Часть 34 (2/2)
— Я. Не. Таскаю. Ингредиенты. Из. Кладовой, — раздельно и зло произнёс Северус. — Дай слово, или идём к мастеру.
— Хорошо, даю слово, — неожиданно сдался Люциус, и тогда лицо Принца неуловимо разгладилось. Он облегчённо повёл плечами, и Малфой поспешно отпустил его воротник.
Они сели рядом на длинную скамью и принялись за похлёбку. Северус задумчиво ковырял ломоть хлеба, словно размышлял, что и как сказать.
— Я сэкономил два волоса, — наконец выдавил он. — Я придумал, как сделать рецепт более… удобным для изготовления, — и, предвосхищая вопрос Люциуса, открывшего было рот, поспешно пояснил: — Мастер не знает. Про это конкретное зелье не знает, — уточнил Принц.
— Ты так уже делал раньше?
— Да. Не всегда получалось… Но иногда результаты вполне удовлетворительные. Говорить об этом нельзя, мастер запретил болтать. И он запретил менять рецептуру без его ведома. Так что… Если ты скажешь, что знаешь наш секрет, меня могут наказать, а тебе мастер велит молчать, только и всего.
— Я дал слово, — произнёс Малфой и устыдился — настолько высокопарно это прозвучало.
На следующем занятии по зельеварению Люциус постарался занять соседний с Северусом стол. И на следующем. А вскоре они уже работали рядом постоянно.
Северус записывал рецепты всех зелий, что звучали в лаборатории, причём каждый рецепт — на отдельном листе пергамента. Пергаменты были очень дороги, и Малфой удивился, к чему такое расточительство.
Но по-настоящему он удивился, когда Северус вернулся из кладовой с кучей ингредиентов и ещё одним котлом. Запалив огонь под двумя котлами сразу, он пристроил сбоку два листа пергамента и ловко разложил ингредиенты по кучкам.
Малфой боялся дышать, чтобы не помешать ему. Пальцы Северуса летали над столом, то нарезая, то давя, то помешивая, котлы весело булькали, и Люциус наконец очнулся и занялся собственным зельем.
Через два часа Малфой понёс к преподавательскому столу свой флакон с зельем. Северус нёс два. Кроме того, у него остались кое-какие ингредиенты. Остатки зелья из котлов Принц аккуратно перелил в фиалы и спрятал в карманы мантии:
— Это полезное зелье. Все просто очищают свои котлы, — он кивнул на соседей, — но это расточительство.
— Ничего подобного, Принц, — прозвучал над ними холодный голос мастера. — В большинстве котлов зелье испорчено, поэтому мы уничтожаем его. Твои снадобья можно пить. Могу я узнать, для чего они тебе?
— Конечно, — Принц посмотрел Гриндевальду в глаза. — Я выменяю на них пергаменты и перья. Вы же не против?
— В общем... нет, не против. Я понимаю, что получить всё это иным способом для некоторых учеников бывает… затруднительно. В оплату стоимости ингредиентов в следующий раз сваришь мне зелье по особому рецепту.
— Да, мастер,— обрадовался Северус. — Спасибо.
Малфой молча созерцал эту занятную беседу. Когда Геллерт Гриндевальд отошёл, он наконец задал вопрос, мучивший его уже пару недель:
— Почему ты тратишь целый лист на один рецепт? Пиши подряд, как все, и таких проблем у тебя не будет. Нам выдают пергаменты, их обычно хватает.
Северус ничего ему не ответил.
* * *
Люциус смутно помнил день, когда он обратил на Северуса внимание по-настоящему. Возвращаясь из трактира в небольшой деревушке Хогсмид (Гаренин — историческое название), усталый, немного захмелевший от местного эля Малфой заприметил в кустах копошащуюся фигурку. Да что не так с этим ребёнком? Наверняка перемазался в траве и грязи, подумал Люциус, и решительно шагнул с тропинки.
Северус не видел его, и Люциус смог приблизиться практически вплотную, когда над веточками дрока вдруг приподнялась тёмная макушка.
Их глаза встретились — пронзительно-серые и чёрные, как преисподняя, и оба вдруг опешили, оказавшись нос к носу наедине среди зарослей и буйства красок ранней осени.
Северус молчал, застигнутый врасплох, ожидая, пока Малфой объяснит, чего ему от него нужно.
Люциус не торопился. Спокойно оглядел перепачканную мантию, чумазые щеки, сосульками висящие неровные пряди и поднял бровь:
— Принц, это невыносимо, в конце-то концов. — Северус выжидательно смотрел на него. — Ты позоришь школу. Деревенские могут подумать, что здесь учатся одни оборванцы. — Малфой брезгливо поморщился. — Неужели так трудно следить за собой и содержать одежду в порядке?
Северус молча сверлил Малфоя взглядом. Тот вздохнул, вынул палочку и легонько ткнул ею Северуса в плечо.
Воздушная волна прошлась вдоль тела, и новехонькая чёрная мантия красивыми складками окутала тщедушную фигурку.
Малфой покровительственно окинул взглядом дело своих рук, затем подцепил один из неопрятных локонов и шевельнул губами, напоследок слегка коснувшись впалой щеки.
Черные волосы, блестящие, гладкие, веером рассыпались по шёлковому воротнику. Малфой отступил на два шага, демонстративно скрещивая руки на груди, как вдруг Принц пошевелился. Впервые за всё время.
Он выступил из зарослей, словно выплыл из них — спокойно и медленно, давая багряной листве обтечь гладкую ткань мантии. Видимо, он выполнял задание по гербологии — в руках он держал гербарную папку. Малфоя поразил контраст — тонкие, длинные пальцы поверх потемневших дощатых створок. Северус задержался всего на секунду; резко опустил голову — Малфой решил было, что тот благодарно кланяется ему, — но Принц разглядывал, во что превратилась его одежда. Выпрямился; шагнул было прочь, но неуверенно приостановился и уточнил:
— Это всё? Я могу идти?
Малфой оторопело кивнул. Оборванный заморыш за пару секунд превратился в принца. Люциус молча наблюдал, как грациозно удаляется тонкая фигурка с уродливой гербарной папкой, и не мог прийти в себя.
* * *
mpty-line>
Воспоминаниям предавался не только Люциус Малфой. Лорд Амвросий Аврелиан, маг, брат покойного короля, раздумывал, как возвести на трон племянника Артура Пендрагона.
Парень с трёх лет жил в чужой семье. Утер понимал, насколько тяжело приходится приемышам, и в «приданое» Артуру выделил свой самый лучший и самый доходный лен. Он настоял, чтобы документ был оформлен как положено, и даже приложил к нему собственный перстень, вымазанный в крови. Никто, кроме Амвросия, не знал, что собственность Артура на лен была в двух экземплярах, второй он взял на сохранение и берёг, как зеницу ока. Пока Артур жил в доме Экторов, распоряжаться доходами с лена мог глава семьи. Утер считал это правильным: его сын не должен был знать ни о собственном отце, ни о своём наследстве. Эктор, получив за Артуром такой куш, не посмеет держать его впроголодь.
Амвросий появлялся в доме сэра Эктора редко — слишком много забот было на его немолодых плечах. Эктор, разумеется, был с ним знаком; для всех прочих он представлялся именем Мерлин: не хотел, чтобы кто-то заподозрил связь Артура с королевским домом.
Очень скоро он убедился, что магия не слушается Артура. Тот не озлобился, не позавидовал могучим возможностям наставника, всегда встречал его радостно и охотно учился. Дядя и племянник аппарировали в старую дубовую рощу и пробирались между зарослями к поселению друидов. Крохотные уютные землянки, возможность играть и бегать где захочется, задушевные беседы у костра — всё приводило мальчика в восторг.
Артур выучился читать в пять лет, письмо освоил в шесть. Амвросий приносил ему книги — огромные, тяжёлые рукописные фолианты с дощатыми, обтянутыми кожей переплётами и медными замками. Артура захватила магия слова; правда, научившись читать бегло, он частенько высказывал недоумение содержанием. Амвросий был доволен, что мальчик умён, но времени на обучение катастрофически не хватало. Дядя учил племянника языкам — греческому и латыни, — чтобы затем тот сам мог читать классиков. Артур изучал труды Сократа, Аристотеля и Плутарха по книгам, которые дядя доставал для него неизвестно откуда. Амвросий пробовал было оставлять ему книги, чтоб тот мог заниматься в доме приёмной семьи самостоятельно, но Артур решительно воспротивился:
— Я не смогу их там сохранить.
Впервые Амвросий задумался, хорошо ли живётся племяннику. Он попробовал понаблюдать. Эктор был справедлив, супруга его тоже, но ни один, ни другая не считали нужным беречь мальчика от кулаков и злого языка своего родного сына Кея, старшего Артура пятью годами. Тот прилюдно попрекал парня куском и углом. Артур равнодушно отворачивался, пожимая плечами, и Амвросий понял: Эктор сдержал слово. Мальчик считал себя сиротой без гроша за душой, живущего у него из жалости. Он был чисто одет и накормлен. Ничего лучшего предложить ему Амвросий не мог.
Он не мог даже признаться, что они родственники.
Однажды Артур всё-таки спросил: отчего учат только его и никогда — Кея?
— Я обязательно расскажу, — пообещал ему волшебник. — Когда ты выучишь всё, что должен.
Шли годы. И Кея, и Артура Эктор учил обращаться с мечом и ездить на лошади. Кей был в восторге — он был выше, сильнее и не упускал возможность сбить младшего с ног. Артур терпеливо сносил его заносчивый нрав, но к восемнадцати годам, вытянувшись и налившись молодой силой, он нет-нет да и прикладывал Кея всё крепче и крепче. Между юношами установилось хрупкое перемирие.
* * *
Амвросий вспоминал, как спускался в дворцовый ледник попрощаться с братом.
Вскоре сюда придут люди в сутанах, и побыть наедине уже не получится. Амвросий отвернул край заиндевевшего ковра — лицо Утера было спокойно и строго.
Как предъявить миру наследника, о котором никто — кроме самого Амвросия — ничего не знает? Пророчество не сплетня. Можно пустить гулять по миру байку, но как сделать её легендой? Как заставить повторять её, грезить ею? Как сделать её важной для каждого?
Она и должна быть — для каждого. Всякий должен быть уверен, что она предназначена именно ему и никому больше.
У Амвросия была только одна карта — пустующий трон — на всю Британию, и разыграть её следовало со всей Британией.
«Пусть любой решит, что у него есть шанс стать королём. На глазах у всех при равных условиях каждый может испытать удачу… Но кто мы такие, чтобы спорить с судьбой?»
Если все поверят в шанс для себя, поверят и в везение для кого-то одного. А чтобы повезло именно Артуру, уж Амвросий постарается. Волшебник он, в конце-то концов, или кто?