Часть шестнадцатая (2/2)
Дополнительная ответственность —теперь уже за собственный выбор. От огромного количества этой самой ответственности хотелось сорваться с места, запрыгнуть в вагон метро, доехать до первого попавшегося аэропорта и купить билеты в первую попавшуюся страну. Конечно, Юля не могла так сделать; к тому же, желание спрятаться заставило девушку устыдиться и она опустила голову, будто готовилась к смертной казни.
— Держи, — Пчелкин открыл пачку и протянул девушке. Она аккуратно подцепила одну из сигарет пальцами и тут же зажала в зубах. Паша тут же захлопал по карманам, ища зажигалку, но Юлиана вдруг приблизилась к нему и подпалила свою сигарету от его. В этот момент она даже успела заметить, насколько длинными были Пашины ресницы и какими правильными, четкими, но в то же время мягкими были черты его лица. Когда по языку пополз знакомый вкус, Юля резко отстранилась от парня.
— Спасибо, — она облегченно выдохнула уже после первой затяжки. — Помнишь, как нас с этими «Мальборо» за школой поймали?
— Помню, — криво усмехнулся Пчелкин. — Ты потом очень долго к сигаретам не притрагивалась.
— Да, было такое… Я тогда так испугалась, что даже ломки после отказа от курения не было, прикинь?
Головой Юлиана осознавала тот факт, что говорить нужно было совсем о другом. Но когда она подожгла сигарету, разум будто забыл на мгновение последние события и вернул Холмогорову на пару лет назад, когда не было ни всех нынешних проблем, ни Миши. Были только они с Пчелкиным да их неуемная жажда приключений вперемешку с юношеским максимализмом.
— Положишь мне «Мальборо» в гроб, если меня грохнут?
— Ты ебнулась что ль? — очнулся Космос Юрьевич. Он в один свой космически широкий шаг настиг и сел на корточки перед ней, буквально закрывая Пашу. — Совсем уже… Да кто к тебе с пером придет, тот от моего пера и помрет, поняла? И не смей даже думать о том, что кто-то может причинить тебе вред!
Отец не изменял себе: иногда Юле казалось, что его умение буквально за считанные секунды разгораться до состояния пожара, сносившего все на своем пути, с годами только прогрессировало. Но это ее же и успокаивало, потому что отец, по большей части, врать не умел. Ей с мамой не умел. Холмогорова с детства знала этот преданный взгляд, которым на нее сейчас смотрел папа, и ещё знала, что умела делать точно также.
— Ты тоже считаешь, что ответка неизбежна? — совсем грустно спросила Юлиана отца.
Космос Юрьевич задумался и опустил голубые блюдца глаз в пол. Дочка в это время небрежно стряхнула пепел с сигареты в пепельницу на столе, будто это была мокрая тряпка, а не дорогое и вкусное — хоть и вредное — успокоительное средство.
— Все возможно. Нам остаётся только надеяться на то, что мы сможем обойтись без крови, — Космос не взглянул на дочь. Он перевел взгляд на ее руку, сжимающую в пальцах сигарету, и внимательно следил за ее движениями. Взгляд при этом у него был опустошенный: словно что-то очень важное, жизненно необходимое в нем разбилось вдребезги.
И Юле не надо было много думать, чтобы понять, что именно разбилось внутри ее отца. Надежда. Он всю жизнь жил надеждой и до сих пор она спасала его, не давала шагнуть в пропасть. А теперь собственный ребёнок, человек, ради которого он кардинально поменял свою жизнь, разбил то, что являлось внутренним стержнем Космоса Холмогорова. От осознания этого захотелось выжечь сигаретой себе глаза, лишь бы только не заплакать.
Космос сам, похоже, не верил в то, что с убийцами Миши и Андрея они смогут разойтись мирно. И из-за этого Юля не могла отделаться от мысли, что какие-то вещи она делала, возможно, в последний раз. От осознания того, что даже такой оптимист, как отец теперь не давал точных положительных прогнозов, было тошно, но в то же время она прекрасно понимала: он хотел быть честен с ней и был честен. Запредельно. Космос Юрьевич не стал бы утаивать от любимой дочери правды о ней и, несмотря на рвущееся от адской боли сердце, озвучивал то, что на самом деле она ждала от него услышать.
— Короче так, — Пашка кинул бычок в уже почти полную пепельница и ударил ладонями по стулу. Звук был достаточно громким, чтобы на него испуганно и недоуменно посмотрели все присутствовавшие на кухне, чего он и добивался. — Юль, ты извини, но дела у нас реально дрянь, поэтому я расскажу все, как есть. И про наркотрафик, и про сны твои…
— Наркотрафик?!
Космос вскочил на ноги, смотря на парня с нескрываемым ужасом. Наркотики были для Холмогорова ночным кошмаром: еще во времена буйств дочери-подростка он боялся того, что где-то, на очередном «тусиче» ей кто-то предложит попробовать это. И хорошо еще, если травка, а если что покрепче? Как ни странно, но Космос отлично помнил свой отходняк, когда он настойчиво пытался бросить. Это были по-настоящему темные времена, о которых ему вообще не нравилось вспоминать. Мужчина старательно отделял себя от этого периода; он смог убедить себя в том, что это было в прошлой жизни, которую он будто бы и не жил вовсе.
— Миша со своим другом, Андреем гнали наркоту и, скорее всего, сами употребляли, — Юлиана вновь затянулась. — Дина рассказала, что им за это хорошо платили и что их заставило начальство.
— Мы ездили в сервис, где они работали, но там никто ничего не смог объяснить. И вообще, почти все механики и прочий персонал — совершенно новые люди и они в принципе не могут знать, о ком мы спрашиваем, — ловко перехватил нить разговора Паша. — Ну и, нетрудно догадаться, что их просто слили. Видимо, начался какой-то кипиш: кто-то что-то не поделил и…
— И грохнули сразу двоих? — включился в разговор Белов.
— Они были хорошими знакомыми — учились вместе, — пояснил Пчелкин. — Дина рассказала, что это ее Андрей помог Мише с работой и, получается, он его и вовлек в трафик. Логично, что в тот момент они были на одной стороне.
— Андрея убили зимой, — напомнила Юлиана. — Если действительно был конфликт, то странно, что их убили с разницей в четыре месяца. Это же огромный срок!
— За четыре месяца я бы успел заложить всю контору, сделать себе паспорт на имя Пауло Коэльо и спокойно дожить свой век в солнечной Бразилии!
Пчелкин-старший скрестил руки на груди и подошел к окну. Он оказался в непосредственной близости к согнувшейся пополам Саше, которая спрятала лицо в своих коленях. Яркий и ни с чем несопоставимый запах «Мальборо», которые курили сын и его зазноба, лез в нос и хоть Витя поклялся себе, что уменьшит количество скуренных за день сигарет, ему вновь захотелось приложиться к пачке.
— Не знаю, не знаю… — закачал головой Валера. — Я за то, чтобы вам отсидеться где-нибудь. Дело жареным запахло…
— Дина пропала, — напомнила ему Юлиана. — Неизвестно, что с ней и где она. Это будет предательством, если мы спрячемся, а ее оставим в опасности!
— А подвергать себя опасности — это не предательство? — тут же встрял в разговор Космос. — Из-за какой-то левой девчонки ты хочешь нас всех подставить?
— Если бы не эта девчонка, мы бы вообще ничего не знали! — возмутилась дочь.
— Да лучше б так и было! Ты б со временем поостыла и ничего бы этого не было!
Юлиана могла понять отца, равно как и он мог понять ее. Оба не хотели отступать от своих желаний и принципов и вот что из этого получилось. Холмогоров, который в порыве гнева вскочил со стула, вновь уселся на него и обхватил голову руками. Юля печально смотрела на отца, а потом вдруг протянула руку с сигаретой, зажатой между пальцами:
— На, успокойся. Все равно мы ничего уже не можем изменить.
Космос Юрьевич посмотрел на сигарету презрительно и отмахнулся. Девушка молча продолжила курить.
— Вы как хотите, а я не могу в полной мере доверять этой Дине. Тем более, после ее внезапной пропажи, — неожиданно высказался Белов, оглядывая остальных. — Ну серьезно! Если она пропала, значит, тоже замазана в этих делах.
— Да ну нет! Дина нам помогала! — вскрикнула Юлиана и тут же закашлялась. Пчелкин и Космос Юрьевич подорвались к ней, но Юлиана остановила их. Прокашлявшись, она втянула носом воздух и кинула почти докуренную сигарету в пепельницу с таким взглядом, будто в руках у нее была не дорогая сигарета, а мокрая и плохо пахнувшая тряпка.
Холмогорова сделала еще несколько вдохов и выдохов и положила руки перед собой на стол, устремив свой взор на изумрудного цвета пепельницу. Она просидела так несколько секунд, а потом вдруг отрицательно замотала головой, при этом продолжая молчать.
— Юль, — подала голос Саша. — А ведь правда, что вы о ней знаете? Кто она, откуда?..
— Она не может быть против нас. Нет, это невозможно! — шептала она, будто бы не слыша слов подруги.
— Она училась в одном техникуме с Мишей и Андреем, но на другой специальности, — Паша подвинулся ближе к Филатовой, при этом абсолютно игнорируя поведение Юлианы. — Я был у нее дома. Живет в Бирюлеве, с матерью-алкоголичкой. Отца убили в двухтысячном.
— Бандит был? — тут же встрепенулся Виктор Павлович.
— Нет, наоборот, — усмехнулся его сын. — Ментом был, при задержании убили.
Виктор хмыкнул и вновь обратился к окну. Вдруг он приблизил лицо к стеклу и прищурился, будто кого-то выглядывал.
— Папка твой приехал, — он обернулся в сторону Вани. Он только кивнул в ответ.
Приезд Александра Николаевича, казалось, должен был все решить. В глубине души и Юлиана, и Паша понимали, что Валерий Константинович был прав и им действительно нужно было где-то спрятаться. На время. Но таинственное исчезновение Дины не могло не будоражить их умы, а Юлька так и вовсе отказывалась уезжать куда-либо, пока она не поймет, что произошло с Диной. К тому же, ей «подсадили» зерно сомнения в ней и такая упрямица, как Холмогорова отныне не могла просто так взять и забыть о произошедшем.
— Так, сейчас придет дядь Саша и мы подытожим, что мы знаем и что мы делаем, — Филатова встала из-за стола и подошла к кухонному гарнитуру, где стоял уже несколько раз за последние несколько часов согретый электрочайник.
Кнопка включения громко щелкнула и девушка отошла от прибора, поправляя на ходу тухо завязанный хвост. По побледневшему и уставшему лицу Саши было понятно, что она как и всегда приняла все близко к сердцу и теперь боролась внутри себя с волнением и страхом. Как раз из-за этой ее чувственности никто и не планировал посвящать Филатову в дела, однако судьба распорядилась по-другому.
Белов-старший не заставил себя долго ждать. Уже через минут десять он поднялся в квартиру Филатовых и без долгих приветствий прошел на кухню.
— Ну что, мальчики и девочки, — в привычной, слегка высокомерной манере начал Александр. — Давайте, рассказывайте, во что вляпались.
Пришлось все вновь повторить персонально для него. Юля уже меньше говорила о деле, поскольку почувствовала себя невероятно утомленной им. Она сидела, положив голову на руки, лежавшие на столе. Беседа постепенно превратилась в мерный, приглушенный гул, который едва не усыпил девушку. Осознав, что она засыпает, Юлиана резко дернулась и протерла глаза, совершенно позабыв о макияже. Пчелкин, повернувшийся в тот момент к ней, указал пальцем на глаза Холмогоровой. Она отмахнулась, мол, не сейчас.
— Так что, вы поехали к этим Пловцовым и представились журналистами? — спросил Белов-старший, как бы резюмируя все услышанное. — И своими именами представились?
— Ну да… — испуганно пролепетал Паша, смотря на мужчину как ребенок, которого поймали на воровстве конфет перед обедом. — Мы не думали, что…
— Я бы на вашем месте перестраховался и представился чужим именем, — встрял в их разговор Ваня.
— Да зачем? Какую опасность представляют из себя эти старики? — недоуменно воскликнул Паша.
— Вань, ты не прав, — тихо добавила Холмогорова. — Какой был смысл врать им? А если бы все вскрылось, то они больше нам ничего бы не сказали. Это же старики, они мнительные и могли позвонить в редакцию. Так хоть, если что, Пчелкин обеспечил нам правдоподобный образ…
— А ты не думала, что на них могли выйти те, кто у тебя дома пошарился? — продолжал спорить Белов-младший, активно жестикулируя руками. — Нахрена вы вообще им стали правду рассказывать? Вас никто не просил!
— Слышь, ты остоебал со своими советами! — вскинулся Паша, рывком поднимаясь со стула.
Лицо у него даже чуть покраснело от ярости, а большие голубые глаза потемнели от злости. Белов тоже встал из-за стола и подошел к нему ближе, сжимая руки в кулаки:
— А я что, виноват, что вы лоханулись? — злобно процедил сквозь зубы вопрос Ваня.
— А ты не хотел нам помочь? Хорошо тебе здесь сидеть и пиздеть, ты же не ездил никуда с нами, даже не интересовался ходом дела!
— Э, але! — попытался разнять их Филатов, но они оба только руками махнули.
— Не надо, дядь Валер, я давно должен был сказать этому доктору Борменталю, что он зарвался! — сказал ему Пчелкин, при этом даже не удостоив того взглядом, а продолжая буравить им Белова, у которого, казалось, сейчас капилляры в глазах лопнут от гнева.
— Я зарвался?.. — задохнулся от возмущения Ваня. — Да это вы с Юлькой зарвались! Думали, что в игры играете, а когда прижало — побежали к нам, помощи просить!
— Да ты можешь не объяснять ничего, — он смотрел на Белова презрительно, сверху вниз. — Я понимаю, что легче с Сашкой трахаться, чем самому что-то придумывать.
Только воцарившаяся после его слов тишина заставила Пчелкина в голове еще раз промотать в голове их ссору и осознать, что он только что сказал. Паша повернул голову в сторону Саши, которая стояла, сжав руку Юлианы. Ее карие глаза были похожи на два громадных ореха, блестящих от подступающих слез. Искусанные от нервов губы приоткрылись и она лихорадочно водила взглядом по отцу, друзьям… По рваным и нерегулярным движениям грудной клетки было понятно, что у нее дыхание сперло от ужаса.
— Что-то я не догоняю, — первым пришел в себя отец Саши. — Это ты про что сейчас?
Паша не ответил: испугался своего языка. Он смог только растерянно кинуть взгляд на Валерия Константиновича, а потом тут же посмотреть на Белова, который, казалось, был готов сбежать из квартиры прямо сейчас. Чувство страха и ожидание самого худшего охватило всех присутствующих, но никто не мог нарушить эту тишину, никто не знал, что сказать.
— Вы… Вы оба конченые идиоты! — вдруг плаксиво выкрикнула Саша и наутек бросилась из комнаты.
— Стой! — отец девушки тут же бросился за ней, но был остановлен своим другом Беловым.
— Тихо-тихо, погодь, — прохрипел он, держа друга за плечи. — Успокойся, Фил, сейчас все решим.
— Что решим? Что мы решим?! — Филатов распалялся с каждой секундой все больше и больше. Он откинул руки друга и попробовал вновь продвинуться к распахнутой двери, но Белов снова преградил ему путь.
Тут же к нему на помощь подошли Космос и Витя. Валерий, переминавшийся с ноги на ногу и пытавшийся улучить момент, чтобы прорваться к дочери, вдруг повернулся к напуганному Ване и двинулся к нему.
— Фила, пожалуйста… — только и успел сказать ему в спину Холмогоров перед тем, как он схватил парня за грудки и прижал к стене.
— Ты совсем охерел? Взрослый парень и с несовершеннолетней девчонкой мутишь? — эти вопросы он буквально прорычал ему в лицо.
Ваня в ответ только сильнее сжался и опустил взгляд в пол, но сильные боксерские пальцы схватили его за лицо:
— На меня смотри, урод! Что, язык проглотил? Я сейчас его своими руками выну!
— Дядь Валер, не надо, пожалуйста! — подбежала к нему Юлиана. Она ухватилась за его правую руку. — Ваня любит Сашу, очень любит! Клянусь вам!
— А, так ты знала? — зло прохрипел он, глядя на Холмогорову. — И вы знали, да?
— Не знали, Фила! — первым откликнулся Космос. — Но если Юлька говорит, что любит, значит, все нормально…
— И сколько они так… встречаются? — последнее слово Филатов выплюнул после секундной паузы, словно делал одолжение всем присутствующим.
— Полгода, — тут же ответила ему Юлиана, боязливо посматривая и на отца, который от шока даже пошатнулся.
Валерий вновь посмотрел на Ваню, который уже был на грани потери сознания от страха. Сам Филатов даже не заметил, как сместил руки с его подбородка на шею и теперь мог задушить незадачливого дон Жуана. Он нехотя отпустил обмякшего парня, который сразу же сполз вниз по стене и закашлялся. Юля и вставший с места Паша подсели к нему. Филатов с опущенной головой медленно подошел к своим друзьям. Вид у него был такой, будто его обухом по голове ударили. Казалось, если бы они ему вновь начали что-то говорить, он бы никак не отреагировал, потому что ничего бы не услышал.
Эти новости буквально оглушили его.
— Фила, я сам в шоке… — принялся оправдываться перед другом Белов. — Я клянусь, что я тоже ничего не знал. Я ведь долго думал, почему у Ваньки так долго никого нет. Я в его возрасте… Ну, ты помнишь…
Саша схватился за голову и взъерошил волосы. Он сидел на корточках перед Валерой и больше всего на свете хотел убедить его в том, что сам был введен в заблуждение. Филатов выглядел как после хорошей уличной потасовки: только ссадин и кровоподтеков не хватало для завершения «картины».
Космос и Витя взглянули на своих детей. Пчелкин подошел к сыну и схватил его за шиворот рубашки:
— Ты тоже знал об их отношениях? — грозно спросил Виктор Павлович.
— Ну да, — коротко ответил Паша. Его отец зло клацнул зубами и отпустил ворот.
— Вы что творите, черти? — голос Космоса уже был скорее уставшим. Он, казалось, уже был готов услышать все, что угодно из их уст. В голосе мужчины отчетливо слышалось бессилие и, что самое страшное, перед детьми. Перед собственной дочерью, которая и стояла у истоков всего происходящего ныне.
От осознания этого факта Юлиана почувствовала стыд. Она подошла к нему и обвила тело отца руками, приложив голову к его животу. В глаза ему смотреть не хотелось: стыд нарастал с каждой секундой и Холмогорова пыталась собраться с силами, чтобы сказать всего лишь одно слово:
— Прости… — прошептала она одними губами, при этом сомневаясь, слышит ли ее отец с высоты своего роста. Глупо, но вдруг?
— Прощу. Всегда прощу, чтобы ты ни сделала, — он услышал ее голос и тоже обнял в ответ. Руки отца были неизменно теплыми и большими; каждый раз, когда они касались ее, Юлиана возвращалась в детство, когда папа был для нее целым миром, а она в этом мире была самой главной принцессой, у который был карт-бланш на все.
И в моменты ностальгии всегда хотелось забыть все, что произошло потом. Хотелось стереть все события последующих лет из памяти, забыть и о Мише, о их короткой, но яркой любви; хотелось забыть и о безбашенном подростковом периоде, когда ей казалось, что она была вполне счастлива. Ведь все дело было в том, что ей тогда лишь казалось.
Все вокруг было миражом, а сейчас Юля моргнет и очнется у себя в комнате. За окном будет светить летнее солнце, мама испечет к завтраку блинчиков, которые десятилетняя Юля съест со своим любимым черничным вареньем. Потом они поедут к дедушке, а вечером их заберет папа. Он привезет ей очередной подарок, но Юлька обязательно заснет у него в гостиной на диване с книжкой и Космосила, как его называли друзья, понесет свою принцессу в машину. А подарок она распакует завтра, когда опять за окном будет лето и мама все также будет звать ее завтракать блинчиками с черничным вареньем…
Она открыла глаза. За окном светило холодное сентябрьское солнце, небо заволокло светло-серыми тучами. Она стояла посередине чужой кухни и обнимала отца так, будто прощалась с ним навсегда. Ей предстояло уехать непонятно куда и на непонятно какой срок. И непонятно было также то, вернется ли она домой после всего этого.
Где-то в глубине квартиры Филатовых грянули знакомые аккорды. Мажорная мелодия, после проигрыша которой ныне покойный Виктор Цой начнет петь про зелень стекла и дым, который почему-то заменил собой огонь. Через считанные секунды он расскажет про красное солнце, сгорающее дотла и день, что догорал вместе с ним. А затем…
— Перемен требуют наши сердца, — за спиной раздался слабый голос Паши, что не удержался и стал напевать себе под нос. — Перемен требуют наши глаза. В нашем смехе и в наших глазах, и в пульсации вен…
— Перемен, мы ждем перемен… — одновременно с ним продолжили последнюю строчку припева Юлиана, Фила, Космос и Пчелкин.
Белов-старший, который к любым переменам относился крайне настороженно, молчал. Он переместился к сыну, который тоже смотрел куда-то в одну точку. Сегодня на них обрушился целый шквал этих самых перемен и они не могли вдохновлять их также, как известного музыканта. Все знали, откуда доносится песня: Саша Филатова всегда включала Цоя вне зависимости от того, было ей грустно или весело. О ее состоянии можно было только гадать, исходя из содержания песни. Но в этот раз все было прозрачно, словно слеза младенца.