Глава 39. "Отголоски прошлого" (2/2)
— Не враг, — уточнил Гидеон. — Друг.
Покосившись на улыбнувшегося после такого определения Шейна, я выдохнула. Преследовавшее напряжение начало спадать. «Значит, оружие зря тащила», — подумала я с нервным внутренним смешком. Шейн осторожно перехватил ладонь Гидеона, чуть сжав её в своих двух, приложился к ней лбом, после чего тронул пальцы губами. Сын смущённо вытаращился на такой жест. В исполнении моём или Пифии его это не напрягало. А тут едва знакомый демон, пусть и не враждебно настроенный.
Шейн со вздохом что-то проговорил с гулкими рокочущими интонациями демонического диалекта, поднимаясь на ноги и проводя пальцами по коротким волосам ребёнка, неожиданно довольного такой лаской. Он снова потянулся к крыльям Шейна и восторженно завопил, когда демон отошёл в сторону, раскрыв их для полноты впечатлений. Я удивлённо отмечала, что они были не меньше, чем у Белиала. Сбоку немного раздражённо вздохнул Геральд.
Он поднялся из-за стола.
— Я могу воспользоваться террасой? Нужно… подышать.
— Разумеется, — ответил Шейн. — В холле выход.
Я проследила взглядом, как Геральд нервной походкой удалился туда, откуда мы пришли. Внутри всё было предельно напряжено. Несколько часов в доме Шейна пестрели таким количеством откровений, что мне было сложно. Геральду было многократно сложнее. Он привык ненавидеть тех, кто убил мать безоговорочно. Сегодня же по настоянию Пиф, доверяя оракулу, убедился в том, что не все заслуживают ненависти одинаково. Его внутренний мир, созданный для выживания, ломался уже не один десяток раз. Перегоревшая ненависть ко мне, принятое понимание, что моей вины практически не было. Понимание, что Белиал мёртв и вреда больше причинить не может никому. Осознание, что Шейн спас когда-то его жизнь. Что Марк приложил руку к его спасению, сам того не понимая.
Вспышка собственной силы различила эмоциональный фон — растерянность и боль. Камень на душе стал на пару тонн тяжелее. Я покосилась на Пифию. Она спокойно кивнула, поднимаясь из-за стола и садясь рядом с Гидеоном, чтобы он не запаниковал в моё отсутствие. Сама же я поднялась, направляясь вслед за демоном. Понимала, что с равным успехом он сейчас может послать меня к чёрту и попросить оставить в покое, пока он сам не успокоится, как и позволит разделить гнетущие эмоции. И всё же шла. Шла хотя бы потому, что помнила прошедший неполный год, который мы провели бок о бок. Каждый раз, когда было больно, плохо, страшно — он был неизменно рядом. Я не имела права оставить его сейчас.
В холле было прохладно. Не до конца задвинутая дверь, ведущая на террасу, чуть подрагивала от порывов декабрьского ветра. Просто огромная высота и порывы, которые неизбежно сильнее, чем в низу улицы. Геральд стоял, держась за ограждение по другую сторону бассейна, опустив голову. Я чуть поёжилась, выходя к нему и прикрывая дверь до конца. Изначальную нерешительность отбросила без сомнений, сделав несколько шагов ближе.
Ладони прошлись по напряжённым плечам, поглаживая, скользнули вниз, остановившись на поясе, проскальзывая вперёд, обнимая. Я прижалась лбом к его лопаткам. Молча, спокойно. Дыхание не сбилось. Одна ладонь накрыла обе мои, чуть сжав. Порывом ветра встрепало волосы, но я подключила энергию, делясь теплом. Робко проявившийся ландыш успокаивающе кутал весенним ароматом две фигуры на заснеженной террасе пентхауса.
Геральд вздохнул, разворачиваясь, привлекая меня в кольцо рук. Отстегнул амулет, материализуя крылья, чтобы ветер не так мешался.
— Спасибо, — вымученная улыбка, а крылья укрыли мои плечи, обнимая и грея. — Не думал, что скажу это, но утешение мне, оказывается, тоже бывает нужно. Твоё — тем более, Виктория.
Я чуть подалась вперёд, тронув губами его щёку.
— Для человека, разбивавшегося за свою жизнь о панцирь иллюзий столько раз, ты невероятно силён. И учишь меня этому, как бы не отнекивался. Мы пересилим это. Вместе, слышишь? — осторожно прижавшийся к моему прохладный лоб, внимательный взгляд оттенка бирюзы. Я чуть улыбнулась, продолжив: — Я буду рядом, пока тебе это нужно. Что бы не происходило.
Спокойное привлекающее за затылок движение ладони утянуло в невесомый поцелуй. Откликнувшийся самшит прогрел воздух ещё немного, и стало невероятно уютно. Едва ли не робкое, почти позабытое прикосновение губ к моим, совершенно спокойное. Скользящие по щеке пальцы, поглаживающие кожу в благодарном жесте. Сейчас это нужно было именно в таком виде. Я прикрыла глаза, отдаваясь моменту покоя, делясь им, ловя ответный фон его успокаивающихся эмоций, гаснущую тревогу и зачатки гнева. Растерянность и боль отступали, повинуясь невинным прикосновениям, призванным дать нужную опору в этот момент.
Медленно отстранившись, я закинула руки на его плечи, перебирая пальцами короткие перья в основании крыльев и волосы, в которых путался снег. К виску прижались горячие после поцелуя губы, чуть изогнутые в улыбке. Порог откровений и открытий был преодолён общими усилиями. По спине, кутая и привлекая ближе, скользнули тёплые руки. Я чуть провела пальцами по его щеке, максимально старательно выталкивая свои эмоции, которые ожили только благодаря ему. Не получалось уже довольно давно, как я не билась над этим утраченным навыком. Сейчас же покорившаяся сила вытолкнула всё потоком, щедро делясь одной простой истиной: «Мне хорошо только с тобой рядом».
Мягкая усмешка, перехваченные пальцы прижал ладонью сильнее, потираясь о них щекой, копируя мой кошачий жест.
— Идём. Ты замерзаешь…
— Да… Идём, — я улыбнулась, не двигаясь, правда, с места.
— Уокер… — Геральд вздохнул. — Чёрт возьми, что ты со мной делаешь?..
«Люблю», — едва не ответила я. Но для откровенных признаний — прямых и искренних — было рано. Мы нашли друг в друге утраченное, но… счастье любит тишину. Отступив, я потянула его за руку в сторону пентхауса с террасы. Некоторая возня с амулетом, чтобы застегнуть его и снова скрыть крылья. Мы вернулись, плотно закрыв дверь и переглядываясь. Внутри было спокойно и чувствовалось, что я лишь сделала первый шаг, возвращая долг за каждый его шаг, сделанный мне навстречу. Малость, которую ещё предстоит развивать, чтобы соблюсти окончательную гармонию.
В столовой шла оживлённая беседа. Оракул и Шейн по мере возможностей развлекали Гидеона, удивляясь тому, что малыш, получив благодарных зрителей, демонстрирует освоенный «салют». Пиф недоумённо покосилась на Геральда, поинтересовавшись, не рано ли всё это уже закладывать в навыки ребёнка. Ответ, что он самостоятельно разобрался с этим, заставил обоих бессмертных восхищённо смотреть на радостного от внимания ребёнка.
Шейн попытался подлить немного глифта в бокал Геральда, но тот накрыл сосуд ладонью с усмешкой:
— Не стоит. Во-первых, меня тогда Виктория придушит, не доезжая до дома, и похоронит в ближайшем сугробе. Ну а во-вторых, я не пьянею, сколько бы не выпил.
— Почему?.. — недоумённо поинтересовался Шейн.
— Кронпринцу мой перегар не пришёлся по душе в одну из давнишних встреч. В итоге он что-то наколдовал, и теперь опьянение мне не доступно вовсе. И от алкоголя смертных, и даже от алкоголя бессмертных, — Геральд подмигнул моему сыну. — И, должен признаться, я не так уж против в сложившейся ситуации. Есть возможность не питать тяги к запретному и разрушающему.
Лицо Шейна вытянулось. Он покосился на графин марева в своей руке, потом на Гидеона, с нервным смешком пробормотав:
— Напомните в другой раз, чтобы я осторожнее к нему прикасался. А то так и последняя радость в жизни исчезнет…
Столовая дрогнула от хохота. Гидеон надулся, сложив руки на груди. Пришлось забирать его к себе на колени. Ребёнок непоседливо вертелся, желая оказаться на полу. Я невольно подумала о том, что напрасно не прихватила для него ничего из игрушек или книг. Уловив заминку, Шейн снова покинул столовую и вернулся с моделью автомобиля, явно не пластиковой, а какой-то коллекционной и книгой… для детей. Сын довольно запищал, прижав к себе книгу, попытался шлёпнуться на мраморный пол, но был подхвачен и перемещён на стоящий у стены смежной с кухней двухместный диван. Машинку просто держал рядом, периодически покручивая пальцами колёса.
Нервно сглотнув, я посмотрела на умильно наблюдающего за ребёнком Шейна. Тот со вздохом вернулся на своё место.
— Всё же порой я искренне радуюсь тому, что так и не избавился от некоторых вещей.
— У вас есть дети? — тихо поинтересовалась я.
Демон покосился на Пиф, дёрнув уголками губ.
— Мы с Шейном встретились в мире смертных через год после моего побега. Я знала его ещё там, наверху. Но запреты… Здесь, кажется, мы освободились от частностей. Сошлись, что не мудрено. Знали только, что стоит быть осторожными. К тому же его статус в текущих реалиях был значительно выше моего, — Пиф усмехнулась. — И всё же… всё же три года, проведённые бок о бок, притупили бдительность. Он пригласил меня тур по Европе, и я напрочь забыла о противозачаточных. В Штаты вернулась уже в положении. Мы много говорили об этом и пришли к пониманию, что хотим оставить ребёнка. Надеялись на то, что Нестабильность среди смертных не так яростно оберегает противоположности от связи. И что удивительно — так и случилось. Наш сын родился совершенно нормальным. Прожил четыре года, но в одно утро… просто не проснулся.
Я сглотнула, протянув ладонь и погладив её пальцы. Сочувственный взгляд сместился к Шейну, смотрящему в свою тарелку. Геральд со вздохом посмотрел на Гидеона, увлечённо перебирающего страницы книги. Праздничная атмосфера стала мучительно тяжёлой. Пифеорика выжала благодарную улыбку, ответно взяв мои пальцы в свои, чуть сжав их.
— Соболезную… утрате, — хрипло проговорил Геральд.
В его голосе что-то сквозило, но я сочла не слишком мудрым задавать вопросы именно сейчас.
Пиф прикрыла глаза, после чего улыбнулась шире:
— Эту боль мы пережили вместе, но она исчерпала чувства. Мы остались хорошими друзьями. При необходимости — любовниками, которые не изменяют друг другу и уважают решения. Нестабильность существует и здесь… существовала, — она посмотрела на Шейна, пригубившего марево. — Вот только не думаю, что проведённое порознь время позволит нам снова окунуться в то, что стало любовью.
Демон чуть усмехнулся:
— Двери моего дома и сердца для тебя открыты всегда. Ты знаешь, что это не изменится. Но сейчас… Сейчас это неразумно, — певец внимательно взглянул на Гидеона. — Прежде, чем приводить в этот мир новое поколение, мы должны дать ему достойную власть. Точнее… Защитить кровного наследника и справедливого правителя. Мы не имеем права на эгоизм до тех пор, пока его жизнь под угрозой. Если кронпринц погибнет, боюсь, обо всём можно будет забыть.
Оракул спокойно кивнула. Я отметила, что при взгляде, брошенном на Шейна, её глаза осветились куда мягче. Здесь она не притворялась и не пыталась скрыть свои чувства, как с Марком. Кроме того, мне вспомнилась оговорка изготовителя амулетов, когда Пиф настаивала на том, чтобы мы остались в кондо. Внутренне смутившись, я сделала вид, что ничего не происходит. И всё же внутри осела важная мысль: как бы глупо я не поступила, позволив Мальбонте выбраться, но всё же представители ада и рая теперь получили право на то, чтобы быть вместе и дарить жизни без страха хоронить своих детей.
Гидеон слез с дивана, подходя ко мне и показывая разворот книги с иллюстрацией сказки о Рапунцель. Я невольно улыбнулась: сын видел мои воспоминания, и после удивлённого взгляда, брошенного на рисунок с длинноволосой девушкой, запертой в башне, он покосился на Геральда. Недоумение и детские пальцы перебрали мою выбившуюся из-за уха прядь. Знакомый жест, сопровождавший каждое кормление. У него проходили какие-то свои аналогии со сказкой, по счастью, не связанные с реальностью.
Я подняла его на руки, чуть сдвинув тарелки. Ребёнок пролистнул ещё одну страницу, снова внимательно сравнивая меня с героиней сказки. Тяжкий вздох ознаменовал, что черты не похожи и история не про нас. Улыбнувшись, я поцеловала его в макушку.
— У нас своя сказка. И, по счастью, книгу о ней не напишут.
— Почему? — Гидеон хлопнул глазами. Снова взгляд, прошедшийся по собравшимся. — Мы разве не в сказке?
Геральд хмыкнул:
— В сказке. Вот только пишем её сами и не отходя от пергамента, — демон подмигнул ребёнку. — Вопрос только в том, кто поставит последнюю точку. Но пока у нас все шансы на то, что эту сказку завершишь именно ты.
Малыш нахмурился, закрыв книгу и разворачиваясь у меня на руках. Объятия вышли тёплыми и надёжными. Пришлось чуть отъехать на стуле, чтобы не снёс приоткрывшимися крыльями посуду. Судя по всему, он уже утомился. Капризов не предвиделось, но дневной сон был коротким, да и день пестрел впечатлениями, как и все прочие. Я чуть улыбнулась, поглаживая его по голове. Взгляд сместился на часы, подвешенные над кухонной аркой. Время близилось к полуночи. Пора было собираться домой.
Уловив моё решение, Шейн хмыкнул:
— Гостевых спален хватает. Сменная одежда тоже в наличии для любого из вас. Предлагаю всё же заночевать здесь, а утром вернуться в кондо.
Я чуть покраснела:
— Не думаю, что…
— Виктория, это не стеснит никого, — он усмехнулся. — В ванной чистые полотенца. Средства гигиены тоже. Даже пелёнки оставались, если мне память не изменяет.
Пиф хмыкнула, поднимаясь из-за стола и собирая посуду:
— Полагаю, моя комната всё ещё не занята.
— Обижаешь, — картинно надулся Шейн, залпом осушив свой бокал и играя бровями. — Впрочем, могу занять её с тобой, если скучно.
Хохотнув, я поднялась на ноги, придерживая задремавшего ребёнка, растёкшегося по моему плечу. Геральд прихватил со стола цепочку с амулетом, скрывающим крылья. Нас провели по очередному коридору, показав комнату с двумя кроватями и очередными панорамными окнами. Судя по всему, терраса огибала пентхаус по всему периметру. Пришлось разбудить Гидеона, чтобы выкупать. Ребёнок недовольно хныкал, но успокоился быстро, едва оказался в чистом подгузнике под тёплым одеялом.
Я шагнула в чуть прогретую комнату, вытягивая шпильки из волос и пытаясь дотянуться до молнии платья на спине. В зеркале отразился неслышно вошедший Геральд. Тёплые пальцы спокойно управились с застёжкой и ткань с тихим шелестом осела к щиколоткам. Едва ли сейчас нам обоим нужна была близость в привычной форме. И всё же… Всё же забота была приятной. Демон снял со своего плеча пару переброшенных халатов и футболки с портретами Шейна — очевидно, концертные экземпляры для фанатов.
Он вздохнул:
— Вот уж не думал, что придётся его физиономию на себе носить. И всё же действительно лучше заночевать и утром поехать. В этом Шейн прав, — Геральд стянул свою водолазку и неожиданно замер, расстегнув ремень брюк. — Надеюсь, ты не против компании?..
— Отчего же… — я сняла бельё и шагнула в душевую кабинку, регулируя воду. — Спинку потрёшь?..
— Нарываешься, Уокер, — фыркнули за спиной. Снова задребезжала застёжка ремня. — Впрочем, почему бы и нет.
Приподняв брови, я улыбнулась, встав под душевую лейку. Демон присоединился спустя несколько минут. Что-то поколдовал с рычагами, и вода переключилась на потолочный кран. Тяжёлые горячие капли скользили по плечам и телу наравне с руками Геральда. Я чуть развернулась, подставив воде лицо, прикрыв глаза. Недовольное бормотание, волна коротких поцелуев, ласкающих мои губы.
Ответно сошедшиеся на плечах объятия, и он вздохнул:
— Всё больше думаю о том, что Пифия права. Мы действительно связаны. То самое «единство непохожих», которые имеют больше общего, чем готовы себе в этом признаться. Меня пугает только одно…
Он умолк, и я чуть подалась вперёд, прижавшись лбом к его щеке.
— Что именно?
Помолчав, Геральд отвёл взгляд.
— Почти всю свою жизнь я варился в ненависти. Питался ею, как бесконечным источником сил, которые нужны были для того, чтобы жить дальше. Вот только… — в очередной раз нервно поджатые губы очертили морщинки, — вот только объектов ненависти всё меньше. Я опасаюсь, что ресурс рано или поздно иссякнет, и я не буду знать, откуда черпать силы, ведь всё прочее давно не приносит достаточного запала.
Опустив голову ниже, я переваривала услышанное. Глупо было рассчитывать на то, что вектор его стремлений изменился за прошедшее время. И тем более глупо было надеяться на то, что причина жить хотя бы от части теперь связана со мной, с Гидеоном. «Просто связь, чтобы не рехнуться от одиночества. Секс ради секса и не более того. Явно не то, что я придумала себе, отыскав в душе отголосок утраченных чувств», — дёрнув подбородком, я потянулась к нише в кабинке, распаковывая сетчатую одноразовую губку и налила на неё немного геля для душа. Вспененная губка прошлась по плечам Геральда, оставляя мыльный узор на коже. Живот… Вернулась наверх. Из-под белой шапки пены показался тонкий давно затянувшийся шрам, оставленный Белиалом.
Поджав губы, я снова подставила лицо горячей воде, радуясь, что явное она скрывает. Осторожный разворот за плечо. Губку забрали, выводя на моей спине мягкие полосы гелем для душа. Всё происходило в молчании, и разговор перестал привлекать вовсе. Хотелось оказаться в постели как можно скорее. Обнять Гидеона…
Когда рука дёрнулась к вентилю душа, Геральд перехватил моё запястье.
— Партизан из тебя так себе… Нос от слёз покраснел.
— Пена попала, — попыталась отмазаться я.
Притянувшие ближе руки.
— Уокер, я тебе открою одну самую главную тайну этой новой жизни. Именно ты лишаешь меня всякой причины для ненависти, — чуть кривая усмешка на прижавшихся к моему плечу губах. — И ты же даёшь новую цель. Каждый чёртов день даёшь причину просыпаться и идти делать необходимое, чтобы этот ублюдок тебя больше не тронул. Чтобы он не убил мальчика. Это — сильнее ненависти. Порой достаточно чувствовать себя нужным, а не отброшенной в отбой картой мелкого номинала.
Я вздохнула:
— Мы такие же, как Пиф и Шейн, да? Сошедшиеся только для комфорта, но не умеющие любить до конца?..
— А есть ли смысл кричать о любви, если дела скажут больше?
— Иногда это нужно слышать, — голос чуть охрип, и я оглянулась через плечо. — Слова могут уничтожить и возродить. Ты знаешь это не хуже моего.
Геральд хмыкнул:
— Знаю. Просто ещё не время, Виктория. И не место, — он чуть картинно сморщился. — В чужом доме ползать за тобой на коленях в душевой кабине, признаваясь в любви до гроба…
Закатив глаза, я шлёпнула его по руке:
— Ты невыносим.
— Зато со мной весело, — хохотнул Геральд, перекрывая воду и покидая душевую. В мои руки угодило пушистое полотенце, за которое он потянул, притягивая меня обратно в тёплое кольцо рук. — Спасибо за то, что ты рядом, Уокер. Твоя сострадательность и доброта никогда не бывают унизительными. И это, увы, всегда будет притягивать к тебе и святых, и ублюдков, — поцелуй в уголок моего рта. — Пообещай мне только одно: научиться отличать одних от других.