14. Глава Третья. Загадка про Волков и Овец. Часть Четырнадцатая (2/2)
Моника стояла спиной ко входу и пока, наверное, не услышала только-только вошедшую. Что, впрочем, не было удивительно: её нынешнее занятие явно доставляло ей немалое удовольствие, чтобы отвлекаться вдруг на разные мелочи.
В её руках была рука Юри. А в руке Юри — нож.
Как Саёри узнает позже, тихоня попыталась проникнуть на кухню и как можно незаметнее добыть себе новое оружие, взамен старого, утраченного на Суде. В своём плане Юри не учла, разве что, одного: на «месте преступления»-то её уже поджидали. Специально или так получилось, только Монике в последний момент удалось своей бульдожьей хваткой вцепиться воровке аккурат в руку. Буквально.
И Юри оказалась поймана на горячем.
— Я, м-может… п-просто хотела отрезать себе кусок хлеба, и в-всё?.. — неуверенно полюбопытствовала тихоня, видимо, в надежде хоть так отвертеться.
— Мясницким ножом? Да, конечно. Рассказывай, — соперница оказалась непоколебима.
Юри ничего не ответила.
— Ты знаешь, где у нас что лежит. Не первый ведь день здесь.
Молчание. Очень, очень виноватое молчание.
Но руку она не разжала.
— ОТПУСТИ. ЧЁРТОВ. НОЖ, — не спешила сдаваться бывшая президент, яростно выплёвывая слова. Лицо Моники исказила крайне недобрая усмешка, на лбу показалась вспухшая венка. А после она начала (или всё же продолжила?) делать то, из-за чего в груди у Саёри мучительно защемило, а на глаза вышли слёзы. — Или я сломаю твою чёртову руку. Серьёзно.
Юри чуть взвизгнула, когда «старая подруга» уверенно и методично, явно получая кайф от процесса наказания, продолжила неестественно выворачивать её рабочую руку — ту самую, где по-прежнему находился нож:
— Не… дождёшься…
Обстановка между девушками уже накалена добела.
— Не отвлекайтесь на меня, дамы. Продолжайте делать то, чем и занимались.
Рёма неторопливо прошёл между ними, в опасной близости около ножа. Он достал с полки майонез и тут же побрёл обратно.
Немного постоял аккурат возле огромного (особенно для его размеров) лезвия, зажатого в дрожащей руке, которое запросто может проломить его голову одним ударом с одного же неловкого движения любой из соперниц… но, видно, всё-таки передумал, пробормотал что-то себе под нос и ушёл восвояси.
— Не совсем поняла, что это было, если честно, но… — Моника снова оскалилась. — Надеюсь, у тебя развита амбидекстрия. Потому что работать своей любимой рукой в ближайшее время ты точно не сможешь. Если меня не послушаешься.
— Я… — сквозь боль и слёзы, сверля обидчицу взглядом, исполненным ненавистью, Юри собиралась что-то ответить, но Моника вновь оказалась первой.
Осталось только провернуть и надавить, ещё совсем немного. До щелчка.
— О, так ты думаешь, что мне будет слабо? Это зря. Твоё-то лицо я уже разукрасила…
Саёри ахнула.
Она буквально физически ощутила, как что-то внутри неё словно сломалось, разбилось. Почти что услышала хруст.
«Это была ложь! Так той, кто повредил лицо Юри, стала…»
Она не дала себе завершить эту страшную мысль, резко рванув вперёд:
— Хватит! — И потянула разгневанную обидчицу на себя, неистово, что есть силы, едва не давясь собственными слезами и осознанием горькой истины. — Хватит. Хватит! П-пожалуйста, не надо обижать её! Перестань, перестань, перестань!!! — отчаянно закричала бедняжка.
Моника явно не ожидала подобного нападения из-за спины, и потому, пойманная врасплох, содрогнулась, выпустив Юри.
Но также, может быть, и на автопилоте, от неожиданности, бывшая Президент сделала и кое-что ещё.
ХРЯСЬ</p>
Не веря своим собственным ощущениям, не веря в целом ничему, что сейчас происходит, Саёри опустилась на задницу, аккурат на грязный клетчатый пол кухни. Её правая щека пылала, на побледневшем как мел лице пестрел след от пятерни.
А над нею угрожающе возвышалась так горячо любимая некогда Президент с по-прежнему занесённой рукой:
— Она это заслужила. Не влезай в процесс воспитания. Пожалуйста.
Глупышка собралась было что-то ответить, только застрявший ком очень уж мешал в горле.
Саёри ничего больше перед собой не видела. Она даже представить не могла, чем закончится теперь столкновение двух самых дорогих для неё людей.
Лишь отдалённым уголком своего сознания понимала: прямо сейчас, сколько она ни старайся, кровопролития не избе…
— Так! Это что такое?! — звонкий голос Ольги резко ворвался в её отчаяние. И, судя по всему, та была очень зла. — Как это понимать?!
На глазах у собравшейся публики, без лишних церемоний вожатая схватила вдруг Монику за ухо и резко потащила прочь с кухни, сквозь зубы приговаривая:
— Не посмотрю, что ты у нас главная звезда отряда и моя почти коллега! Будешь писать объяснительную. Нет, три! Это позорище. Ничего не желаю знать! — продолжала сыпать гневными фразами Ольга Дмитриевна, готовая убить ими кого-нибудь наповал. Её уже немного более спокойный, прояснившийся взгляд остановился на Юри. Оля печально вздохнула. — Ты тоже пойдёшь со мной. Расскажешь мне, в чём там у вас дело. И брось уже этот нож. Для чего он тебе?
Изрядно ошарашенная, тихоня повиновалась.
Грозной поступью вожатая следовала прочь, таща за собою виновницу.
— Ой… ай… ай-ай-ай, — чуть слышно причитала покрасневшая Моника тоненьким голоском. — Ну, ухо, ухо-то отпусти, Оля, больно!..
— Отныне, для тебя — Ольга Дмитриевна.
Саёри по-прежнему сидела на полу и глядела перед собой невидящим взглядом, самой же себе напоминая какую-то сломанную куклу, которая больше никому не нужна здесь: поиграли и бросили.
Щека всё ещё сильно саднила. Девушка по-прежнему ничего не понимала. И не хотела понимать.
Кажется, кто-то помог ей подняться.
Когда оцепенение хоть немного, но отпустило, перед ней оказались Ирума и Электроник. Сыроежкин виновато почёсывал голову:
— Прости. Миу сказала, что мне стоит решить этот конфликт по-мужски, раз никто больше не может! Ну, я согласился. И позвал нашу вожатую, как всегда делал.
Похоже, Электроник говорил что-то ещё, как обычно весело и немного сбивчиво. Вот только девушка его больше не слышала. Значение чужих реплик больше не доходило до неё. Ничего не доходило: нет чёткой картинки и понимания, всё будто в тумане.
Она кое-как ответила своей натянутой улыбкой и, немного пошатываясь, рассеянно побрела между столами, в сторону выхода.
«В этих ужасающих обстоятельствах я не могу защитить даже самых близких для меня людей, даже друг от друга. Разве так сложно просто не ссориться?!».
Она глубоко вздохнула, осознавая собственную ничтожность даже перед подругами.
«Что же мне тогда делать дальше? Да и зачем…»
Поток её меланхоличных размышлений о тщетности собственного существования прервался в одном метре от выхода. Когда на хрупкое плечо вдруг опустилась непривычно тяжёлая рука.
И сжала.
— Что, эти сучки не слушаются тебя, да? — послышался усмехающийся голос Ирумы. Почти в самое ухо. — Они и не будут.
Саёри убрала её руку и очень устало обернулась на собеседницу:
— Ты будешь сейчас издеваться надо мной, как обычно над всеми, да?
На что Миу протяжно выдохнула, а после вдруг потёрла своими пальцами усталые, прикрытые веки:
— Обычно я не разжёвываю такие элементарные вещи кому-нибудь настолько подробно… ну, кроме совсем уже тупеньких, — она чуть оглянулась на оставшегося позади прибирать столы старого знакомого, беспечно улыбающегося обеим дамам. — Так он вообще помрёт, если один останется. Ты с него пример не бери, недалеко пойдёшь. Невинных овечек всегда убивают первыми.
— Я всё ещё не очень тебя понимаю… — Саёри чуть-чуть наклонила голову набок, явно заинтересованная.
— Они тобой пользуются, — Ирума задумалась, помотала головой утомлённо. — Не, сорян, не тот случай. Да и что им с тебя? Но они с тобой не считаются. Не видят в тебе авторитета. И это факт.
— Но у нас в нашем Клубе я ведь была самой настоящей заместительницей..!
— Хуйня это всё, — изобретательница перебила обиженную собеседницу, не думая даже дослушивать. Презрительно сморщилась. — К тому же, одна из них даже так поглавнее тебя получается, вроде бы? И схуяль Монике тебя слушать? Вот скажи мне. Ты хочешь, чтоб они перестали драться? Сложили перед тобой свои белы рученьки? Да срать она на всё это хотела. С колокольни!
— Я… — тут Саёри, действительно, растерялась.
— Знаешь, — вдруг понизила свой голос Миу, глядя ей прямо в глаза. — Я тебе сейчас скажу что-то, чего ты никогда больше от меня не услышишь. Ведь с самого моего попадания сюда меня дико эта лярва выбешивала! Потому что мне всегда были противны такие вот люди. Командный голос, совесть нации, лучший работник месяца всегда и во всём, хуё-моё. Но знаешь, что мне в этой Ольге действительно нравится?
— Нет…
— Я же прекрасно вижу, бля, какая она на самом деле ссыкуха. Боится ничуть не меньше, чем мы с тобой, а то, иногда, даже и больше. Но если вдруг всерьёз рявкнет, все в штаны наложат. И тут же побегут исполнять указания! Вот как сейчас было. Ты понимаешь? Может, действительно, в этом — её талант?
Саёри рассеянно покивала.
— Ещё раз, мне-то глубоко похуй на все ваши любовные распри! Хоть переубивайте друг друга там. Просто меня бесит, что ты целый день болтаешься, точно грустное дерьмо в проруби, и от одного твоего унылого вида меня аж тошнит. Это вроде бы прерогатива вашей любительницы ножей, не воруй её фишку, — Ирума гордо усмехнулась, уперев руки в боки.
— Не говори таких вещей про Юри! — бедняжка обиженно сжала свои кулаки, сердито уставилась на собеседницу.
— А ты заставь, — Миу игриво щёлкнула глупышку по носу. — Не словами. Поступками. Ибо до тех пор, пока у тебя в голове бабочки, цветочки и подобное им дерьмо, ублюдки вроде меня постоянно будут вытирать обо все твои мечты свои ноги. Так жизнь работает <span class="footnote" id="fn_31232462_2"></span>.
— Я просто хочу, чтобы девочки опять подружились! — вскричала Саёри. — Т-только и всего… — она потупила свой некогда упрямый взгляд в пол, робко свела указательные пальцы обеих рук. — К-как было раньше.
— Может, и раньше так было, просто ты не желала этого замечать?
Молчание.
— Слушай, надо доносить своё мнение не только пряниками, как ты это делаешь. Иногда нужны плётки, наручники, ну… подобная им хуйня, — Ирума вдруг мечтательно закатила глаза к потолку. — У меня-то всё это давно уже есть, поебать как-то. Вспоминаю свою давнюю мечту и мой первый поход на порнокастинг. Просто заявила им, что буду сниматься и возражений не потерплю! Уходить наотрез отказалась. Помню, как они меня хуями тогда обкладывали… где ж мои шестнадцать лет, а.
Саёри рассеянно глядела на пустившуюся по морям светлых воспоминаний Миу, забавно почёсывая голову. Щека уже почти не болела.
— Быть немножко… грубее, да?..
***</p>
— Авокадо хочешь? — Рантаро с искренним интересом взглянул на подругу.
— Давай… — ответила ему Саёри. Впрочем, увы, без особого энтузиазма.
Шло уже время ужина, и двое случайно пересеклись в столовой. Амами решительно подсел к своей товарке по несчастью и собрался хоть чуть-чуть поднять ей настроение. Он в такие моменты прежде пару раз уже её подкармливал, так что этот раз не собирался быть исключением. В столовой кроме них никого пока не было. Даже извечно, казалось бы, там обитающие Ольга, Джехи и Моника куда-то запропастились. А обеих своих «боевых подруг» Саёри вообще с обеда не видела.
— Я взял два, но, кажется, не рассчитал свои силы… — и парень дурашливо почесал голову, протянув девушке один из фруктов (явно более аппетитный), что были в его руках. Затем вновь стал серьёзнее. — Ты сегодня целый день сама не своя. Что такое? Это из-за мотива?
Саёри с благодарностью взглянула на неожиданный подарок и приняла его: она-то минут двадцать уже просто давилась здесь безвкусными чаем, потому что не имела большого желания после злосчастного ужина куда-то ещё идти и совсем не представляла, что дальше делать, а спать ей пока не хотелось. Как и, что неожиданно, но факт — встречаться со старыми подругами. Ни с одной из них.
«Они ведь действительно даже не подошли ко мне после этого, даже ничего не сказали… может быть, Миу была права?»
— Я… ну, в общем, да, — уклончиво отозвалась Саёри. Ей совсем не хотелось посвящать своего нового друга в истинное обличие её давних подруг (потому что, вроде как, в столовой его в тот момент не было). Она и сама-то всё ещё была в некотором шоке, чтобы спокойно обсуждать это с кем-нибудь.
Судя по подозрительному взгляду Амами, он уже что-то понял, но давить не стал, за что собеседница оказалась ему весьма благодарна. Вместо этого парень спокойно ответил:
— Ну, я давно уже на подобные выходки со стороны наших организаторов не ведусь — слишком уж неправдоподобное обещание, чтобы верить. Кого они этим собираются развести? — Он фыркнул, сложив руки на груди.
Как минимум, робкий отблеск неискренности в глазах своего друга Саёри всё же заметила. Даже если он и правда не верил увиденному, реальная возможность этого ему всё-таки была интересна.
Она не собиралась его винить. На сегодня уже достаточно обитающих здесь людей сняли перед ней свои милые маски — и даже если ей не всегда нравилось то, что под ними, Амами, во всяком случае, по-прежнему спешил показать, что считает её своим другом.
От тех двоих такой роскоши больше не было. Да и, если хорошенько подумать, была ли когда-нибудь в принципе? Саёри могла сейчас навскидку припомнить не один десяток раз, когда сама кому-нибудь из них пыталась приподнять настроение, и здесь, и тогда, в Клубе… но чтобы девочки, видя её печаль, хоть раз подходили к ней с добрым словом?
«Да нет… они всё как-то друг с другом больше».
Поэтому, хотя полученная ею пощёчина уже давно прошла, израненная гордость заживать и не думала. Было довольно обидно и неприятно.
Всё ещё.
— А я свой мотив пока не посмотрела, — в конце концов, робко призналась она.
— Мы можем устроить «кинопоказ» вместе, если когда-нибудь возникнет такое желание, — Рантаро спокойно пожал плечами. И чтобы подтвердить искренность своих слов: — А я тогда свой покажу. Но только, чтобы честно! Баш на баш. Понимаешь? Никто не сливается в последнюю минуту и не передумывает, когда настаёт его очередь. Такая вот сделка с дьяволом!
— Да-а… хорошо… когда-нибудь. Но не сегодня! М-может быть. Прости, настроения нет.
— А знаешь, что всегда поднимало настроение почти всем моим сестрам? — в глазах Амами заплясали какие-то весёлые искорки.
— Нет. Что же? — вдруг с явным любопытством подалась вперёд девушка.
Рантаро заговорщицки огляделся по сторонам: никто ли его не подслушивает, никто ли не видит. В столовой оказалось по-прежнему пусто. Тогда он нарочито таинственно сам потянулся вперёд и, жестом подзывая Саёри ещё ближе, прикрыв рукой рот, вполголоса произнёс:
— Пойми меня правильно — я просто не хочу, чтобы за нами построилась километровая очередь из желающих. Зачем портить этот прекрасный вечер? Но. Хотя это не является моим прирождённым талантом, все мои сестренки отлично знают, насколько превосходный я делаю маникю…
…договорить он так и не смог. По кораблю разлетелась тревога.
— Моника? Ты хотел сказать что-то про Монику? — тщетно старалась Саёри перекричать сирену, зажимая уши. — При чём здесь она?!
— Что?
— Что?..
Амами вернулся в своё прежнее положение. Вздохнул, возвращая себе серьёзный вид. А потом произнёс обычным, спокойным голосом:
— Вернёмся к этому позже. Хотя для трупа пока рановато… гм. Мне кажется, у нас новые неприятности.
— Пожалуйста, только не русалочки опять! — взмолилась Саёри, поднимая глаза к потолку. — И чего нам теперь с этим делать?..
— Я думаю, всё так же, как и в прошлый раз: собраться на палубе! А там видно будет.
Саёри вздохнула. Но делать уж нечего, надо идти.
***</p>
— И чё ты мне тогда сделаешь?! Может быть, раз на раз без твоих всяких приблуд выйдем? — Гордо предложила Ирума, громко икнув и яростно уставившись прямо в планшет, который держала в одной руке. В свободной пятерне находился полупустой гранёный стаканчик с плещущимся внутри золотистым содержимым, точное происхождение которого на глаз определить не представлялось возможным. Большой круглый шарик льда позвякивал о стеклянные стенки, лениво перекатываясь из стороны в сторону. — Да этот боксёр с одного удара ляжет. При прямом боестолкновении без излюбленных им спецэффектов даже ты сможешь уделать его, Тряпка-кун!
— Спасибо за комплимент, конечно, но… я же просил не называть меня так хотя бы на людях! — угрюмо заныл обиженный Сыроежкин, который плёлся за Миу, таща на себе какую-то большую коробку с кучей хлама внутри. Их скромная процессия направлялась аккурат к краю борта.
— Как скажешь, Ссанина-Рукоблуд-кун.
— А это вот вообще неправда! К тому же, ещё обиднее.
— Мне можешь не пиздеть. Я достаточно видела.
Примерно такую сцену застали поднявшиеся на борт Саёри вместе с Рантаро. И, судя по всему, они прибыли последними: все остальные давно уже собрались здесь. Едва отставшая от прочих парочка поднялась на поверхность, присоединяясь к коллективу, мучительные звуки сирен прекратились.
И стал слышен вопль Миу. Хороший вопрос, что же лучше…
— И вы нас позвали сюда только, чтобы смотреть на её глупое выступление?! — сердито провозгласила Чабашира, кивая на разгневанную Ируму. — Там у меня и своих дел хватает. Мне думалось, уж случилось чего! Тенко хочет обратно.
— Сначала я, конечно, терпел, — игнорируя самую боевую, устало заговорил Морти, чей голос теперь по всему кораблю разносили динамики. — Но всему в этой жизни наступает предел, не так ли? — Он хмыкнул. — Посмотрите за борт. Оцените всё, что они сделали.
Те, кто ещё не увидел причину всеобщего беспокойства, с интересом подошли к перегородке.
Саёри горько вздохнула.
Рантаро сокрушённо покачал головой.
Севен удивлённо присвистнул.
— Нет, ну это уже свинство какое-то, в самом деле, — негромко произнёс Зен, с отвращением глядя вниз.
…когда им открылся вид на плавающий на воде около корабля различный мусор: какие-то полиэтиленовые пакеты не пойми с чем, огрызки и очистки, пустые пластиковые бутылки, деревянная ножка от стула (?), машинное масло и безумное множество альбомных страниц, в основном — с чертежами и подписями. Кое-где, правда, был виден текст. Много текста.
Кажется, Джехи догадалась первой:
— Т-только не говори мне… — схватилась она за сердце, говоря и без того хриплым, но теперь ещё и упавшим голосом. — Т-ты ведь не?.. Э-это…
— Давай просто будем честными, подруга, — хлопая Кан по плечу, Ирума спокойно фыркнула. — Второй том «Соли и Сахара» оказался полной хуйнёй. Мне жутко не нравилось, куда ведёт эта история, с самого его, блядь, начала. Мир ничего не потеряет, если его не увидит, поверь, — Миу победоносно икнула.
Её собеседница стала белее мела.
— Потеряет или нет, а было множество способов сделать это куда более, гм, гуманно, — угрюмо отметил Хоши, поправляя свою извечную шапочку. Он грустно покачал головой. — Природу-то зачем обижать? Она тебе ничего не сделала. И даже одарила необычным талантом. Вроде как.
— Да потому, что я это могу! Что, не поняли?! — Ирума обдала своих слушателей крепким запахом алкоголя. Довольно продолжила. — Этот мелкий пидорас, который держит нас здесь, вроде бы как-то заявлял, что достал нас прямиком из могилы или типа того. И что никакие проблемы с законом, сколь жёстко бы он с нами ни обходился, ему тупо не светят! Потому что нас как бы и нет! Юридически. Припоминаете?
Народ стал переглядываться и закивал. Неуверенно.
Морти же, видимо, включил максимум доступного ему терпения, дабы со спокойным видом дослушать сей опус и не перебивать свою «злейшую вражину».
— И этот человек наивно полагал, что он переиграет нас? Наивно думал, что он враз обойдёт МЕНЯ, Миу Ируму?! А вот хуй тебе. Да, людям может быть абсолютно похуй на нас, как на участников смертельной игры, и по разным причинам… но вот защитники природы тебя теперь попросту ВЫЕБУТ, мой дорогой! Так обращаться с их любимым мировым океаном?!
Все тут же услышали тяжёлый, скорее, просто уставший, чем обречённый, вздох со стороны организатора.
— Юная леди, позвольте-ка мне всё же спросить: а сколько вы выпили?! — подбоченившись и принюхавшись, вожатая сделала несколько резких шагов в направлении своей жертвы. А после за один лишь миг она вырвала из рук поражённой Миу стакан с алкоголем и вылила его содержимое прямиком в мировой океан. Нерастаявший ледяной шарик одиноко плюхнулся следом. — Сыроежкин! — Ольга Дмитриевна мгновенно перекинулась на оставшегося соучастника. — Понятия не имею, кто у вас в паре главный и по каким дням, но ты же должен был следить за ней, чтобы такого не происходило! Она всё-таки девочка! По природе слабее тебя, и способная на необдуманные решения! А если ты решил воспользоваться этими слабостями…
— Да если бы… — донеслось очень тихое от Ирумы.
— Так вот, — игнорировала вожатая, — если ты решил воспользоваться этими слабостями несчастной девушки, то я очень. В тебе. Разочарована.
Звучало, как приговор.
Едва не выронив из своих рук коробку, перепуганный Электроник попятился:
— Да я только убедил её убраться чуть-чуть в её комнате! Там дышать стало невозможно. Ну а дальше… оно как-то само получилось, и…
— Так. Ближе к делу, — вот теперь уже не стал дослушивать усталый Морти. — С этого момента во избежание всяких неприятностей у нас будет ещё одно правило. Вернее, мы чуть дополним старое: сигнал тревоги по всему кораблю зазвучит не только в случае, если за бортом вдруг окажется человек. На любой хлам, выброшенный с корабля, сирена тоже отреагирует. Будет такой же «приятный» звук, как и недавно. А я не стану отключать его где-нибудь сутки. Как вам понравится?
И, не став дожидаться ответа, паренёк вновь отключился.
— Вот пидорасина…
— А я кое в чём с ним солидарен, — довольно промурчал Хоши.
— Следует уважительнее относиться к тому, что нас окружает, — кивнул Зен.
— Иначе в один прекрасный день нас всех сожрёт Настоящее Морское Чудовище! — Не выдержал Севен и посмеялся собственной шутке. — А после у него будет огро-омное несварение…
— А всё-таки! — Несчастный Сыроежкин уже едва держал свою ношу, его ноги подрагивали, руки же были напряжены до предела. — Что нам с этим-то теперь делать? Я этот короб обратно по лестнице не потащу!
— Ну, здесь поставь тогда, что уж мучиться, — с лёгкой тенью сочувствия вдруг сказала вожатая. Она немножко посмеялась себе в кулачок. — Что у вас там вообще? Кирпичи?
— Да в основном херня всякая, — пожала плечами Ирума, мгновенно словив на себе злобный взгляд. — Вроде той, что пришла мне на пьяную голову, когда нечем было заняться, а потом я её делала, делала и не доделала. И теперь вряд ли буду. Или просто устройства, которые нахуй никому не нужны! Магнит для вторых носков; попытки разработать уникальный состав алкогольного напитка, от которого ты трезвеешь; голосовой модулятор или, там, карманные солнечные часы на плохую погоду. Короче, всякие штуки для лохов. Мне всё это даром не надо! Оно настолько тупое, там принцип действия даже ребёнок поймёт. Можете разбирать и ломать на здоровье, если хотите. Я пока пойду и вздремну.
На этих словах изобретательница сладко-сладко потянулась, а после все только её и видели.