Глава 18. "Последний Хранитель" (2/2)

— Без секса, — полукровка примирительно поднял руки, — даже пожелай я, сейчас у меня действительно нет сил. Если хочешь, можем даже не соприкасаться. Оставишь одежду.

«Будто тебя это остановит…» — вздохнула я внутренне, оставшись сидеть, но втянула ноги на постель, скинув туфли. В голове крутился слишком давно тревоживший вопрос, который я не рискнула бы задать в иных обстоятельствах.

— Почему ты выбрал меня? То есть… Ведь дело не только в нашем… В нашей совместимости, верно?

Маль вздохнул, откинувшись на подушки. Движение руки и люстра погасла. Остались только свечи с его стороны постели на тумбе в витом канделябре. Молчание затягивалось, словно он собирался с мыслями.

— Ты была первой женщиной, которую увидел Бонт. Теплое общение, попытки сфокусироваться позже на других… Провальные. Рейлин, с которой… — он поджал губы, мотнув головой, чтобы вытряхнуть воспоминания, — Та женщина, с которой я сошёлся, когда бойня закончилась, и мы победили Шепфа. Она была не той. Не тобой. Но стоит сказать, что вы были визуально похожи до той степени, что я мог бы перепутать. И не редко путал ночами. Она любила меня, возможно. Может, даже искренне. Но вот только я всё равно просыпался и засыпал мыслями не с ней, а с тобой. И сделать с этим ничего не мог. Это обижало её, и мы прекратили встречи. Не возобновили их и тогда, когда выяснилось, что удалось зачать. Ей была оказана вся поддержка. Полидор едва ли не жил в её доме, наблюдая всю беременность от начала и до конца, прислуга, всё, что требовалось по первой просьбе… Кроме моих визитов. Я больше не хотел ей лгать.

«И в итоге уничтожил обеих. Одну физически, вторую уничтожил морально… Почти уничтожил…» — я сглотнула, отвернувшись, стараясь не смотреть на него.

— Оправдание…

— Возможно. Однако, её больше нет, — ответил спокойно, словно о том, как выбросил прохудившийся ботинок. — Есть ты, и ты подарила мне Гидеона. Можешь ненавидеть меня и впредь, но это был единственный вариант твоего столь желанного материнства, Виктория. Только со мной. Только от меня ты могла без проблем родить. Нас связывает всё от крови до происхождения. Века стёрли запреты на эту связь, и она подарила этому миру новое начало, — Мальбонте прикрыл глаза, попытался закинуть руку за голову, но сморщился. — Дьявол… Давно до такой степени сильной боли не испытывал.

Я нервно сморщилась:

— Мне кажется, тебе лучше поспать. Необходимо вернуться к работе. Я не вытяну долгое время в одиночестве все обязанности. Архитектурное, судебное производство… Если я ещё возьму на себя твою роль, сил не будет, — голос стал чуть теплее, и я невольно улыбнулась. — Я всё ещё нужна Гидеону.

Он с усмешкой покосился на меня, но покорно закрыл глаза, расслабленно сложив руки на животе. Положение немного успокаивало и меня. Я всё же нормально устроилась на постели, хоть и почти с краю, прислонившись спиной к изголовью и подложив под крылья подушку. Подмерзали ноги, пришлось накинуть покрывало до колен. Я оценила позицию нашего положения — он дальше от двери, дверь балкона скрипучая, не уйдёт так, чтобы я ничего не могла сделать, если вдруг…

Пришлось мотнуть головой. От одной мысли, что безумие ударит, когда мы к этому не готовы, тело покрылось мурашками. И всё же успокаивающие ножны с клинком на бедре, внушали чуть больше покоя. «С другой стороны, нужно желать убить бессмертного. Смогу ли я действительно этого захотеть, если не почувствую непосредственной угрозы ребёнку?» — пролетело в голове. Ответ был, но уверенности в нём… ни на йоту.

— Расскажи что-нибудь, — неожиданно попросил полукровка.

Я вздрогнула от неожиданности. После тишины его голос прозвучал, как крик.

— Что именно?

— Не знаю. На твой выбор. События, которые я пропустил, как растёт наш сын, что-то о работе… — кривая усмешка, — Порой я чувствую себя владельцем какого-то предприятия, которое норовит выйти из строя, и без особой уверенности в своем «управляющем».

Скептически приподняв бровь, я поинтересовалась:

— У предприятий зачастую есть совет директоров, который может сместить номинального руководителя, если ты не знал. Боюсь, в твоём случае это не реализуемо, — впрочем, если только спустя восемнадцать лет…

— Зришь в корень… — он хохотнул, снова двинув рукой. В канделябре осталась гореть всего одна свеча, — Ну же, моя милосердная королева… Расскажи.

— Мне нечего рассказать. Сын растёт, работа движется, события… Ты пропустил суд.

— О сыне, — Мальбонте глубоко вздохнул, чуть повернув ко мне голову, но не открывая глаз. — Он силён?

Невольно улыбнувшись, я кивнула:

— Полагаю — да. Переворачивается сам. Зубы режутся… Крылья… У него очень сильные крылья, ты знаешь? Порой мне кажется, что первый полёт у него случится раньше первого шага, — я потёрла лицо руками, вспоминая мальчишку с двуцветными крыльями, который остался в моей комнате, — И он… он действительно взял лучшее от нас обоих. Ум, сила, красота…

Я рассказывала всё, что он пропускал, стараясь дистанцироваться. Почему-то считала, что это важно. Вспоминалось, как отец когда-то ходил со мной на кладбище, долго стоя у могилы матери и рассказывая о моих успехах. Словно Ребекка Уокер могла слышать что-то из того, что он хотел ей поведать. Мне было всего пять, и разговоры с надгробием вызывали лишь слёзы и сожаление, что матери нет. Позже, папа пытался найти ей замену, но так и не смог. Никто не вникал в мои проблемы так, как это делала бы мама, и он не делился с ними этим, постепенно теряя всякий интерес к своим партнёршам.

Слова лились медленно, тягуче. Сумрак спальни брал своё, заставляя глаза слипаться. Оставалась надежда лишь на неудобное положение, которое мешало заснуть. Глубокое спокойное дыхание сбоку подсказывало, что полукровка уже видит десятый сон. А я всё продолжала рассказывать, делясь с ним тем, что должен знать родитель. Всё тише и тише. Тяжелели веки, зевки учащались…

Длинный коридор, ведущий к залу совета серафимов. Настежь раскрытые высокие окна, знамёна, которые треплет ветер. Почему-то под широкими подоконниками едва ли не наметённые сугробы. Исчезла ковровая дорожка, ведущая к залу, и шаги гулко отдаются от каменных полов, резонируя щелчками каблуков от стен. Я иду… на коронацию сына. Ветер треплет полы платья, бросает в лицо волосы. Опаздываю… Мой мальчик сегодня вступает в право наследования миров.

Несоответствие скребёт глаз. Знамёна другие. Кажется, им не раз мыли полы во всей цитадели. И привратника нет. Тяжёлые створки подаются с трудом, но я распахиваю двери настежь. Вместо стола зала советов высокий трон, живой коридор из служащих, молчаливо взирающих на пустоту, которую я различаю издалека, словно колебание тёплого воздуха на морозе. Я должна быть рядом, стоять с ним. Там… Неуверенная улыбка, торопливые шаги, но словно натыкаюсь на невидимую стену, отскакивая, будто мячик для пинг-понга назад.

Двери балкона распахнуты, и в зале кружатся снежинки…

Так пронзительно холодно. Что-то колышется в памяти, но не успевает оформиться, потому, что…

Мальбонте выходит с золотым лавровым венцом в одной руке и мечом, с которого стекают бурые тяжёлые капли. Венец поднят им на вытянутой руке, и звучит молитва отречения от престола, передачи власти в молодые руки. Он усмехается, воздевая венец ещё выше, произнося речь о славных временах, которые ждут миры, когда новый правитель наконец сможет приступить к своим обязанностям. Саркастичная чёрная радость, сверкающая в антрацитовой черноте глаз, которые опутала паутина Тьмы Небытия. Триумф, который я видела трижды: согласие на нашей свадьбе, рождение сына, принятие власти, которую я прежде отвергала.

Но сейчас — нет.

Рука с венцом опускается к сидению трона, и марево воздуха сгущается в отрубленную голову черноволосого парня, чьи глаза оттенка чистейшей лазури смотрят мёртво в бесконечность. Венец, криво нахлобученный на короткие смоляные волосы кренится, но цепляется за ухо и остаётся на своём месте… из-за трона вытекает кровь, словно кто-то сорвал кран. Бурые капли сбегают по ступеням, подступая к ногам, окрашивая багрянцем подол платья и туфли.

Мой рот раскрыт в крике, но в зале слышен только смех Мальбонте и вой ветра за стенами цитадели.

— Наследник коронован, Виктория!.. — провозглашает монстр, — Вот только обязанностей своих он не исполнит никогда…

Тело дрогнуло, и я проснулась, глядя в белый подрагивающий потолок. Резко, до хруста повернутая голова, взгляд наткнулся на опустевшую постель. Хлёсткая волна паники выбросила из постели, заставляя путаться ногами в полах платья, одеяле. Нащупанная обувь, стремительный бег к прикрытой двери.

— Д-дьявол!.. — я отшатнулась от лестницы залитой кровью. Промятые латы, изуродованные тела…

«Помните — один крик о помощи, и события начнут развиваться с невероятной скоростью…» — вспомнились слова Миндера. Я набрала в грудь больше воздуха, но вместо крика, отчаянный тихий писк:

— П-помогите… — вторая попытка, уже больше похожая на призыв, — Помогите! ПОМОГИТЕ!!!..

Кажется, с последним словом, внутренний механизм пришёл в собственное движение, выключая истерику, оставляя ещё где-то позади, на более позднее время, если таковое когда-то случится. Дёрнувшись к лестнице, я вздрогнула, понимая, что пока добегу до своих покоев, непоправимое случится, если ещё не случилось. Зажатые ладонью нос и рот, чтобы перебить острый запах чужой крови, крови убитых Мальбонте охранников, и стремительный бег наверх по ступеням.

Поздно вспоминаю, что летать так и не смогла. «Планирование будет доступно…» — голос лекарши в памяти, — «Если не лететь с крыши башни на крышу, а сразу через балкон моих покоев — может, и получится». Мысли скачут в голове, когда толкаю… запертую дверь башни. Лицо меняется в оскале, и сила начинает плясать на пальцах искрами, автоматически формируясь в пару разрушительных импульсов. На остатках адекватности мелькает, что если и тут стоит заклинание подавления, то всё напрасно…

Удар, второй…

Головешки, оставшиеся от двери и куски камня из стены, вылетели на балкон, опоясывающий башню.

Думать времени нет. Только короткий расчёт траектории полёта, раскрытые крылья. Пробег к стене, спешно хватаясь за зубцы, отталкиваюсь ногами от камней. Ветер ударяет в ослабшие золотые крылья, и кажется, что веса моего они не выдержат, одно неверное движение — и камнем вниз. «Ты сможешь. Давай!» — окрик Ребекки изнутри. Упрямо поджимаю губы, вытягиваясь в струну, чтобы снизить сопротивление воздуха. Пара осторожных махов, отдающихся в спине безумной болью, но курс намечен, и восходящий поток подхватывает, словно перо, перемещая по воздуху к мраморному балкону.

Ещё пара махов и безумно долбящееся в груди сердце перекрывает шумом даже вой ветра, который своим звучанием напоминает тот похоронный вой из зала совета, где во сне проходила коронация. Разворот ногами вперёд, которые не дотягивают до мраморного парапета балкона моих покоев. Соскальзывают, и крылья, ещё недавно державшие в воздухе, как спасение, становятся едва ли не смертельным грузом. «Выдержу-выдержу-выдержу!» — вопль изнутри оглушает, когда пальцы успевают ухватить скользкий мрамор.

Подтянуться, пара махов крыльями, чтобы помочь себе. Больно, но уже даже внимания не обращаю, поскольку вижу через балюстраду фигуру, стоящую над колыбелью. Тело превращается в машину: подтянуть локти, перевалиться верхней частью. Платье слишком узкое — трещит, когда закидываю ногу наверх, но всё же удаётся уцепиться, и с грохотом рухнуть на пол балкона, тяжело дыша. На коленях к двери, разгибаясь едва ли не бегом, потому, что через стекло балконной двери слышен отчаянный детский плач.

Снова дёрнувшаяся сила, и два сгустка выплетаются в ладонях.

Удар плечом в створки:

— Отойди от колыбели… — хрипло прорычала я, глядя на полукровку, даже не шелохнувшегося после всего грохота.

В комнате пахнет кровью. Одуряюще. Бинты пропитаны кровью, и я очень сомневаюсь, что это его кровь. Поворот головы, смеривающий меня презрительной чернотой безумия. Резко вскинутая над колыбелью ладонь с импульсом, который, кажется, вытягивает тусклый свет ночника в свою утробу. Только разжать пальцы, и… Гидеон перестанет плакать. Навсегда. Мальбонте скрипуче смеётся, и на его смех этот звук не похож. В нём тысячи голосов тех, кто заперт в Небытие без своего Хозяина. Искажённое оскалом лицо, в котором плещется… пустота.

Думать времени нет, лишь оцениваю траекторию удара, делая всего несколько шагов ближе, выпуская импульсы с обеих ладоней. Удар сносит полукровку с места, впечатывая в рассыпающийся шкаф, опасно кренящийся, готовый упасть и погрести под собой.

— Виктория!.. — откуда-то с лестницы, дверь на которую распахнута.

Смотреть нет нужды… Два боевых десятка архангелов убиты…

— Помогите!!! — снова то ли писк, то ли визг.

Шаги ускоряются, сопровождаясь отборной бранью.

Гидеон продолжает надрываться оглушительным плачем, когда я бегом несусь к колыбели, подхватывая ребёнка, прижимая к себе. Рука автоматически ныряет под перину, нащупывая мешочек с содержимым. Сжатая пальцами горловина, и несколько шагов к двери.

Удар в бок заставляет повалиться на пол, едва перевернувшись, чтобы не упасть на ребёнка. Удачная попытка подстраховать, чуть перевернуться. Треск костей в крыльях, треск костей бедра. Подняв глаза, наблюдаю, как с занесённой над головой полукровки ладони готовится сорваться импульс силы прямиком в моё лицо. Перед глазами не пролетает жизни. Снова паническая мысль, что ребёнка я не спасу. Всё так бестолково закончится…

Над головой пролетает отчаянный крик боли, и Маль вздрагивает, разворачиваясь, и выпуская импульс, но в сторону. Взгляд мечется с высоченной фигуры на Торендо, стоящего позади правителя с обагрённым мечом. Ещё один замах, но сталь перехвачена голой рукой, сгибается, под силой горячих пальцев, словно плавится от их жара. Он разворачивается полностью, открывая глубокую рассечённую рану, пересекающую клеймо, словно перечёркивающую его.

— Виктория, на балкон! Улетайте!.. — проорал серафим.

Нет времени даже кивнуть…

Резкий перекат на колени, придерживая вопящего ребёнка, мешочек, как спасение, зажат в ладони. Боковым зрением улавливаю, как серафим, словно брошенный мяч, пролетает через всю комнату, ударяясь в стену, и оседая под ней на полу с болезненным криком. Хочется броситься на помощь, но всё то же боковое зрение подсказывает, что полукровка в несколько шагов настигает, и лучше торопиться.

«Жить в нынешнем кошмаре страшнее, чем погибнуть в бою для любого из тех, кто взялся вам помогать…» — снова воспоминание о недавнем разговоре. Внутренне попросив прощения за свой побег, я торопливо метнулась к распахнутым створкам балконной двери, оскальзываясь на осколках стекла, и стараясь не поранить Гидеона. Грохот тяжёлых шагов позади вводит в ступор. Снова дежавю — словно по каменным полам раздаётся грохот копыт, не вяжущийся с частотой человеческой пары ног. Ускоряется…

Собственные ноги уже встали на парапет, крепче притиснутый голосящий ребёнок, шаг вперёд, и…

Дикая боль в крыльях, у основания которых сходятся, выдирая перья и кости из спины, горячие пальцы. Издав болезненный вопль, я дёрнулась вперёд по инерции, чувствуя, что спину обожгло горячей кровью. Хруст, шелест разлетающихся перьев, подгоняемых ветром. Попытка втянуть обратно на балкон, чтобы завершить начатое. Снова скрип костей, и рык из-за плеча, оглушающий многоголосьем:

— Оставь… моего… сына…

Страх, боль… Всё перемешалось, скользящие ноги по мрамору, боль от очередных переломов. Позади послышался глухой удар, и крупные руки… дрогнули, доламывая кости, вырывая крылья. Я накренилась вперёд, чувствуя, что начинаю падать, и спасения нет. Равновесие было утрачено, и последнее, что я видела за своим плечом, Торендо с остервенением бьющего по лицу Мальбонте канделябром. Всё как в замедленной съёмке падения вперёд. Три сотни футов падения с ребёнком в руках и всё закончится… Для обоих…

Голова дёрнулась вперёд кувырком через тело, нелепая попытка, надежда хоть как-то уберечь, и падение бескрылой спиной вперёд, глядя на то, как ребёнок с остервенением работает собственными крыльями… Я готова была разжать руки, молясь только о том, чтобы ему хватило сил улететь. «Он ещё слишком мал, чтобы выжить…» — отчаянно пронеслось в мыслях.

Падение на невероятной скорости, зажмуренные глаза и последняя мысль: «разожми руки, пусть спасётся…».

Удар под травмированную спину и колени, в бок, падение, прервавшееся жёсткой посадкой в чьи-то руки. Скорость полёта вниз замедлилась, послышался такой отчаянный грохот работающих на пределе сил крыльев, что я готова была оглохнуть. Агрессивный рык над головой от натуги, и скорость окончательно замедлилась, чтобы спустя секунду неожиданный спаситель нырнул под тень деревьев парка цитадели.

— Догнать!!! ЗАБРАТЬ НАСЛЕДНИКА! КОРОЛЕВУ УБИТЬ!.. — пролетело сверху.

Я до хруста задрала голову наверх, прижимая к себе уже хрипло орущего от страха Гидеона, видя, как с удаляющегося балкона падает высокое тело с изломанными золотыми крыльями. Неизвестно, сколько пятен крови было на и без того алой мантии серафима Торендо, но вот его тело скрылось в кустарнике у подножия башни.

«С такой высоты он не выжил…» — я зажмурилась.

— Уокер, прекрати орать, пока я не оглох… — прохрипел Геральд.

Захлопнув рот, я всё же взглянула на сосредоточенное лицо бывшего преподавателя, действующего спасителя и того самого «подготовленного бойца», о котором с таким пылом вещал Миндер.

Голос охрип от криков, и я лишь хрипло, заикаясь смогла выдавить набор непонятных звуков.

— А-а… — попытка не разреветься от страха, который снова сдавил горло удавкой, — Как?..

— Потом. Мальчишку держи крепче. Лететь долго, — оборвал демон, с натугой работая крыльями и уворачиваясь от веток деревьев.

Ветер пах кровью и болью…

А ещё спасением и свободой…

Я чуть повернула голову, выглядывая из-за плеча Геральда и наблюдая за тем, как в воздух у границы купола цитадели поднялись ещё три фигуры с тёмными крыльями и ношами в руках. Демон изменил траекторию полёта, взяв чуть южнее, остальные цели рассредоточились, улетая в разных направлениях, чтобы запутать следы. В темноте почти не различимые. Когда деревья закончились, и мы пролетели купол, тот словно взорвался изнутри, опуская тяжёлую последнюю метель, предшествующую весне. «Обманки», как и мы, скрылись за снежной пеленой…

В метели, которая укутывала нас от преследования чудились боевые десятки стражей, выполняющих приказ. Даже после того, как их собратья по оружию пали в кровавой бане, пытаясь оградить наследника мира бессмертных от обезумевшего правителя. Хотя бы из страха лишиться жизни следом. Снег забивался за шиворот, путался в волосах, присыпал одеяло, в которое я отчаянно кутала ребёнка, в надежде, что удастся согреть, до тех пор, пока мы не окажемся в более тёплом месте.

Геральд молчал, упрямо глядя сквозь метель перёд, стараясь поминутно менять направление движения, то снижаясь, то взлетая выше. Сглотнув, я крепко прижала к себе всхлипывающего сына, ещё не до конца веря в то, что побег всё же удался…