Часть двенадцатая (1/2)

Люди, порой, совершали абсолютно правильные, но в то же время очень несвоевременные вещи. Например, начинали откладывать деньги на похороны еще задолго до той самой минуты, когда конец таки настигнет их.

Дина, в силу обстоятельств, частенько думала об этом и также часто приходила к мысли, что те деньги, из-за которых все и началось, стали бы неплохим «стартовым капиталом» в этом деле. Ведь смерть ходила за ней по пятам весь тот год. Эти мысли Давыдова старательно гнала от себя подальше.

«Хрен дождутся! Сами сдохнут быстрее меня», — так девушка настраивала себя на борьбу. А в душе скреблись уже даже не кошки, а настоящие пантеры.

А уж последние события только подкинули этим пантерам свежего мяса. Дина уже готова была попрощаться с жизнью — того, что они от нее хотели, у нее уже давно не было. Жизнь на два города стоила дорого. Какое-то время Давыдова колесила по Московской области, пытаясь найти какой-нибудь тихий уголок, где не было непомерных цен на средства первой необходимости — еду, одежду, Интернет и краску для волос. Дина была косвенно виновата в том, что случилось, однако запускать себя и свой внешний вид в бегах она все равно не планировала.

Город под названием Королёв, что располагался в области и где девушка жила последнее время, наскучил ей, а вскоре Дина получила удар под дых: ее попытались «прижать» какие-то местные ребята. Именно в той схватке у нее впервые промелькнула мысль бросить Москву насовсем и перебраться в другой субъект.

Кто ж думал, что у ее преследователей окажутся «филиалы» в крупнейших городах области?

Просто убежать на съемную квартиру у Дины тогда не получилось — пришлось подраться. Она до сих пор была себе благодарна, что взяла себе за привычку держать перочинный ножик в кармане штанов. Она не знала, выжил ли один из тех отморозков, кого она сумела пырнуть этим ножиком, да и думать не хотела. Даже, скорее, желала, чтобы он умер. Может быть, тогда его «верхушка» бы поняла, что она не так проста, как казалась им в самом начале. А с другой стороны, ей же хуже: затаились бы и стали ждать, когда она вновь в Москве появится.

Как показал опыт, они именно так и сделали. Не по своей воле, но это не играло в ее глазах никакой роли.

Какое-то время напуганная до смерти Дина не знала, куда ей еще податься. На квартиру в Королёве возвращаться было нельзя и нужно было искать новое место жительства. Пересидев пару суток в первой попавшейся гостинице, Дина пересчитала остатки денег, взглянула на количество заказов за последний месяц и, к собственному сожалению, вынуждена была вернуться в Москву, в родную панельку на Харьковской.

В день отъезда Давыдовой неожиданно позвонила мать:

— Помираю я, — заявила Светлана, едва только дочь сняла трубку. — Пожалуйста, приезжай… Плохо мамке без тебя, Дин!

Дина тогда долго думала, ехать или нет, и, в конце концов, решилась. Маневр с матерью был прост и прямолинеен и, если бы это было тщательно спланированной акцией, то случилась бы она уже очень и очень давно. С другой стороны, вдруг ее преследователи отчаялись и решили попридержать «козырь» в рукаве до того момента, когда поиски зайдут в тупик. Кругом Дина видела предательство и нелогичность, в любом из вариантов были свои нюансы, которые одновременно давали версии право на жизнь и отнимали. Она промучилась еще сутки, а потом, вооружившись тем самым ножом, которым убила королёвского урода, решилась ехать домой.

И, на удивление, то, что она увидела и услышала, оказалось чистой правдой. Мать показала Дине какие-то бумажки, которые были вложены в ее изрядно потрепанную, с пожелтевшими от времени страницами медицинскую карту, рассказала о том, как жила без нее все это время.

— Батька твой меня к себе зовет, — сказала Светлана, убирая бумаги на столешницу. — Только я к нему не пойду! Он в аду горит, а я… Я в рай попаду, потому что я — мученица. Сколько я с ним промучилась, сколько вытерпела я от него, ой!..

Дина не знала, что и думать. Печати на справках и рецептах были настоящие, по бумагам у матери была диагностирована болезнь, к которой она упрямо шла почти все эти годы — цирроз печени. Подробностей особых об анамнезе у Светы выяснить не получилось, все, что она рассказала — это то, как она узнала о заболевании. Во время очередного загула ей стало невыносимо плохо. Не помня себя от боли, она каким-то образом смогла достучаться до соседки, которая и вызвала ей «скорую».

— Ты не бойся, тебе меня недолго потерпеть надо, — женщина буквально обливалась собственными горькими слезами, мутными, как капли самогона. — А уж я как к Вовчику-то отправлюсь, так и все — чеши, куда захочешь! Ну пожалуйста, ну ты ж дочка моя родная, как же я без тебя да на тот свет отойду?

Прошло время. Дина успела восстановиться в техникуме, продолжала зарабатывать веб-дизайном уже из московской квартиры. А мать помирать все не собиралась. За это время девушка успела окончательно убедиться в том, что она и впрямь не врала: как минимум раз в месяц к ним в дом приезжали врачи, так как мать в больницу не шла, продолжала пить по-черному, а на возмущения дочери говорила только одно: «А ну вон пошла, шалава! Дай матери сдохнуть по-человечески!»

И только что-то иррациональное, лишь издалека напоминающее обычную привязанность ребенка к матери, а даже не любовь, не давало Дине бросить мать. Она только думала каждое утро о том, что солидарна с родительницей в одном: Светлане нужно было как можно скорее умереть и тогда она избавила бы и себя от мучений, и дочь, мучимая долгом, развязала бы себе руки.

В кармане любимых, теплых спортивок, которые она носила и дома, и на улице, всегда лежал «королевский» нож — так его про себя прозвала сама Дина. И он буквально жег ей ногу, потому что когда девушка доставала его, проверяя его наличие перед выходом из квартиры, все чаще и чаще ловила себя на чудовищной мысли: «Если этого ублюдка пырнула, значит, и ее смогу».

Дина не знала, куда себя девать: было страшно и больно, хотелось перерезать себе вены этим самым ножом от таких мыслей. Как ни крути, но Светлана была единственным кровным родственником Дины, мамой, которая хоть и не была идеальной, а все же не дала умереть с голоду и как-то, но растила ее. А алкоголь был всего лишь ее слабостью, способом снять стресс, в котором она жила в те годы, когда Дина еще, наверное, только в планах была, да и то — самый максимум.

— Станция «Охотный ряд». Следующая станция — «Лубянка»! — объявил мелодичный женский голос из динамиков, что находились в каждом вагоне поезда.

Дина поерзала на мягком сидении в вагоне метро и закуталась в тонкий плащ, чтобы его полы не протирали собой пол. Уже на следующей станции ей нужно было выходить и пересаживаться на другую ветку метро, чтобы доехать до пункта назначения. Сокольническая линия, по которой она ехала от самого дома Пчелкиных, была целым сборищем самых известных мест Москвы, где вершились судьбы всего народа. На Охотном ряду располагались Большой и Малый театры, здание Государственной Думы, а совсем скоро она доедет до памятника Юрию Андропову и Центрального архива ФСБ. Воспоминание о последнем учреждении заставило Дину вспомнить и о произошедшем несколько дней назад.

***Наблюдательность и интуиция, будучи лучшими подругами Давыдовой, решили ее в тот раз предать — гнусно и беспощадно. Автомобиль, который показался Дине странным и, возможно, даже причастным к ее делам, оказался «пустышкой» — за рулем сидел лихач, а вовсе не кто-то из тех, кому она перешла дорогу.

Те, кто настойчиво искал с ней встречи, замаскировались куда лучше: на выходе девушка не сразу поняла, в какой автомобиль ей следовало сесть. Лишь марка и номер, которые ей прислали в виде сообщения, помогли ей.

Она до сих пор не знала, зачем согласилась ехать с теми людьми, ведь обстоятельства располагали к побегу. Да и не стали бы они, в случае чего, преследовать ее около огромного магазина. Но с другой стороны, когда, если не сейчас решить, наконец, это дело? Она ведь готова. Давно готова к любой участи.

И Дина села в черный седан с указанным номером. Тем более, что к тому моменту за ее спиной вырос один из тех мужчин, которые нашли ее.

— У меня ничего нет! — выпалила Давыдова, когда оказалась на заднем сиденье машины. — И я ничего не знаю! Меня Андрей в свои дела не посвящал.

— Это ты будешь рассказывать тем, кто у тебя деньги требует, — отмахнулся мужчина, даже не глядя на нее.

В тот момент Дина почувствовала еще больший страх, чем прежде, вызванный полным непониманием происходящего. Словно загнанный в угол зверек, она пугливо озиралась по сторонам и лихорадочно пыталась сообразить, что вообще происходило вокруг нее.

— А вы кто?.. — наконец тихо спросила девушка, нервозно поправляя очки на носу.

Мужчина за рулём не успел ей ничего ответить, так как на переднее пассажирское сиденье сел второй и громко хлопнул дверцей.

— Ну что, на месте все? — спросил он, оборачиваясь назад, к Дине. Она смотрела на него затравленно, с недоверием. Казалось, что она либо сейчас потеряет сознание, либо бросится на них с кулаками.

— Вы кто такие? — прохрипела она, осматривая незнакомцев. — Что вам от меня нужно?

— Мы тебя спасаем, — ответил подоспевший мужчина. — Знала бы ты, кому дорожку перебежала…

— Я и так знаю. Только зачем вам меня спасать? — не унималась Давыдова.

— Слушай, давай тебе все расскажет тот, кто нас за тобой послал, ладно? — устало потянулся водитель. — Пока мы здесь стоим, ты ничего не сможешь узнать.

— Погоди, — одернул его пассажир. Он достал из кармана куртки красную книжечку и раскрыл ее перед самым носом у Дины. — Вот, видишь? Мы из полиции. Сейчас тебя к нашему начальнику отвезем, там все и узнаешь.

Девушка постепенно выравнивала сбитое дыхание: казалось, она уже была готова кричать и звать на помощь, вырываться с таким отчаянием, с каким вырывалась, наверное, только в той драке в Королёве. Но «корочка» произвела на нее должный эффект и сейчас она сидела и обдумывала происходящее. Одеревеневшие пальцы по-прежнему вцепились в ткань сиденья, а светлые глаза смотрели не только сквозь стекла очков, но и сквозь мужчин, которым ей все также не хотелось верить.

— Послушай, без нас тебе не справиться. Мы дадим тебе защиту, но для выяснения остальных важных моментов тебе стоит проехать с нами, — продолжил тот. — Ты же видела удостоверение, что тебе еще нужно?

Дина не знала, что еще ей было нужно для того, чтобы это затянувшееся действо поскорее прекратилось. Доказательства были весомыми, но взращенная в адских условиях недоверчивость буквально преграждала ей путь, упиралась своими костлявыми ручонками ей в грудь и заталкивала обратно, в чертоги разума. «Не смей им верить! Не смей им верить» — кричала она Дине, но по тону это больше напоминало визг капризного ребенка, который хотел, чтобы мама защитила его перед папой, ранее всыпавшим ему по «первое число».

Машина взревела и плавно сдвинулась с места. Давыдова продолжала изучать взглядом полицейских, не пророня при этом ни слова, а левая рука инстинктивно потянулась к карману, где спряталось холодное оружие.

— Издеваешься? — вдруг окинул ее раздраженным взглядом мужчина с пассажирского сиденья. — Хоть что-то выкинешь — мы тебя сразу отвезем к тем, кто тебя ищет.

В ответ Дина медленно убрала руку с кармана, но продолжила пристально наблюдать за полицейскими. Водитель был коренастым и невысоким, с черными волосами «ежиком» и смугловатой кожей с обвисшими щеками, которые создавали впечатление вселенской усталости. А вот пригрозивший ей пассажир был высоким и достаточно худым шатеном в черной куртке и джинсах. Он был бледнее, однако характерные для их опасной работы следы душевной разбитости и скептицизма по отношению к внешнему миру, на лице присутствовали: карие глаза были большими и будто стеклянными, нос картошкой, кустистые брови. И он казался гораздо агрессивнее своего коллеги. Потому Дина и решила его не злить.

Автомобиль стремительно увеличивал скорость и совсем скоро они вылетели на широкую дорогу. За окном замелькали разноплановые здания, другие машины светили фарами, их бока блестели и переливались на солнце. Давыдова, будучи коренной москвичкой, знала город достаточно хорошо, но это место было ей незнакомо. Она силилась вспомнить его, но не получалось, из-за чего она терялась в догадках: куда же ее везли защитники от госструктур? Райотдел, главное управление?

Загорелся красный свет на светофоре — не успели проскочить. Седан затормозил, но девушка запомнила только длинные и пористые следы от дыма из красно-белых заводских труб — «мусорка». Так про себя называли местные жители мусоросжигающий завод. После него шло еще одно предприятие, создававшее окрестностям статус промзоны. Дина жила лишь чуть дальше этих мест, где была цивилизация, однако оба завода находились в ее поле зрения постоянно.

— Тяжело, наверное, в таком районе жить? — подал голос мужчина с пассажирского сиденья.

«Тяжело, наверное, молча сидеть?» — мысленно ответила ему Дина, однако вслух сказала другое:

— Не очень. Я живу не так уж близко к этим зданиям, — равнодушно сказала Давыдова и демонстративно вновь отвернулась к окну. Оперативник только тихо хмыкнул.

Вскоре перед ними возникло ярко-красное здание, не вписывающееся в серость этого округа. Уж его-то девушка знала — Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков. Одна из догадок оказалась верной. Они припарковались возле здания и вышли из машины. Дина смотрела не под ноги, а на фасад. В ее голове роилось множество мыслей по поводу происходящего.

Внутри их остановил охранник.

— Нас ждут у главного, — бросил ему водитель и подтолкнул девушку к лестнице.

Нужный кабинет находился на втором этаже. В коридоре было также шумно, как и внизу, в холле. Они прошли совсем немного и остановились у одной из дверей, где на табличке было написано: «Орловский П. А.»

— Петр Андреевич, можно? Мы Давыдову привезли.

Дина поморщилась, услышав это. Звучало так, будто привезли зверушку в цирк или зоопарк, а вовсе не человека в такое серьезное место.

В кабинете находилось двое: один — крупный мужчина с седой головой, а другой выглядел чуть моложе и «посуше», с каштановыми волосами и странным прищуром глаз.

— Ну наконец-то, а то мы вас заждались, Дина… — с неестественной улыбкой произнес седой, подсмотрев в какие-то бумаги. —… Владимировна.

Девушка продолжала молча стоять и совершенно не знала, куда себя деть. Сесть ей предложили с большим опозданием, а когда она оказалась напротив Петра Андреевича, то почувствовала еще большую тревогу, чем прежде. Человека, что стоял сбоку, она не замечала.

— Скучал по тебе, Дина Владимировна, — с той же фальшивой улыбкой продолжил Петр. — Давно мы с тобой не виделись.

Дина от удивления вскинула брови и придвинулась ближе к спинке стула, вжимаясь в нее до боли в костях.

— Мы с вами знакомы? — после нескольких секунд молчания спросила она, продолжая все также шокировано вглядываться в лицо Орловского. Горло в тот момент у нее пересохло и звук выходил сипловатый. В голове мозг будто стал ватным и она совершенно перестала понимать происходящее. Только лишь продолжала вжиматься в стул и буравить собеседника, которого, очевидно, ее положение забавляло.

— Ну не с тобой, а с твоим отцом. Славный малый был, та еще гадюка! — Петр Андреевич противоречил сам себе, но сам же и смеялся со своих слов — ясный сарказм. — И живучий до ужаса. Иной раз думаешь, что все, сушите весла, а он — раз! — и живой!

Петр, отсмеявшись, протер лицо платком из нагрудного кармана и вновь устремил взор на девушку. Выражение его лица вновь стало серьезным, как и причина, по которой они все здесь собрались. Дина опустила глаза в пол и поерзала на стуле, пытаясь собраться с мыслями и выдать конструктивные ответы на все вопросы, что ей собрались задавать.

— Знаешь, на самом деле, нам крупно повезло, что в эпицентре событий оказалась именно ты, — произнес Петр. — Ты ведь девушка умная, лишний раз тебе ничего объяснять не надо, все сама понимаешь… Игорь Леонидович, а вы что сидите и молчите? Для вас вообще-то везли!

Давыдова резко повернула голову в сторону угрюмого мужчины. Тот тоже посмотрел на нее с все тем же выражением лица, отчего у нее внутри все похолодело и сжалось.

— Да, пожалуй, пора начинать, — он поправил пиджак и подошел ближе к столу, оказавшись напротив Дины, которая запрокинула голову, дабы увидеть лицо Игоря Леонидовича.

Она знала, что, скорее всего, выглядела жалко, подобно потрепанной дворняге. И было удивительно, что ее до сих пор это беспокоило. Девушка в очередной раз поправила очки и поплотнее запахнула куртку, будто ей было холодно, хотя, на самом деле, ее до сих пор не отпускал страх неизвестности, проникший под самую кожу и рыщущий в поисках свежей крови по венам.

— Странно так вас видеть в очках, — вдруг усмехнулся Игорь Леонидович. — Непривычно…

— Профдеформация, — пояснила Дина, не упустив при этом возможности использовать термин из здешней среды.

Он снова усмехнулся и положил одну руку на письменный стол:

— Что ж, вернемся лучше к делу, — спешно «свернул» тему Игорь Леонидович. — Скажите, что вы знаете об убийстве Андрея Пловцова? Десятое января две тысячи тринадцатого года, если что.

Дина нервно сглотнула:

— Это был суицид. Вы разве не знаете?

— Я спросил про убийство, а не про официальную версию, — жестко оборвал ее он. — Повторяю: что вы знаете об убийстве своего молодого человека, Андрея Ивановича Пловцова?

Она протерла лицо руками. Действительно, врать им не было никакого смысла, однако Дина, заучившая в свое время только такой ответ на данный вопрос, высказал его раньше времени, как кукла, которую инженеры на фабрике игрушек научили только определенному набору фраз. Привычка, которая въелась глубоко в мышцы.

— Автосервис, где он работал, «крышевала» группа людей, которые занимались наркоторговлей, — уже чуть спокойнее произнесла Дина. — Андрею очень нужны были деньги и он в это ввязался.

— Хотите сказать, что его убили свои же? — выгнул бровь Игорь Леонидович.

— Возможно. А еще он мог просто упасть оттуда. Сам, — на последнем слове она сделала особый акцент. — Вы же понимаете, наркоша под кайфом…

— Откуда вы знаете, что он был «под кайфом»? Экспертиза не выявила следов никаких веществ в его организме на момент смерти.

Дина не удержалась и улыбнулась уголками губ — вот она уже и выяснила некоторые детали дела. Обстановка постепенно теплела и она уже захотела снять куртку.

— Я не знаю, просто предположила… — пожала плечами Давыдова.

Игорь Леонидович потер переносицу, при этом продолжая все также мерять широкими шагами расстояние от стола Петра Андреевича, который наблюдал за происходящим, будто зритель в театре, до окна, заставленного мелкими цветочными горшками.

— Дина Владимировна, заканчивали бы дурочку валять. Вы должны понимать, где находитесь, в каком вы положении и что мы от вас хотим. Более того, я знаю, что вы все прекрасно осознаете, только почему-то делиться не желаете. Почему?

Дина снова пожала плечами:

— Я говорю все, что знаю, — простодушно заявила она. — Если бы я не желала с вами делиться информацией, я бы продолжила говорить про суицид.