотно заняться ее травмой, хотя ничего серьезного там не было. Саша понимала, что таком образом ее отец пытался выиграть время, чтобы принять какое-то решение. И это неясное решение пугало девушку, заставляя при любом удобном случае выходить выносить мусор на улицу, ходить в магазин за продуктами и просто прогуливаться по ближайшему скверу в их жилом комплексе. На прохладной осенней улице дышалось легче и вся боль немного притуплялась.

Но сегодня Саша рискнула и поехала туда, где прятались Юлька с Пашей. Водитель, который обычно отвозил ее в школу, мог не согласиться с ее решением, поэтому девушка вызвала обычное такси. По дороге она созвонилась с Юлианой и, выслушав целый поток возмущений и попыток развернуть ее назад, отправить домой, предупредила, что заедет. Довольно уже делать из нее маленькую и глупую девочку, она тоже имела право знать, чем они все это время занимались и как продвигалось расследование.

Конечно же, Паша с Юлькой были не слишком рады приезду подруги. Но оглядев квартиру, Саша пришла к выводу, что такое поведение было вызвано не столько страхом за всех, кто посещал это место, сколько обидой на нее за то, что помешала их долгожданному совместному проживанию.

Филатова не сомневалась: Пчелкин использует этот момент, чтобы расположить Юлю к себе и, наконец, добиться взаимности. Саша на это смотрела спокойно, почти равнодушно: она была уверена, что Юлиана не даст себя в обиду, поэтому и волноваться было не за что.

Паша быстро соорудил девушкам бутерброды с сыром и колбасой, налил чаю. В это время Саша внимательно наблюдала за реакцией Юли и вконец убедилась в том, что эта «кошка, гуляющая сама по себе», таки растаяла под обаянием и харизмой младшего из Пчелкиных. Что ж, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

— Так что вы, все-таки?.. — едва Павел вышел с кухни, Саша набросилась с расспросами.

Юля недовольно поджала губы и откусила почти половину от бутерброда.

— Много будеф фнать — скоро состарифся! — пробурчала она с набитым ртом, усиленно при этом двигая челюстями.

— Понятно. Значит, все-таки охмурил он тебя. Что ж, недолго музыка играла — недолго фраер танцевал, так, кажется, ты мне на даче сказала?

Филатова проговорила это с небольшим, совершенно не свойственным себе высокомерием, будто бы знала все наперед и сильно сомневалась в силе воли Юлианы, на что она не могла не среагировать:

— Что за предъявы такие, Сань? — спросила Холмогорова, не снимая с себя маски хмурой усталости.

— Никакие это не предъявы! Я тебе не подруга, что ли, что ты мне ничего не рассказываешь? — плаксиво произнесла Саша.

— Конечно же ты мне подруга. Самая лучшая и самая близкая подруга на свете! — Юля ласково потрепала Сашу по плечу, перегнувшись через стол.

Саша улыбнулась, чувствуя, как готова простить ей любое прегрешение.

— Мой свитер все еще носишь? — спросила она шепотом, когда лицо Холмогоровой было совсем рядом с ее. Та рывком глянула на себя и усмехнулась.

— Из-за нервов я мерзну, — пояснила Юля.

— А Пчелкин не греет? Он, мне кажется, даже на Северном полюсе может Майами устроить!

Постепенно Юлиана оттаяла и вскоре они с Сашей оживленно беседовали обо всем подряд, будто и не было тех страшных дней в заточении. Они обе чувствовали потребность в чем-то, что совершенно не было связано с расследованием и эта потребность оказалась все-таки сильнее Сашиной любознательности, поэтому обходили эту тему стороной. Юля все выспрашивала подругу, как родители отнеслись к их с Ваней отношениям.

— Ну что тут сказать… Мама была в шоке, но не в таком, как папа! — Саша смеялась, но Холмогорова считывала их как признак пережитого стресса: уж больно короткими и рваными они были. — Знаешь, мне кажется, она даже обрадовалась тому, что у меня именно Ваня был… первым. Ну, ты понимаешь… Какого-нибудь одноклассника она вряд ли бы пережила.

— Ну вы что, Габсбурги, что ли, чтоб только меж своими?.. — произнесла Юля, подливая той чай. — Тетя Тамара бы любого достойного тебя парня пережила и неважно, одноклассник он или друг детства.

— Может быть. А вот папа…

— И папа бы тоже. Просто мужчинам это как-то сложнее принять, что ли… — задумчиво сказала Холмогорова. — В конце концов, любой адекватный человек, становясь отцом дочери, понимает, что когда-то она влюбится, выйдет замуж, родит детей. Просто мы для них всегда маленькие принцессы, для которых они хотят самого лучшего. И они готовы работать над собой, принимать факт нашего взросления, потому что действительно любят нас.

Саше оставалось только кивать головой, соглашаясь с подругой во всем. Уж кому, как не Юлиане знать, что такое быть «папиной принцессой»? Просто она начала взрослеть гораздо раньше Саши и Космос Юрьевич давно принял этот факт. А ей еще только предстояла длинная дорога к пониманию и принятию ее взрослости и самостоятельности любящим отцом.

Но Юля была права: любовь — это готовность меняться ради любимого человека. И, кажется, она сама для себя такую любовь нашла. Точнее, она ее, наконец, добилась.

Может быть, ей стоило поговорить с Ваней лично? Или хотя бы позвонить? Он столько дней не слышал ее голоса, а она — его. Они столько времени не виделись, поэтому позвонить можно было бы даже по видеосвязи. После разговора с Юлей Саша решила, что сегодня же, по приезде домой это сделает.

Хватит парня мурыжить. Он весь бедный извелся у себя. Филатова была так воодушевлена, что даже решила не задерживаться. Впервые за долгое время ей вновь захотелось домой, к родным. Она беспрекословно верила подруге и хотела, наконец, разрешить ситуацию. Самой, как по-настоящему взрослый человек.

Едва Саша уехала, как Паша заключил Холмогорову в требовательные, жаркие объятия.

— Я слышал, ты мерзнешь, — его бархатный голос колыхал уши и заставлял покрываться мурашками. Но уже не от холода.

— Ты пришел меня согреть?

Этот вопрос прозвучал прохладно, будто даже ее голос замерз от постоянных нервотрепок. Пчелкин развернул девушку к себе и медленно стал приближать свое лицо к ее, как бы ожидая какого-то конкретного ответа.

Перестраховщик, блин!

Юля не шелохнулась. Она не подавалась вперед, не требовала поцелуя. Она просто ждала, как ждут чего-то, что полагается им по праву рождения. Это не распаляло Павла и, едва кончики их носов начали тереться друг о друга, он все-таки подал голос:

— Ты не хочешь?

Холмогорова опустила голову, но из кольца рук, к этому моменту уже переместившихся куда-то в область талии, даже не дернулась. Ей определенно нравилось, чтобы красавчик, любитель женщин выпрашивал у нее близость. Ей это льстило и поднимало самооценку. Не зря же она «папина принцесса».

— Знаешь, это все так странно, — протянула она. — Мне хочется, но это все как будто не по-настоящему. Мне кажется, что я сейчас проснусь и снова буду ненавидеть твое внимание.

— Тебе это кажется более привычным, так? — догадался Пчелкин. Юля постеснялась ответить и хотела только кивнуть, но вдруг он подцепил самыми подушечками пальцев ее подбородок и поднял ее голову, пытаясь увидеть хоть что-то в холоде ее голубых глаз, тщательно скрытых под тяжелыми веками.

— Юль, я хочу услышать, да или нет. Я не обижусь, но мне гораздо важнее услышать, прав я или нет. Голосом!

У Холмогоровой будто по команде засаднило в горле. Казалось, что она не может говорить, но что-то подсказывало, что это ее тело так пытается уйти от ответа.

Ну почему она не может сделать то, что он просит? Почему не может сказать простое «да», если так оно и есть? Вот Сашка Филатова взяла и поехала домой разбираться со своей личной жизнью, как по-настоящему взрослый человек. А она-то? Стыдно, ведь гораздо старше Сашки!

Но Юля все равно решила не отвечать, несмотря на доводы подсознания. Ведь лучше слов могут быть только действия. Она вдруг подняла на него глаза и, тут же опустив обратно, крепко ухватилась за шею, настойчиво притягивая к себе и втягивая в страстный поцелуй.

Пусть что хочет делает. Но переспать с Пчелкиным кажется чем-то более естественным, чем поговорить о чувствах.

Телом он общался лучше, чем языком. Хотя, и им неплохо. Но в связке с мозгом иногда возникали проблемы. И даже так Юлиана чувствовала, что он для нее родной. Роднее ей только отец и дедушка. Ведь понимал всю сложность ее характера и все равно шел за ней в самый ад, куда вела его она и ее личные проблемы. Мог ведь отказаться, отстраниться, но нет! Паша все равно упрямо навязывался ей в дорогу и в конце концов она сдалась.

Они обязательно поговорят. Но чуть позже. После того разговора, когда они только сюда приехали, Юля внезапно поняла: «чуть позже» обязательно наступит.

К часу ночи спать хотелось неимоверно. Проверив, на все ли замки закрыта дверь, пара решила лечь спать, но вдруг на телефон Юли позвонили.

— Белов, ты совсем офонарел? — прохрипела она в трубку. — Ты чего звонишь?

— Дверь мне откройте, мы у вас на площадке стоим! — требовательно произнес Ваня.

— А какого фига ты у нас на площадке стоишь? И с кем ты там?

— С хозяином квартиры, блин! — в трубке послышался голос старшего Пчелкина.