Глава 4. Дурные предчувствия (1/2)

Король Утер Пендрагон умирал.

Король-воин, властный, жестокий, сильный, подло отравлен своими собственными придворными.

Теперь, когда силы оставляли короля, недруги вторглись в его владения, захватили земли, теснят его войско…

Утер обессиленно откинулся на подушки. Тяжёлый узорчатый полог кровати берёг воспалённые глаза от восходящего солнца. Великолепное утро — в Британии на исходе лета такие ясные дни выпадают редко.

Холодно. Небеса, как же холодно — невыносимо, безнадёжно и страшно; ледяные кандалы сковали его члены и подбирались выше, грозя сжать и задушить усталое сердце. Не помогали ни горячие отвары, ни подбитое мехом одеяло.

Быстрые, уверенные шаги — и в спальню к умирающему ворвался статный седеющий мужчина в длинной, до пят, широкой тунике и дорожном плаще. Амвросий Аврелиан, старший брат Утера, отшвырнул резной посох, бросился перед ложем на колени, схватил короля за руку, замер на минуту, затем лёгкими движениями ощупал ему шею, голову, грудь, потянулся, прижался щекой к сердцу, выслушивая его неровный, заполошный стук.

— Брат, — усмехнулся король. — Я было подумал, что не успею проститься. Ты пришёл вовремя. Благодарю...

— Помолчи и не мешай мне, — отмахнулся тот, продолжая скользить пальцами по влажной

от испарины коже. — Позволь помочь тебе.

С этими словами Амвросий сунул руку в карман мантии и принялся извлекать фиалы со снадобьями, один за другим, и расставлять их на столе. Утер недовольно поморщился:

— Что ты задумал? Уж не зелья ли колдовские притащил в мой дом? Забыл, что я запретил магию по всей Британии, и наказание за ослушание — смерть?

— Кто бы говорил о смерти! — Амвросий откупорил первый флакон, взболтал, принюхался. — Отец наш, король Константин, завещал мне заботиться о своём младшем брате. Хочешь или нет, а я заставлю тебя принять лекарство, будь ты хоть дважды король и трижды упрямец.

— Нет.

Утер был очень слаб, спор отнимал его последние силы — тем не менее он сумел отвернуться.

— Нет? Тогда послушай меня, брат. Твои воины гибнут, потому что некому направить их. Твоё место — под Сен-Альбансом, там, где идёт война. Прикажи нести себя на носилках, если не можешь идти сам.

— Меня приволокут, как мешок, на потеху всему войску, и все сразу проникнутся и рванутся в бой?

— Они уже проиграли — без тебя. Их просто перебьют, деревни сожгут и разграбят, в твоих покоях будут плясать твои бывшие вассалы — этого ты хочешь своим людям? Такой судьбы они заслужили? Такого короля они славили? Приди к ним, направь их, укажи им, что делать — и, возможно, спасёшь их и своё королевство. Победи с ними — или умри с ними.

Утер глядел на Амвросия блестящими, горячечными глазами:

— Поклянись… что твои зелья — не волшебные.

— Я поклянусь тебе в чём угодно, лишь бы ты позволил лечить себя. Поэтому не тяни время и будь послушным братом, мой король. Открой рот.

— Ты всегда был… болезненно честен. И не хочешь врать мне… даже зная, чем это может грозить тебе.

— Я говорю правду: все эти лекарства сварены из абсолютно натуральных ингредиентов — трав, минералов, частиц животных — и незачем тебе знать то, что не нужно знать. Последний раз спрашиваю: примешь мою помощь?

— А у меня есть выбор?

— Вообще-то нет. Не заставляйте меня принуждать моего короля, ваше величество.

— Ты сохранишь мне жизнь?

— Нет.

— Нет?

— Никто не бессмертен. Но я могу отсрочить твою смерть и придать тебе сил. Ты ещё увидишь, как взрослеет твой сын. А ещё я избавлю тебя от кровавого поноса. Ну что, договорились?

Утер кивнул и поднёс флакон к губам.

* * *

Битва под Сен-Альбансом была выиграна, армия пиктов и скоттов — «великое воинство Сезера» — разгромлена.

Долгие годы Утер страдал от яда, долгие годы Амвросий лечил его. Боясь, что придворные отравят и сына, Утер удалил его от своего двора и тайно отдал на воспитание благочестивому сэру Эктору, знавшему ещё отца его, короля Константина. Недовольство окружения, раздражение на легата Поттера — вот чувствовал Утер, что в смерти его дорогой супруги без этого молчуна не обошлось, но никак не мог вспомнить, в чём же дело было, — и тлетворное влияние интриг погружали короля в чёрную меланхолию, он все чаще закрывался в своих покоях. Даже снадобья Амвросия больше не помогали ему.

* * *

Так прошло пятнадцать лет. Однажды бесследно исчез Амвросий. Болтали, будто незадолго перед тем во дворце всполошились и искали по всем углам то ли вора, то ли ещё какого злоумышленника, и брат короля крупно повздорил с легатом Поттером. Впрочем, чем кончилось дело и была ли ссора, доподлинно никто не знал.

Перед кончиной король внезапно вызвал Поттера и одарил его своей последней милостью: лучшее поместье со всеми угодьями и красавица-невеста в придачу. Название поместья не указывалось; любопытствующие изнывали от неведения, но Поттер и его люди болтливыми не были.

Правда, злые языки утверждали, что сделан был этот дар не по доброй воле. С чего бы столь щедро награждать полуопального легионера, дебошира, тащившего в постель парней и девиц без разбору, а по слухам — ещё и тёмного колдуна?

Король умер.

Преемника не было. О принце Артуре никто не слышал вот уже полтора десятка лет.

Британия погрузилась в хаос междоусобных войн.

Впрочем, лорда Джеймса Поттера судьба страны нисколько не волновала. Вооружённый королевской грамотой и непобедимой бузинной палочкой Амвросия Аврелиана, ведическое имя которого — Мерлин — уже становилось известным среди друидов и волшебников, в окружении верных дружков — отъявленных головорезов, способных на любые бесчинства, к тому же волшебников, как и он сам, сэр Джеймс Поттер мчался навстречу новой жизни.

* * *

День не задался с самого утра. Началось с того, что Лили пребольно клюнула её любимица — курица Бетси, обычно отличавшаяся тихим нравом. Потом подгорел хлеб — да так, что пришлось выбросить свиньям целую краюху. И напоследок куда-то запропастилась зелёная атласная лента — подарок Северуса, которую тот привёз из далёкой Шотландии всего пару недель назад. Лили пыталась призвать непокорный кусок шёлка, но проклятая лента как сквозь землю провалилась. Не иначе как её присвоила себе старшая сестра — Петунья, жившая со своим необъятно толстым муженьком-трактирщиком на окраине Коукворта. Лили горестно вздохнула: сестра и раньше обладала склочным характером, а теперь, когда носила под сердцем дитя, стала и вовсе настоящей ведьмой — даром что магии в ней не было ни капли. Вообще в семье Эвансов, испокон веков проживавших бок о бок с волшебниками, не рождались магически одарённые дети, поэтому, когда в семь лет у Лили случился первый спонтанный выброс, родители до смерти перепугались и даже подумывали обратиться к священнику. К счастью, их вовремя остановила леди Уизли, чья младшая дочь — Джиневра — была ровесницей Лили.

— Не волнуйтесь, душенька, — успокоила она плачущую миссис Эванс, — в вашу дочку вовсе не дьявол вселился. Это в ней магия пробудилась. Моя Джинни ещё и не такое вытворяет! Ничего, вот станут постарше, начну потихоньку обучать их обеих, как сладить с магией, да на пользу себе и другим её обратить.

После того как Лили перестали считать одержимой, жизнь сразу стала легче. Правда, за чудесный дар волшебства пришлось заплатить постоянными ссорами со старшей сестрой, в глаза называвшей Лили «уродкой», а за глаза смертельно ей завидовавшей.

Приезд в Коукворт семьи Северуса Принца стал для Лили Эванс настоящим чудом.