5. Лакричное ассорти (1/2)

Грей любил лакрицу.</p> Его нельзя было бы назвать сладкоежкой. Пирожные к чаю, леденцы, мармелад и даже шоколадные конфеты с помадкой не вызывали у него столько восторга, нежели эта, если цитировать слова многих друзей и знакомых, «солотковая гадость.» «Каким нужно быть извращенцем, чтобы до беспамятства влюбиться в этот злосчастный вкус.» Такой вычурный, солоновато-горько-сладкий и мало с чем сравнимый…

В жизни малыша Луи событий происходило немало. Нет и не было как таковой рутины, но её подменяло много чего другого. Каждый день забит планами, в округе происходит вечная суета, за которой и не поспеешь, если не быть максимально бдительным и пунктуальным. Он много где бывал, много чего видел и много с кем бывал знаком, следовательно, чего у него не занимать—так это жуткий стресс.

Сигареты были омерзительными для обоняния. Он достаточно надышался их смрада в своё время, что теперь с этим запахом не хотелось иметь ничего общего. Алкоголь — вещь не такая уж плохая, пара бокалов полусладкого вина могли бы помочь раслабиться тяжёлым вечером. Но затем последует третий, затем опустошённая до дна бутыль, а в итоге имеем латентный алкоголизм и проблемы с печенью. Есть стериотип, что абсолютно все актёры и театралы —бухающие, от того что глубоко несчастны и душевно больны. Грей мог наблюдать, как на корпоративах люди, в особенности дамы, уверяли что пропустят единственный бокальчик шампанского, и тем же вечером были настолько невменяемы и вытворяли абсурдные вещи даже для их круга артистов, что ему стыдно просто вспоминать об этом.

Несчастным людям не положено пить —сказал он себе.

Алкоголь в меру—мимолётное удовольствие и помощник раззадориться, но и с этим Грей баловаться не хотел.

Что из этого выходит—такие примитивные способы справляться со стрессом были абсолютно не по душе лакричному любителю (даже не подозревая о том, что заедать стресс сладостями, пускай не традиционными, было почти точно такой же зависимостью), так что расслаблялся он по своему —за чтением, актёрством и лакричными конфетами.

***</p>

Больше Грей его не видел. Ни в зале во время своего следующего концерта, когда не замечал за собой, что ищет породнившуюся рыжую макушку. Ни вечно сверкающих золотых бубенцов в коридорах и фойе, чей звон мог назойливо преследовать его по пятам. А ведь Грей даже как то не удосужился лично поинтересоваться его именем.

Хотя в этом и не было надобности, лишь чистая формальность. Ему прекрасно было знакомо имя Честера Бёртона, не пришлось даже наводить справок. Достаточно было полюбопытничать, что же так бурно могли обсуждать работники театра и пожилые мисс на диванчиках.

Ох, да тот был местной восходящей звездой, слухи просачивались из любого чайника и из каждого второго рта, что только великий и слепой скажет—«да кто вообще такой этот ваш Честер Бёртон?»

Правда в последнее время о нём и словом никто не обмолвился. Либо Грей настолько часто прибывал в своих думах, что выпускал происходящее из виду, что никогда не было ему свойственно.

Будто что-то перестало доставать в общей картине театра, потерялся небольшой кусочек огромного пазла, но тот самый, что находится в самом его сердце.

Тоскливо. На душе будто кошки скреблись.

Хотя, может это просто Грей был столь сентиментальным и смотрел на окружение из-под серой призмы?

Кажется, он думает об этом слишком много, больше, чем следовало бы.

Лола с того момента вела себя как ни в чём не бывало, кто бы вообще мог подумать? И в работе, и по отношению к Грею были лишь профессионализм, без личностных отношений, симпатий и антипатий. Наверное, с её стороны это очень даже снисходительно,

только самому юноше было неспокойно, а внутри оставался мерзостный и липкий осадок.

И всё-таки, Грей считает восприимчивость как лучшим качеством, так и главным своим недостатком, потому что впредь всё воспринималось им в штыки и перенималось на личный счёт. Но так так скандалист из него очень пассивный, он может только копить всякую бяку.

И только иногда давать себе продыху, угостившись любимым лакомством.

Прошёл месяц, если не больше. Холодный ноябрь сменился вовсе суровыми декабрьскими морозами.

Свежесть, царившая на улицах большого города, приятно проветривала разум, возвращая собой здравость ума и позволяя вдохнуть чистый морозный воздух полной грудью. Как ни странно, именно сегодня Грей чувствовал умиротворение и приятную истому, даже гудящая от тяжких дум голова внезапно стала лёгкой. Настроение было отличным, а ещё больше этот прекрасный зимний вечер могло скрасить лакричное ассорти, о котором успел замечтаться и так соскучиться Грей.

На полах чёрного пальто оседал снег, подгоняемый по асфальту вьюгой, а на фирменной шляпе он оседал крупными хлопьями. Грей кутал обмёрзшие нос и щёки в свой огромный серый шарф. Он шёл вдоль горящих праздничными огоньками улиц и вычурных витрин магазинов под светлым и затянувшимся мутными облаками небом.

Плавно близилась пора рождественских праздников, а за ней поспевали и жители. Идя всё дальше, он не мог оторвать глаз с величественно возвышающейся ели в середине дорожного кольца, зажженную самыми яркими огнями и сверкающими серебристыми игрушками. От её верхушки к самым крышам домов свисали гирлянды, что стекали со стен тех, словно подтаявшее сливочное мороженое (как подумал Грей). Развешанные на деревьях и имитирующие листву огоньки выглядели волшебно, словно из сказки.

Грей любил эту славную пору и зимы. Завороженный великолепными пейзажами улочек и тёплыми улыбками прохожих людей, он забрёл почти в самые недры оживлённой части города.

***</p>

Чудом новогодним было то, что Честер сдал экзамены. О предметах с теорией он не парился вовсе, а вот экзамен актёрского мастерства нихило так помутузил нервы.

Все его представленные этюды были одобрены, всеми ими он занимался последний прошедший семестр, дорабатывая и доводя до ума, несмотря на фоновые душевные терзания, связанные с мистером Греем.

После того случая он просто не смел объявиться в театр. Очень устрашали мысли о том, как в мистере Грее вновь вскипит ярость, как он абсолютно точно возненавидит его при ещё одном визите на концерт, где Честера абсолютно точно никто не жаловал больше. Что уж до разговоров и просьбе завязать дружбу? И речи идти не могло. В больной головушке вся эта ситуация не укладывалась.

Стыд всё ещё обгладывал изнутри, но был стимул это перебороть чтобы стать лучше, показать чего он на самом деле стоит и завоевать уважение мистера Грея. Даже в сновидениях он жаждал одобрения мима.

Поэтому день самого экзамена запомнился лучшим из лучших. Было даже очень весело играть страуса, когда заполненный всем институтом зал разрывался смехом с его нелепых сценок, а у членов комиссии дрожали губы. Но вот четыре следующих часа были сущей каторгой. Он был измотан навязчивыми мыслями и всплывающими фразами Мэнди о том, что если он провалит и будет отчислён, то она вовсе не посмотрит на то, братья они или сёстры, и в фарш раскрошит его черепную кору своей пушкой.

Жестоко.

Когда серьёзные дяди и тёти разглашали оценки, то услышав об отличии, Чес замер в оцепенении, сложив холодные и потные ладони друг с другом и смотря на экзаменатаров с изумлением, хлопая глазами. Выслушав похвалу и пропуская мимо ушей рекомендации, на его лицо стала наползать настолько широкая улыбка, что она казалась совершенно неестественной. А когда тот вышел из зала, то спустя пару секунд дикий ор с заливистым истерическим смехом пронёсся по всему заведению.

» — Ю-ХУУУ! ВИДАЛИ, СОСУНКИ? ДА Я ЛУЧШИЙ!”—разносились бурные возгласы. Можно было только дивиться ошалевшим лицам всех присутствующих. Его счастью не было предела.

— Молодец, эстафету сдал. Теперь, когда ты наконец-то свободен, будешь помогать мне всё украшать, — </p>с усмешкой произнесла Мэнди, ставя огромную звенящую коробку прямо перед лицом Честера, что сидел на кассе конфетной страны всё это время, витая в облаках из сахарной ваты, и давил лыбу как абалдуй —За дело, бегом-бегом!

— Будет сделано, мэм! Только при условии —за двойной гонорар, —хитро ухмыльнулся Честер, потерая пальчики.

— Не ёрчичай или вообще ничего получишь.

Сказала как отрезала.

Наигранно огорчённо вздохнув, паренёк всё же поднялся и взял под руку коробку, но не упустил возможности достать из-за щеки жвачку и налепить уходящей Мэнди на задницу. Он сдавленно хихикнул, ловя на себе вопросительный взгляд сестрёнки, которая ушла в другой зал, оставив болтаться дверцы.

Ему это приносило большое удовольствие, ведь рождество—был самым его любимым праздником, и из года в год Честер украшал дом, магазин, помогая сестре и родителям раньше, наряжая мишурой и дождиком не только залы, стены и стелажи, но и их самих. Просто пробегал мимо, разбрасываясь рождественскими колпаками из мешка и новогодними игрушками под их и собственный звонкий смех. Только в это время года он по настоящему чувствовал душевное тепло, находясь в кругу семьи.

От столь тёплых воспоминаний он совсем забылся, почти перестав удерживать равновесие и чуть не грохнувшись со стремянки с огромным позолоченным настенным украшением в виде саней с подарками, что были запряжены оленями и проносились над верхушками густых елей под чутким надзором луны.

Рассматривать подобные вещи было увлекательно.

До слуха донесся звон музыки ветра, оповещая о новоприбывшем посетителе. Радостный Честер в тот же миг сиганул с высоченной стремянки, лучше всякого акробата делая сальто назад, перепрыгивая стойку с кассой и улыбаясь во все тридцать два, ставя руки в боки.

— Прекрасный день, чтобы его подсластить! ЗДРА—но Честер не успел поздороваться с нежданным гостем, потому что заверисчал и как ошпаленный подорвался с места, галопом несясь прочь и спотыкаясь об собственные ноги. Он кубарем покатился к двери подсобки, впечатываясь в ту лбом. Мушки заметались перед глазами, и Чес ещё раз оглянулся, в надежде на глюки от передозировки сахаром и отравления испорченными желейными бобами, которые он откопал в недрах кармана сегодня утром, но глаза не обманывали. Он юркнул за дверь, с грохотом её захлопнув. Со стены спала мишура.

***</p>

Мужчина лишь удивлённо хлопал глазами.

Он вздрогнул, когда неожиданно знакомый шут выскочил не пойми откуда, и Грей был ошарашен внезапной встречей точно так же, но от взбушующихся эмоций не начал вопить, а оцепенел и врос в пол, словно вкопанный. Даже грандиозное представление пропустил мимо. Лишь после громкого хлопка, вырвавшего из транса обратно в нынешний момент, он смог оценить всю абсурдность ситуации. А потом замешкал, ловя себя на мысли о том, насколько же сильно мог переживать Честер из-за того случая, что теперь буквально трепищал при виде мима?