Часть вторая (2/2)
— Я поеду с тобой, только если всю дорогу ты будешь ехать молча. Андэрстэнд? — со всей серьезностью заявила Юлиана, положив руку на ручку дверцы. Пчелкин согласно кивнул и она, наконец, села и закрыла дверь.
Спорткар взревел и с тонким скрипом понесся по дороге. Юлиана, уже привыкшая к стилю вождению Пчелкина, спокойно пристегнулась и отвела взгляд в окно, задумчиво смотря на мелькающую синеву за ним, разбавленную ярко-желтыми кляксами уличных фонарей, разноцветными точками вывесок и горящих окон в домах.
Ехать им было недолго — отец специально нашел квартиру прямо возле Академии. Когда спорткар затормозил у дома Холмогоровой, она спокойно отстегнулась и щелкнула ручкой дверцы, открывая ее.
— И все? — удивленно вскинул брови Пчелкин. — А где благодарность там, просто «до свидания, Пашенька, я боготворю твой стиль вождения, подвези меня еще разок»?
Юлиана недовольно поджала губы и повернулась к нему лицом.
— До свидания, Пашенька, я ненавижу твой стиль вождения, не подвози меня больше никогда, окей? — она надула губы и попыталась говорить тонким голоском, присущим стереотипным гламурным дивам, на которых, по ее мнению, были рассчитаны подкаты Паши. — Извини, я сегодня не в настроении…
Павел молчал — понимал, почему она просила его молчать. И осознание того факта, что Юлиана прилежно училась ради давно мертвого парня, только ради того, чтобы отыскать его убийцу, бесила Пчелкина еще больше, чем просто живой Миша год назад. И, видимо, сегодня она узнала какую-то информацию, которую необходимо было обмозговать, а тут он со своими заигрываниями…
— Позвони, как в квартире будешь. Пожалуйста. — кинул ей вслед Пчелкин и, получив положительный ответ, молниеносно покинул двор.
Юлиана и впрямь позвонила уже через пару минут. Он не стал разговаривать с ней долго и первым отключился. Холмогорова, услышав характерные звуки из мобильника, медленно положила его на стиральную машинку и принялась распускать волосы. Форма на завтрашний день уже была вывешена, электрочайник шумел на кухне, а горячая вода ошпаривала ее тело, хотя Юлиане было на это абсолютно наплевать, поскольку это было ее идеальной температурой.
Очередной день учебы в Академии МВД, очередной шаг к раскрытию давнего преступления, ставшего «эффектом бабочки» для нее, а все равно никакого морального удовлетворения нет. В очередной раз она пролистывала в галерее телефона фотографии дела об убийстве Миши, всматривалась в детали и не видела ничего нового.
«Конечно, я ведь каждый день это просматриваю и каждый день не вижу ничего нового!» — мысленно поругала саму себя Холмогорова.
Как и всегда, она долго всматривалась в фото крыши с разных ракурсов, пытаясь найти что-то, чего не находила ранее. И снова провал. Юлиана отложила телефон на крышку унитаза и прикрыла глаза, вспоминая ту крышу.
Миша жил в Люблино, в самом обычном многоквартирном доме. И на той крыше Юлиана бывала вместе с ним. Тогда свидания на крыше, под розовеющим небом казались ей очень романтичными, а вкупе с бутылочкой пива и шоколадкой это превращалось в настоящее свидание мечты Холмогоровой.
Сейчас эти воспоминания заставляли внутренние органы сделать кульбит, а на глаза мгновенно наворачивались слезы. Юлиана шмыгнула носом, поправила собранные на макушке волосы и сползла вниз, погружаясь в горячую воду по самый подбородок. В такие моменты она сразу начинала чувствовать себя больной: в носу собиралась вода, голова начинала кружиться и в целом состояние заметно ухудшалось.
Несправедливость этой жизни и наплевательское отношение полицейских, которые вели дело Миши подталкивали Юлиану к пучине отчаяния. За что убили молодого, доброго, порядочного парня? Холмогорова не могла понять, кому он мог перейти дорогу. И это делало ей еще хуже.
После принятия ванны девушка налила себе на кухне чаю и села у телевизора в гостиной. На экране шла сопливая мелодрама и Юлиана старалась расслабиться, даже телефон подальше отложила. Абстрагироваться от дел получалось не очень хорошо, все равно ощущалось что-то странное, похожее на плохое предчувствие. В конечном счете, Холмогорова выключила телевизор и решила пойти спать, поскольку она продолжала чувствовать себя неприкаянной и комок нервов все еще давал о себе знать, но тут ее телефон разлился веселой трелью. На экране высветилось имя Саши Филатовой, отчего Юлиана удивленно хмыкнула.
— Привет. — сказала она в трубку, явно ожидая каких-то объяснений.
— Привет, слушай, я могу тебя попросить прикрыть меня? — этот вопрос Филатова буквально протрещала скороговоркой.
— В каком смысле «прикрыть»? Ты куда-то собираешься на ночь глядя?
— Ой, не будь заботливой мамочкой, Юль, тебе не идет. — обиженно ответила ей Саша. — Просто у Вани родители уехали, он говорит, что на всю ночь…
— Принял-понял-обработал, если что, ты ночуешь у меня. Только вы там хоть предохраняйтесь! — крикнула в трубку девушка, пытаясь успеть донести главную мысль. — И «Дюрекс» не берите в супермаркете, ладно?
— Мы им и не пользуемся, угомонись. — рассмеялась на другом конце Филатова. — Спасибо, Юльча, я тебя обожаю!
В трубке послышался звук отключения и Холмогорова расстроенно вздохнула. Отношения Белова и Филатовой она не одобряла, хоть и была поставлена в известность тут же, как только все и случилось. Она просто не понимала, как у них могло быть что-то общее, когда Сашка — обычная десятиклассница, романтичная, с душой нараспашку, а Ваня — уже разменявший третий десяток парень, который видел жизнь совсем по-другому. По мнению Юлианы, они подходили друг другу также, как автомат Калашникова балерине Большого театра. Изначально она пыталась донести до младшей подруги мысль, что эти отношения не принесут ей ничего, кроме разочарования и преждевременного взросления, однако та была по уши влюблена в Белова и слышать ничего не хотела. Тогда Юлиана провела ту же беседу с Ваней и, увидев, как его глаза горели точно также, как и глаза Саши, решила пока просто понаблюдать за тем, во что это выльется, хотя и продолжала относиться к этому с некоторым недоверием.
— Только не залети от него, идиотка. — прошептала Юлиана, смотря на имя Саши в истории звонков на телефоне.