7 (2/2)

— Юнги, — резко перебивает Чимин, — не нужно, ты не сможешь мне помочь, — он пытается не быть резким, но это выходит плохо, — ты не понимаешь, с чем имеешь дело.. с чем я имею дело, — его голос начинает дрожать от обиды. И от злости.

От всего на свете, если честно: от обиды на Чонгука и родителей, которые позволили всему этому кошмару случиться; от ненависти на самого себя за то, что не может ничего предпринять. Он очень рискует. Жизнью и не только своей. Даже сейчас, держа телефон у уха, он ощущает опасность. Ее фантом бродит вокруг него, ласково водит по плечам, обнимает и будто шепчет ”Давай, еще одна минута и можешь распрощаться с этим свои Юнги навсегда”.

— Знаешь, Юнги, — Чимин изо всех сил старался проглотить ком в горле, который подбирался все выше, чтобы превратиться в поток слез, — зря ты мне позвонил. Да.. Не стоило тебе этого делать.

— О, неужели? Может тогда сбросишь вызов?

Это стоило сделать уже давно, а лучше не отвечать на этот звонок вовсе. Чимин понимал это и осознавал всю безнадежность ситуации, в которую сам себя загнал. Нужно просто нажать на одну кнопку и все. Оборвать связь. Проще простого.

Но почему тогда это так сложно сделать?

— Ты хочешь чтобы я положил трубку?

— Это ты хочешь, разве не так?

Не так. Если бы он только мог, он продолжал бы этот разговор до тех пор, пока рот не устанет от болтовни, а заряд батареи не иссякнет.

— Так. Хочу, — больно сжав свободную руку в кулак, он ногтями впивался в кожу, чтобы физической болью заглушить другую — ту, что ныла где-то в груди. Он не мог сказать то, что действительно хотел.

— Тогда сделай это, — металлический голос на другом конце провода звенел в ушах. — Сбрось вызов.

В глазах начали плыть звезды оттого, с какой силы Чимин зажмурил глаза. Столько лет быть в плену собственного брака, думать, что хуже, чем быть в этом браке с Чонгуком, ничего быть не может, а теперь, наконец, встретить свет надежды в конце тоннеля и быть сбитым на всех парах идущим поездом чистого разума.

По щеке все-таки скатилась маленькая слеза. Он шумно вдохнул воздух и быстро, пока не накрыла истерика, сбросил вызов. И разрыдался, роняя соленые капли на новый темно-красный ковер.

Боль острыми иглами впивалась в душу, разрывая ее и терзая. Лучше бы Чонгук его еще раз ударил. И еще. Он бы пережил сотню ударов, тысячу, но сам прямо сейчас себя ударил так больно, что сил оправиться от удара нет. Но если к ударам жизни он давно привык, то давящее чувство оттого, что он только что ударил Юнги, приковало к полу около кровати, заставляя мелко содрогаться в рыданиях.

На звуки разрывающего плача прибежал управляющий.

— Господин, с вами все в порядке? — Сокджин стучался в дверь, но открывать ее без разрешения не рисковал. — Вам нужна моя помощь? — он продолжал стоять у двери и слушал непрекращающийся плач. — Чимин...

— Уходи, Сокджин! — голос сорвался, а рыдания на секунду взяли паузу. — Не трогай меня!

Стук в дверь прекратился, а еще через несколько секунд послышались тяжелые звуки удаляющихся шагов.

Так будет лучше для Сокджина.

Нечего ему сидеть рядом и пытаться успокоить истерику, еще придется придумывать причину ее появления. Он без конца будет таскать в спальню платки и пытаться напоить Чимина успокоительным. Пусть лучше уходит.

Так будет лучше для Юнги.

Зачем давать пустые надежды, когда им не суждено осуществиться? Даже призрачная надежда на хоть какую-то дружбу, даже хоть на нормальное общение — к чем все это, если этого никогда не будет? Да, Чимину повезло встретить Юнги в тот судьбоносный день, он даже попытался побороться за личные встречи, но как долго это все продолжалось бы?

Рано или поздно реальные причины выходить из дома одному закончились бы. Все прекратилось бы в любом случае.

Зачем привязываться еще больше, если боль от этого будет только сильнее?

Да и у Юнги есть девушка, никакой трагедии от несостоявшегося друга он не испытает, — думалось Чимину.

Так будет лучше. Для всех.

***</p>

— Твою мать! — белые листы бумаги с громким звуком ударились о стол и в следующую секунду разлетелись по полу.

— Юнги, да ладно тебе, это всего лишь договор, — растерянно собирал бумаги Намджун и пытался слишком близко не приближаться под горячую руку.

— Нет, ну ты видел эти условия? Что они написали на этих бумажках! Это немыслимо!

Юнги ходил из одного угла гостиной в другой, упершись руками в бока. Ероша руками осветленные волосы, он то и дело бросал взгляд на стоявший на тумбочке рисунок в рамке. Почему дышать становилось так тяжело? Чертов галстук.

— Слушай, раньше мы и не такие писульки проворачивали в свою пользу. Парочка переговоров и они согласятся на наши условия, — мягко пытался привести друга в чувство Намджун. — Раньше ты о таком не беспокоился. Или дело совсем не в этом? — он попытался заглянуть в глаза резко остановившемуся Юнги. — Что у тебя там с твоим брюнетиком?

Юнги почти было смутился из-за нахальной улыбки и играющих бровей напротив, но поспешил прикрыть смущение возмущением.

— С каким еще брюнетиком?

— Давай, построй еще из себя дурачка тут. Я знаю, что брюнетов в Корее примерно в тысячу раз больше, чем волос на твоей недалекой голове, но ты понял о ком я говорю, — Намджун уселся на белый диван, разложив руки на его спинке, явно ожидая начало истории и трагичной любви. — Он что, отшил тебя?

— Можно и так сказать, — с тяжелым вздохом Юнги уселся рядом с другом и горько ухмыльнулся, хватаясь руками за голову.

— Это дерьмово, конечно, но разве тебя это остановит? — Намджун похлопал по чужому плечу. — Как, например, неугодные тебе условия контракта, — он повертел в руках белый лист, что недавно лежал на полу, и смял его одной рукой, — разве тебя это устраивает? — скомканный лист снова оказался на полу. — Тебя это устраивает?

Юнги уже давно забыл про разногласия в пустяковых пунктах договора и безотрывно смотрел на смятый лист бумаги. А действительно ли только его это не устраивает?