23. Глава Третья. Загадка про Волков и Овец. Часть Двадцать Третья (2/2)
— По протоколу, — наконец, неуверенно начал парень, осматриваясь по сторонам и явно не желая выдавать эту информацию. — Стадия расследования может наступить только после объявления о нахождении тела. Система срабатывает автономно, когда трое и более человек-
— Так почему тогда она сейчас не сработала? — рычишь ему ты.
И это отнюдь не похоже на твоё обычное поведение. Ты сам бы, наблюдая за собой, был сейчас ошарашен. Вот только к этому моменту тебе уж наплевать. Твои маленькие, крохотные, детские кулачки, как и всё остальное тщедушное тельце, трясутся, не в силах отыскать для разрушительной энергии выхода. Сегодня, сейчас сдержанность и спокойствие — вовсе не про тебя. Маски были оставлены. Ты пока что не плачешь, но сегодня был очень близок. Не раз. Впервые за долгое время.
— Ну, очевидно же, — спокойно произнёс Морти, смотря на тебя, — что двое или менее человек что-то сделали с телом. Пока что я сам не до конца понял, в чём был секрет. Жизнь на вашем корабле шла своим чередом. О том, что здесь что-то неладно, вообще начал понимать незадолго до твоего звонка! Из-за странностей в поведении отдельных личностей. Придётся отсмотреть всё по камерам… но если тело было тем или иным образом уничтожено к этому моменту, как и сопутствующие улики, получится… — парень вздохнул. — Устроить Суд на пустом месте будет вне моей компетенции. Я попросту этого не смогу.
— Вне твоей компетенции? — тупо переспрашиваешь ты. Мир вокруг стремительно теряет краски. — «Не сможешь»?
— Ага. Я тут на позиции… кого-то вроде модератора, если можно так выразиться, — Морти рассматривает свои ладони. — Много чего могу и умею, но вот заправлять распорядком судов и прочим — вернее, устраивать сам ход мероприятий, менять базовые алгоритмы в нём или что-то вроде того — было её делом, и все настройки заточены под неё. Сейчас, — парень усмехнулся чему-то, — рядом со мной этой безумной женщины больше нет. Выкручиваемся, как умеем.
— …
— Поэтому я поздравляю. Твои друзья немного обманули систему. Раз в год и палка стреляет! Такое тоже случается. А если вдруг захочется обрушить на их головы пресловутую справедливость и сторицей вернуть причитающееся, тогда тебе, скорее всего, придётся, — у Морти на губах опять расцветает знакомая, торжествующая улыбка, — …убить ещё раз.
***</p>
Ты уже знаешь, кого можно обвинить в доброй половине всех твоих нынешних злоключений. Это как минимум. Та чудаковатая дама-вожатая тебе и раньше не казалась оплотом адекватности на корабле (тогда ещё — в Доме) за некоторые её решения, далеко нет, отнюдь. Сейчас же у неё всё на лице написано.
Всё то, что можешь прочитать только ты.
И если бы лишь у неё одной.
Не надо хорошо разбираться в людях и их психологии, или же уметь находить некие тайные знаки и читать между строк, чтобы понять: каким-то образом она ещё и глупого ребёнка с собой в это втянула. Саёри совершенно не умеет прятать разрывающие её в связи с этим эмоции. Не скажешь за других, но тебе это видно. Это дитя, как показал ваш скромный опыт общения, не знает настоящей жизни от слова совсем и продолжает носить розовые очки даже в ситуациях вроде этой. Таких-то как раз обычно очень лёгко убедить в чём бы то ни было, всего лишь использовав пару броских и ярких фраз.
Бедная, глупая девочка.
Тем более, что сама Ольга, в силу своих некоторых… особенностей умеет заливать людям сладкий яд в уши. А ещё лучше может только работать с детьми.
Она должна понести наказание. За то, что, непонятно чем руководствуясь, загнала тебя в угол. Впервые, когда в этой чёртовой жизни ты видел смысл.
Вопрос-то изначально был довольно простой: или подохнуть, прорываясь к мечте, или выжить, оставив всё позади. Два варианта, любой из которых в случае честного столкновения интересов казался достойным. И за любой из которых хотелось бороться. Оставшись же у пустого корыта даже теперь, ты с каждой минутой всё отчётливее понимал, насколько же сильно хотел этот, пускай даже последний в твоей жизни, пускай и не равный, бой. Он был тебе необходим, словно вода — нет, даже как воздух: какой-нибудь логичный финал в твоей истории.
А вместо этого осталась только стагнация.
Тупые разочарование и отрешённость от всего мухи, застывшей в янтаре. Безразличие. И так всегда шла твоя жизнь! Едва ты за что-то возьмёшься. Забавно, правда? Невольно вспомнилась попытка вышибить себе мозги, когда пистолет вдруг заклинило. Разом. Ей-богу, хоть на помойку выбрасывай. Или твоя (предполагаемая) последняя ванная с включённым феном в обнимку одним дождливым вечером — а много ли такому маленькому тельцу заряда нужно? — когда во всей округе вдруг пропал свет. Минутой бы позже… такое ощущение, будто у самой Смерти ты, Рёма Хоши, был всегда в чёрном списке: ни за что и никогда не приходить к этому человеку.
Новый мотив будто бы специально был призван всё усложнить, довести до абсурда! У тебя не было больше возможностей тет-а-тет поговорить с ехидным Морти, но было ощущение, что всю эту тюремную круговерть он ввёл только ради того, чтобы тебя позлить. Тогда у него получилось! Пускай твоей новой целью и станет вовсе не он.
План даже близко не получался таким простым, как предыдущий: небо и земля. Естественно, больше всего тебя утомляли, доводили до полного душевного истощения эти прогулки по вентилляции, которых пришлось сделать уж гораздо больше одной. Узнать все маршруты, запомнить их, оставить метки, подслушать разговоры, из коих станет понятно, когда жертва будет одна и наиболее беззащитна. Продумать орудие убийства. Плюс, на протяжении всего пути не переставать отсчитывать время, чтобы успеть вернуться назад до отбоя, тем самым не навлекая чьих-нибудь подозрений.
Но… знаешь, оно всё-таки того стоило.
***</p>
— О, Саёри, зашла за-, — кажется, вожатая сама не верит сначала собственным ушам, а потом и глазам, едва оборачивается. Ибо сегодня Ольга явно не ждала к себе гостей из вентилляции. Кажется, она собиралась переодеться ко сну, но, слава богу, не успела начать сей щепетильный процесс. Иначе получилось бы… крайне неловко. — А ты что здесь делаешь?! — застыла она в полном недоумении, прижав к груди некую книжку, словно дорогое сокровище.
Но всё-таки поняла. Это хорошо — тебе не хотелось бы тратить на неё лишние слова. Хотя…
Дурак догадается.
Взгляд девушки вмиг прояснился:
— А-
Быстрее, чем она могла бы успеть среагировать и поднять тревогу, ты уже добыл своё орудие. Всё правильно. Лёд. Ведь скорости и ловкости тебе всегда было не занимать. А стены тут вряд ли звуконепроницаемые — так что время дорого.
При помощи прихваченной тобой заранее книжицы импровизированный снаряд уже спешит в полёт: недаром все зовут тебя Абсолютным Теннисистом. Хоть сам ты уже давно таковым себя не считаешь, опыт-то всё равно не пропьёшь.
БАХ!</p>
…Тебя пронзает лёгкая оторопь, когда посланная тобой в бой «пуля» встречает перед лицом вожатой преграду — ту самую, крепко сжимаемую в её руках, книжечку.
Импровизированная защита мгновенно улетает из её рук в неизвестном направлении, так что теперь ты можешь созерцать напротив себя разгневанное лицо перепуганной леди, готовой перейти к решительным действиям. Её длинные русые волосы разметались в разные стороны. Тело — натянутая струна. Да, сразу видно, дамочка не только болтать умеет: в гневе она хороша. Прекрасна даже. Она успевает отправить «ответку» тебе.
Тебя восхищает это.
Но долго полюбоваться сей красотой тебе, увы, не дано: снаряд уже прилетает назад к первоначальному отправителю, весьма больно огрев тебя по голове. Даже искры из глаз полетели. Ч-чёрт… а ведь когда-то тебя звали Хоши Неуловимый. Сдаёшь.
Но это была и её главная ошибка. Отбей Ольга снаряд куда-нибудь в другой конец комнаты — пожила бы подольше. Кто знает? Возможно, даже смогла б убежать.
— Мне жаль, — сухо говоришь ты, когда запущенный вперёд с невероятным ускорением кусок льда с треском пробивает её коленную чашечку. — Но так будет быстрее.
Хотя, конечно же, всё это наглая ложь. После уже пережитого, прямо сейчас… как ещё возможно иначе?
Никого тебе больше не жаль.
Издав непонятный короткий не то вскрик, не то стон из-за боли, вожатая оседает на одно колено, словно подкошенная, точно преклоняясь, прямо напротив тебя. Обессилевшая, закусившая губу от мучения, она будто сама не понимает ещё, что же произошло.
И уже не поймёт.
— Прощай.
Следующий удар для неё оказался последним.
***</p>
Вопреки былым надеждам и ожиданям, долгожданный Суд ты встречаешь уже без особого рвения. Куда более интересным и захватывающим на практике оказался сам процесс. Процесс того, чтобы попасть сюда. И вот ведь она — кульминация. Прямо здесь!
Какие-то чувства по этому поводу?
Их нет.
Осталось только желание всё закончить. Наконец-то.
Хоть как-нибудь.
Какое разочарование.
Тебе грустно и почти что до боли противно слушать, да и просто видеть постоянный плач несчастного ребёнка, доведённого до последней стадии отчаяния сладкими речами и убеждениями злостной вожатой. Кто знает, было бы у вас больше времени и возможностей — должно быть, ты бы поговорил с Саёри и объяснил ей, как на самом деле работает жизнь. Порой тебе этого очень хотелось. Но вы оказались по разные стороны баррикад.
Как печально.
Однако… потом… будто что-то в ней вдруг изменилось. А скоро ты увидел эту глуповатую, не вызывающую в тебе ничего, кроме остатков сострадания, девушку совсем с другой стороны.
Так бывает?
И то, что последовало за этим… в твоём нынешнем понимании оказалось даже намного лучше, чем секс. Куда сладостнее.
Таких противостояний, таких битв умов у тебя уже давно не случалось, если когда-то они вообще имели место. Где? С кем?! Припомнить не получается. Хотелось и смеяться, и плакать. Хотелось и втоптать настырную оппонентку в землю, и трижды раскланяться перед её находчивостью. Хотелось продолжать эту дуэль вечно… и закончить её, несмотря ни на что.
Победой или поражением.
Потому что вот это — всё то, к чему ты так стремился. И чего был жестоко лишён. Финал твоей истории в любом случае оказался запоминающимся, ярким, неповторимым впечатлением для тебя… а за такое не жалко и умереть.
С улыбкой на устах.
***</p>
Пора.
Когда собравшаяся публика единым фронтом, уже практически не колеблясь, отдала свои голоса за теннисиста (за спящую Саёри отметку заботливо поставил Рантаро), довольный голос Морти, льющийся из динамиков, торжественно провозгласил:
— Я снова поздравляю вас! Вы верно отыскали преступника. И для тебя, мой дорогой Рёма Хоши, сегодня припасено особое наказание…
Сам Рёма с вызовом поднял голову на огромный монитор перед ним, откуда нагло ухмылялся организатор. На маленьком личике прорезалась усталая полуулыбка:
— Тогда не затягивай.
Он собирался уйти с достоинством.
Пришло Время Казни!
Виновный: Рёма Хоши
Наказание: Hated by Life Itself
…Одно не особенно большое металлическое щупальце схватило уж заждавшегося Хоши в охапку, обвив маленькое тщедушное тельце и стремительно потащив его прочь. Всё дальше от публики, никто из которой уже не пытался схватить его и утянуть обратно — большинство теперь спокойно взирало на Рёму с казавшимся безразличием во влажных глазах.
Он сам выбирал для себя этот путь. Сам хорошо знал все свои риски.
Вперед и вперёд, мимо огромного монитора с застывшим Морти, мимо небольшой лужицы не отмытой крови с застрявшим в ней роботом-чистильщиком, оставшейся здесь аж с прошлого суда. Пока не утащило в открывшееся в стене отверстие, которое тут же захлопнулось следом за ним. Всё остальное же невольные зрители могли наблюдать уже на экране.
…Хоши оказался в маленькой, почти пустой комнате с жёлтыми стенами. Всем тут же невольно вспомнилась первая казнь, мгновенно поднявшая мерзкий ком в горле, но… что-то упорно подсказывало: организаторы здесь не повторяются. По-крайней мере, очень стараются сделать шоу непохожим на что-то другое. Подвох может быть в чём угодно.
В самом же помещении, помимо, собственно, Рёмы, находилось только некое устройство, напоминающее торговые автоматы в любом из больших магазинов. Разве что, нутро не прозрачное и в обхвате штуковина будет пошире: большая, блестящая, с виднеющимися кое-где разводами крови. И совсем неподвижная. Пленник задумчиво оглядывался по сторонам, но ничего более не происходило. Ничего в этой комнате пока ещё не попыталось убить его или хотя бы нанести вред.
Затем он вдруг заметил монетки, разбросанные у его ног на полу. Задумался, пожал плечами. В глазах появилось угрюмое выражение: «это какой-то квест?». Рёма собрал их. Самые внимательные смогли даже отметить: монет оказалось четырнадцать.
Едва приговорённый закончил распихивать богатства по своим карманам, как кое-что в этой комнате изменилось. Машина вдруг включилась, озарив пространство весёлыми огоньками. Откуда-то заиграла восьмибитная музыка. В передней части устройства стали заметны надписи.
И самая большая, почти во всю верхнюю часть, весёлыми пёстрыми буквами, радушно гласила:
«ВыбЕрИ СвОю СмЕРтЬ!»</p>
Внизу начиналось довольно обширное перечисление.
Самым верхним и самым дорогим по совместительству здесь значилось:
«Прыск «Дурачком» в лицо! Мгновенно и безболезненно. Стоимость — всего 15 монет».
Хоши с тоской пересчитал все свои богатства. Правильно. На то, чтобы уйти с максимальным комфортом, всего лишь одной не хватает… он что-то пробормотал.
Самой дешёвой, всего за одну местную денежку, здесь значинась «Смерть от удара ножом в живот». Оно и понятно: достаточно противная рана — её ты и не вылечишь толком, и мучиться придётся от неё будь здоров. Несколько часов прежде, чем сможешь спокойно уйти — это запросто.
А между первым и последним имелось много вариантов самой разной степени (не)практичности и (без)болезненности. Естественно, всё за разную цену. В зависимости от тарифа «комфорт».
Удар электричеством, для примера, стоил аж десять монет. Выходит, всё-таки относительно лёгкий способ, хотя казалось бы. Пуля в висок — ни тебе, ни мне — шесть. За петлю на шее здесь просили четыре, а за две можно было получить розги…
Хоши не стал долго думать и выбрал пулю. Как самый практичный, достаточно недорогой способ.
Едва Рёма опустил в отверстие достаточное количество монет, в открывшемся на корпусе углублении вдруг мелькнуло дуло — звонкий выстрел сотряс помещение — и…
Теннисист чуть слышно выругался.
Пуля пролетела плюс-минус на уровне головы обычного человека. А ему даже шапочку не поцарапало. Даже ветерок не задел. Зато на, судя по всему, достаточно практичное и быстрое электричество уже не хватало…
Кремация живьём и медленное обморожение стоили столько же. А из доступного и мало-мальски притягательного здесь имелось всё то же повешение, старая добрая классика. Делать нечего.
…Петля соскользнула, лишь только чуть приподняв хлипкое тельце. Похоже, почти вся потеха здесь была рассчитана на человека стандартного роста, а прочим «меньшинствам», чтобы уйти в свой последний путь, придётся здорово попотеть. Да ещё и денег уже меньше половины осталось. Что могут предложить здесь за 4 монеты?
Столь ненавистное Рёмой утопление — и то стоит пять! Остались только розги и… удар ножом в живот? Довольно негусто. Но делать нечего. И Хоши стало абсолютно всё равно, что дальше с ним сделается. По некой, ещё даже ему самому не до конца открывшейся причине, Рёма, уже порядком начавший нервничать, вдруг выбрал розги.
«Простите! Аттракцион временно не работает. Деньги не возвращаются».</p>
Тогда, с выражением неизбывного страдания на лице, вконец отчаявшийся Хоши прибёг к последнему варианту. Единственному оставшемуся у него выбору. Блестящее, новое лезвие со свистом вспороло воздух немного в стороне от него (зато хотя бы на уровне, соответствующем его росту, что было само по себе приятно — хоть что-то организаторы всё-таки сделали правильно).
Осталась последняя, единственная монета, зато теперь Хоши точно знал, где нужно встать, чтобы сработало! Засовывая последнюю денежку в паз своей дрожащей ручонкой, измученный, утомлённый, он был готов уже даже к такой страшной смерти — свернуться в углу калачиком и несколько часов горько страдать, пропитыввая всё вокруг собственной кровью… в конце концов, это не так уж и отличается от его нынешней жизни. Лишь бы уже хоть какой результат.
Монетку получилось отправить в паз только с третьего раза.
Когда лезвие встретилось с его животом, бедняга истерически расхохотался: нож просто смялся, что твоя мягкая игрушка. Он был бутафорским.
— Пожалуйста… — Хоши плюхнулся на колени и срывающимся голосом заговорил, обращаясь к бездушной машине. — Просто… дай мне уже умереть. Хоть как-нибудь.
Из его пустых глаз побежали слёзы.
Устройство безмолвствовало. А едва оно поняло, что денежки в него опускать больше не собираются, как что-то в железных мозгах снова сработало и зловещий механизм тут же погас, вновь обратившись бездушным куском металлолома.
— Мы так не договаривались, дьявол тебя раздери!!! — наверное, впервые в своей нелёгкой жизни вот так вот, раненым зверем заревел Рёма Хоши. А потом ударил кулаком по ужасной машине. — Неужели ты не можешь просто взять и убить меня? Просто, наконец-то, прикончить, и всё?! Так ведь эта ужасная игра и работает!
Даже у тех, кто смотрел это через экраны, по спинам пробежали мурашки.
Несмотря на то, что вся публика ожидала, затаив дыхание, чего-то куда более ужасающего, тошнотворного и кровожадного, бесспорно, каждому из невольных зрителей захотелось отвернутся, когда абсолютно живой и невредимый Рёма Хоши с чудовищным грохотом начал биться головой о металлическую поверхность. Снова и снова разбивая в кровь лицо, костяшки кулаков, голову… он даже не кричал что-то — он уже давно позабыл всякие слова и просто выл, выл, рычал, жалуясь на свою нелёгкую жизнь, сбросив оковы человечности, спокойствия и безразличия.
Никто не оказался готов увидеть Рёму Хоши таким.
***</p>
Примерно через пару-тройку минут подобного душераздирающего зрелища картинка, наконец-то, сменилась, и на экране вновь появился спокойный, как ни в чём не бывало, Морти. Он медленно обвёл взглядом собравшихся и заговорил:
— Теперь же, когда виновный, наконец, получил надлежащее ему наказание, я думаю, мы на сегодня зако-
…его рассуждения оказались прерваны весьма неожиданным появлением. Здесь даже у привычной к достаточно многому Моники челюсть невольно отъехала. Девушка сжала дрожащие кулаки и чуть отступила, не в силах найти подходящих слов к этому.
Лишь Миу Ирума осмелилась высказать всеобщий повод для недоумения:
— Ебать. Ты как из палаты выбрался?
Однако на вразумительный ответ она могла больше уже не рассчитывать. Только не теперь.
— П-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-х-ха-хА-Ха-х-ха-А-а-А…
Снова и снова бормоча что-то неразборчивое и продолжая как-то совсем уж надломленно, истерически хохотать, навстречу своим бывшим соратникам, будто бы недострелянный зомби со всмятку разбитым лицом и посиневшими от гематом руками, шатаясь, шагал Рёма Хоши. Он появился живым из той самой комнатки, куда какое-то время назад уходила Нацуки. С тем, чтобы уже никогда не вернуться.
Держась за разбитую голову и ошалело вращая залитыми кровью огромными глазами, убийца, казалось бы, едва стоял на ногах. И явно крайне плохо воспринимал происходящее.
— Ч-чувак, — Зен глазам своим не поверил, тупо таращясь на плетущегося в их сторону живого, по сути, мертвеца, которым стал человек перед ними. — К-как ты вообще-, о нет, о боже.
Закончить свою мысль он не успел, ибо прямо на его глазах то, что некогда было Рёмой, как-то умудрилось поскользнуться на оставшихся с прошлого суда каплях засохшей крови. Он рухнул на застрявшего там же робота и начисто разбил себе об него голову. Под телом в районе забавной шапочки, пропитывая одежду насквозь, лениво начала расползаться уродливая тёмно-алая лужа. В подтверждение вот теперь уже окончательной смерти бедняги по залу разнеслось оповещение о нахождении тела.
— Я надеюсь, нам, хех, не придётся сейчас ещё один суд устраивать?.. — очень нервно протянул Люсиэль, крайне неуверенно хохотнув.
***</p>
— Осторожнее, вот так вот… — пропуская всех прочих вперёд, по направлению к лифту, Рантаро единственный задержался на своем месте, чтоб поудобнее обхватить по-прежнему беспробудно спящую Саёри, случайно прилепившуюся к нему, облокотившись. Она же, по совместительству, оказалась сейчас единственным живым человеком на этом проклятом корабле, которому посчастливилось не увидеть… некоторое безумие. — Н-да уж, повезло тебе.
Амами с сожалением оглянулся на тело несчастного Хоши, а после, пожав лечами, поднял свою ношу на руки. На практике Саёри оказалась чуть тяжелее, чем он себе представлял. Почувствовав перемену положения во сне, девушка чуть слышно промычала что-то, а после вяло подёргала ножкой.
К счастью, поездка наверх оказалась недолгой и лифт привёз точно туда, куда и полагается — на этаж с каютами.
— Отлично, — произнёс, наконец, Рантаро, уже выходя на этаж, следом за всеми. По правде, несмотря на такую приятную ношу, руки от неё уже начинали здорово уставать. — Теперь мы пойдём домой.
— Ага. Н-не так быстро… — Не успев даже отойти подальше от захлопнувшихся створок, он вдруг напоролся на строгий (но вместе с тем заметно встревоженный и неуверенный!) взгляд хмуро преградившей дорогу Юри. — Д-давай, всё, иди. Дальше п-понесу… я-я.
Амами с трудом подавил улыбку от умиления тем, какой серьёзной и строгой она пытается сейчас показаться. Или как тоже хочет проявить заботу о ком-то, запугав своим суро-овым видом всяких предполагаемых нехороших посягателей… хотя сама опасается их куда сильнее. И рядом больше нет надёжного плеча Моники (та, как и все прочие, давно куда-то ушла), которое могло добавить ей немного уверенности в случае чего.
Он хмыкнул:
— Я помню, как ты носишь… ну, всякие тяжёлые грузы. Знаешь, лучше не надо.
— Ну да, потом после Юсона очень долго спина болела… — чуть слышно прошептала себе под нос задумчивая тихоня.
— Что?
— Ничего, — она обиженно кивнула на мирно спящую в его руках Саёри. Продолжила немного увереннее. — Ты только что попытался её споить.
— …Сказал мне человек, который точно не махал перед её лицом остреньким лезвием всего один суд назад, — тихо промурчал себе под нос Амами.
Заметил, что Юри услышала его и здорово напряглась, вздрогнув всем своим телом, как после хорошенького удара под дых. От бледного лица тихони мигом отхлынула вся кровь:
— Т-ты…
— Ну, — поняв, что сейчас ляпнул лишку, Рантаро вдруг поспешил реабилитироваться, с улыбкой взглянул на свою милую ношу. — Уж лучше пусть она попробует всё это здесь, среди своих давних товарищей, на смертельной игре, чем будет с незнакомцами и на улице.
— Очень смешно, — сердито фыркнула Юри, но всё-таки чуть-чуть улыбнулась. Задумалась ненадолго, осмотрела пустой коридор с дверями по обе стороны. — Е-если тебя это, правда, волнует… я собираюсь остаться с ней, пока она не проснётся.
— Какое совпадение. Я ведь тоже, — вооружившись хитроватой ухмылкой, Рантаро пожал плечами, явно намереваясь обойти эту симпатичную преграду.
— Просто, чтобы… чтобы ты знал!.. — тихоня потешно надулась, набирая в грудь побольше воздуха и явно собираясь сказать что-то, не пропуская его вперёд. В конце концов она сумела набраться смелости. — Я таких людей… вроде тебя… з-знаю, — вдруг Юри неуверенно уставилась в пол, потирая затылок. На щеках у неё проступил виноватый румянец. — Богатые и изнеженные. Хотите только… о-одного. Используете несчастную девочку, обесчестите, только чтобы после бросить её… и в-всё.
Едва не забыв о своем важном грузе, Амами чуть в голос не расхохотался. Затем, подавив столь внезапный порыв, он всё-таки отозвался:
— Грешен. Раньше, ещё до попадания в смертельную игру, я, признаться, частенько практиковал подобное. С отдельной категорией людей. Вроде вашей Моники. Было весело разводить их, а потом бесить и не брать трубку.
Сердитый взгляд Юри без слов сейчас отчётливо доносил: «ну, так и иди тогда к ней».
— Но, что-то мне подсказывает, конкретно вот с Моникой это здесь едва ли сработает, — Амами пожал плечами, продолжил намного серьёзнее. — За время пребывания бок о бок со смертью появилось у меня нечто вроде чутья… и, знаешь, в случае неё… жизнь дороже. Я на самом деле Зену не особо завидую.
После его слов Юри и сама будто о чём-то задумалась.
— А ещё, — Рантаро лучезарно улыбнулся ей. — Если уж начался такой разговор, то, когда надо, этот парень умеет держать себя в руках в окружении дам, уж поверьте мне. Вам будет очень трудно меня удивить. Я где-то до шестнадцати лет рос, воспитывался и даже спал с сёстрами.
— …
— ?..
— Хватит. Просто отдай её.
— Не-а.
— Я заставлю! — вмиг нахмурилась Юри, делая шаг вперёд.
— Нет. Ты уронишь.
***</p>
В конце концов, отбить эту «несчастную жертву» у коварного Рантаро с её богатыми навыками красноречия и убеждения Юри так и не смогла. В итоге, после недолгой дискуссии, никак не желавшие уступать друг другу стороны выбрали тот вариант, который каждого устраивал немного больше оставшихся прочих. И это — сидеть в комнате Саёри, ожидая её пробуждения, сколько потребуется… вдвоём.
Немного подумав, Юри предложила заварить на двоих своего любимого чаю. Рантаро же полушутя позволил это только в его присутствии, а то мало ли что. Встречное предложение вскоре оказалось одобрено. И вот они сидели посередине комнаты, на полу, в каюте Саёри, используя в качестве импровизированного маленького столика небольшую тумбочку, заботливо поставленную Рантаро между ними.
И наслаждались горячим напитком.
Взгляд Юри, то и дело скользящий по нему в начале их разговора, только и кричал, что о большом недоверии. Однако чуть позже, во время подготовки к чайной церемонии, взор всё-таки немного смягчился, да и сама девушка в процессе своего любимого дела, заметно расслабившись, казалась уже не такой замкнутой, как чуть ранее.
— Я… вряд ли решусь об этом с кем-то потом заговорить, — вдруг произнесла Юри, вновь отхлёбывая из чашки. — Да и ребята могут не так понять. Но… я слышала его историю. И мне очень жаль Рёму. Кажется, какая-то беда случилась у него в прошлом. Поэтому он так…
Амами со спокойным видом ответил ей:
— Я обычно стараюсь узнавать хоть немного про каждого, с кем приходится иметь дело, когда попадаю на новое место. Ты никогда не сможешь заранее узнать, что потом пригодится, — он даже не моргнул. — Была такая история. Произошёл скандал в мире подставных игр по теннису: Хоши должен был проиграть на ставках, но наш парень пошёл на принцип и не подчинился. За это заправляющая всем предприятием мафия решила наказать его, прикончив разом и семью, и друзей этого непокорного. Тогда Рёма убил саму мафию, по правилам кровавого спорта — примерно тем же образом, что он расправился с Ольгой. За что, конечно, вскоре оказался посажен в тюрьму. Что было дальше, между этим и его первой смертельной игрой, я не очень-то знаю. И, если не ошибаюсь, тот случай тут же постарались замять очень важные люди. Поэтому в газетах ты едва ли найдёшь о нём хоть одно слово.
— Боже мой… он… он ведь просто хотел домой. Туда, где его всё ещё кто-нибудь ждёт, — потерянно проговорила тихоня. Она перевела взгляд на по-прежнему тихо спящую на кровати подругу. Теперь Саёри улыбалась во сне. — Это из-за мотива. Если бы она не решила вдруг спрятать первое тело, не помогала избавиться от него, то… всё бы закончилось быстро, и жертв было меньше.
— Не нам с тобой об этом судить.
— Но… всё-таки Саёри очень упрямая, — Юри чему-то опечаленно улыбнулась, понурив свой взгляд. — Я, в первую очередь, конечно, уважаю её как раз за это: за её неуёмное желание всех подбодрить, даже когда всё вокруг очень плохо… а всё-таки порою она страшная эгоистка.
Рантаро чуть печенюшкой не подавился:
— Эм, поясни?..
Ответом ему стал сначала грустный смешок.
— Подвергнуть себя невероятным физическим и психологическим мукам во имя избавления от нового тела… устраивать весь этот театр с фальшивым побегом… а всё ради чего? Чтобы всем стало хорошо, и они потом жили счастливо? — Юри тоскливо помешала чай ложкой. — Но Рёма ведь тоже часть этих «всех». И, видимо, его мнение здесь уже не учитывается. Потому что оно другое. И, плюсом, мы также получили это чёртово дело, которое потом стало никак не решить.
Амами неопределённо повел плечом, тихо-тихо ответив:
— Ты поднимаешь слишком неоднозначные темы. Просто расслабься, пока ещё можно. Всё кончилось.
— Я тоже видела её наивной, глуповатой, почти не унывающей младшей сестрёнкой… ты знаешь, достаточно долгое время. Но… я тебе кое-что расскажу, — По-прежнему с чашкой в одной руке, Юри неожиданно подалась вперёд, понизив свой и без того тихий голос до самого минимума. — Всего один раз, ладно? Потому что… — сбивчиво начала она, — чтобы думать, что в нашем Литературном Клубе всё было хорошо изначально, тебе нужно быть полным кретином. Либо носить невероятно розовые очки. Да даже сама стоящая у истоков создания Клуба Моника при мне уж ни единожды в сердцах заявляла: она бы с удовольствием покинула это гнилое место при первой возможности. Мы все очень часто ссорились между собой. И я… только сейчас я начинаю понимать, из-за кого всё это ещё как-то держалось на плаву. Даже тогда. А также — из-за кого мы так и не смогли разойтись, каждая своей собственной дорогой.
— …
— Каким-то непостижимым образом… она имеет эту странную силу сдерживать людей вместе, Рантаро. Хотят они того или нет. Что-то вроде… пламени, горящего внутри неё. Извини, не получается сформулировать. Правда вот, говорить, куда всем идти и что делать, как-то выстраивать свои мысли перед народом и понимать их последствия Саёри пока ещё и сама в полной степени не умеет, потому что не осознаёт всей своей сопричастности. Она только «делает добро, потому что это хорошо». И не шибко думает об ответственности. Я очень боюсь… — Юри понурилась, — как бы всё не закончилось чем-то подобным истории Рёмы. Только намного-намного печальнее. Она всё-таки должна куда яснее осознавать сторону, на которой находится. И чаще вспоминать о последствиях.
Рантаро ничего не ответил.
Какое-то время двое сидели молча.
***</p>
Вечерело. С момента окончания Суда прошло несколько часов.
Корабль накрывала липкая, прохладная темнота.
— Ещё не поздно присоединиться к нам, бро! — позвал своего друга Зен. Они в обнимку с уже явно не стоящим самостоятельно на своих двоих Электроником поднимались на палубу, где, положив руки на оградку и немигающе глядя в тёмно-звёздное небо, спиной к ним стояла одинокая фигура Люсиэля. — Мы собираемся опустошить ещё пару бокалов за тех, кого с нами нет. Ты пока успеваешь к самому веселью!
Хакер ничего им не ответил, даже не обернулся на двух незваных гостей, игнорируя шум. Похоже, он что-то шептал себе под нос — его губы едва заметно шевелились, будто в тихой молитве, хотя это едва ли бы кто-то заметил.
— Ну, как же. Типичный Севен, — проворчал себе под нос актёр, продолжая подходить ближе. — К ночи тут становится холодно! Накинь хотя б что-нибудь. Замёрзнешь же! Заболеешь…
— Мы будем сейчас вспоминать лучших женщин! — гордо прокричал Электроник, подняв свой кулак ввысь. — Таких, как Ольга Дмитриевна… — он ласково посмотрел на Зена. — И как Джехи, конечно! — задумался. — Таких уже больше не делают, друже… редкая — ик, ой! — проба! И как та девочка из предыдущего дела… и твой другой паренёк… ой, я имена позабыл, а.
В попытке подойти к молчаливому другу актёр ненадолго ослабил свою бдительность, и потому отчаянно поддерживаемый им на ходу компаньон едва не осел на пол кулём картошки.
Однако Сыроежкина подобное ничуть не смутило:
— Потому что… к чёрту всё это зло! Мы будем биться с ним до последнего! — продолжал он кричать в молчаливое небо, махая своим кулаком. — И мы ещё покажем им всем, где здесь раки зимуют. Потому что мы — русские! И с нами бог!!!
— Да-да-да, всё — как ты скажешь, дружище, — видя, что приятель здорово заговаривается, актёр крайне неохотно повернул свои оглобли обратно к каютам. В подобные моменты, как показывает практика, до Севена ещё чёрта с два достучишься. Что ранее, что сейчас. А очень жаль. — Ладно, пойдём скорее назад, пока ты не навернулся… я ж говорил, что это будет плохая затея. Не захочет он.
Когда двое столь же неспешно ушли восвояси, Люсиэль, наконец, позволил себе обернуться, тыльной стороной ладони размазывая по щекам бегущие слёзы. Растрёпанный, жалкий, совсем не похожий на того остроумного и довольно странноватого весельчака, каким его привыкли здесь видеть, он потерянно смотрел своим товарищам вслед, сняв очки. На дрожащих губах застыла лишь одна, повторяемая вновь и вновь, будто бы в лихорадке, фраза:
— And if I only could, I'd make a deal with God, аnd I'd get him to swap our places…
— Страдания-страдания… эх. Быть может, хоть теперь-то ты надумал отбросить всю эту шелуху и, наконец-то, начать играть серьёзно?
У несчастного хакера едва сердце не выскочило, когда он увидел перед собой Монику.
Девушка выдала ему загадочную ухмылку заместо приветствия. И как она успела только здесь появиться? Насколько давно?! Севен готов был самым ценным поклясться, будто бы аж меньше минуты назад на этой палубе никого, кроме его галдящих приятелей, ещё не было…
— «Расслабился», да? Вот что ты сейчас думаешь? — участливо спросила она, вставая с ним рядышком и тоже облокачиваясь на перила. — Мне бы хотелось пропустить все вступления, чтоб сразу перейти к сути.
— Послушай, красавица, — перебил её Люсиэль, стараясь натянуть свою фирменную улыбку, что вкупе со слезами вышло крайне неубедительно. — Как я уже говорил тебе ранее, Зен может не одобрить, что ты настолько часто трёшься вокруг меня.
— Так значит, снова притворяешься, что главного всё ещё не понимаешь? — Моника фыркнула. Потом помолчала немного. А после тихо-тихо, безжизненно даже, продолжила, глядя на необъятную темноту нависшего над ними неба. — Скучаешь по своему любимому братику?
Собеседник скривился, словно от удара под дых:
— Откуда ты-
— Мы все увидели часть мотивов. А дальше особых мозгов и не надо: на фотографии был парень примерно твоего возраста, как две капли воды похож на тебя…
— Замолчи, — рявкнул Севен. Что было непохоже на его привычное, постоянно шутливое амплуа.
Естественно, молчать она даже не собиралась:
— Хей, Хакер-Бог, по-прежнему считаешь, что всё это само собой разрешится без «вмешательства высших сил»? И будешь терпеливо ожидать, пока здесь умирают всё новые люди? — Моника изучающе взглянула в его глаза, накручивая локон на палец. Она чуть склонила свою голову набок. — Быть может, что где-то там, снаружи, за это время погибнет и он, а? За что же, любопытно, уже тогда ты будешь сражаться? Ради кого вставать по утрам? Очень хотелось бы знать.
— Знаешь, — Люсиэль потерянно хмыкнул чему-то, прикрыл глаза, выдохнул. — В отличие от одного моего близкого друга, если деваться будет уже совсем некуда… я думаю, что смогу побить девочку.
— Рада за тебя, — отстранённое. — Достойный повод для гордости.
— Ты собираешься мне что-либо предложить… — хакер загадочно поправил свои очки, торжествующе улыбнулся ей. — Но что, если я вдруг предатель?
— Я тоже никаких гарантий насчёт себя давать не намерена, особенно — первому встречному, — Моника скупо пожала плечами. — Но есть пара любопытных фактов. Ни Нацуки, ни Юсон, ни Джехи… с самого начала никто из них не имел шанса покинуть эту игру на выживание. Не с теми средствами и навыками, что они обладают. Даже теоретически. А та одинокая лодочка на деле оказалась лишь… Red herring — кажется, в современной литературе так это называется? Попытка заставить нас искать в другом месте. Ты уже это понял. И я давно осознала. Как и то, что вести беседу на равных о причинах и последствиях нашей участи наш многоуважаемый организатор с нами не пожелает… добровольно, по крайней мере. Хотя сам он представляет из себя, на мой скромный взгляд, довольно жалкое зрелище.
Хакер ничего не ответил.
— Соберись давай. Да, и не стой на улице слишком долго: ночь сегодня холодная, — Моника ободряюще похлопала его по плечу и тут же растворилась в опустившейся на их новый дом темноте.
Столь же быстро и бесшумно, как и появилась здесь.
Конец Третьей Главы</p>