6. Глава Вторая. Make Love, Not Killing Game. Часть Шестая (1/2)

— «Закулисье»? — Нацуки с осторожным интересом уставилась на подругу. Затем покачала головой. — Нет, я про такое ни разу не слышала.

— Его ещё называют «Backrooms», — со знанием дела ответила Юри, подлив себе горячего чаю. Беседа проходила в Литературном Клубе, весьма задолго до перемещения его верных участниц в убийственную игру.

За окном уж давно начало темнеть, но Нацуки по понятной причине не спешила обратно домой. Поэтому подруга решила поддержать её, как умела — рассказыванием интересных историй, огромная часть из которых, между прочим, в её исполнении способна была пробить на мурашки даже хорошо осведомлённого человека.

Во времена собраний участниц Клуба тихоня говорила заметно меньше всех прочих, но если дело вдруг касалось чего-то, интересного лично ей, рассказчиц, равных Юри, здесь не было.

Саёри вместе с Моникой тоже засиделись на этот раз: сначала все беседы этих двоих вращались вокруг грядущего Фестиваля. Больше всего надежд и планов на такое событие держала в своём сердце, уж естественно, самая наивная и мечтательная на свете заместительница. Президент же, которая давно уже знала, чем всё это НА САМОМ ДЕЛЕ закончится (подсказка: ничем хорошим), лишь только слушала да кивала. Какой смысл спорить с идиотами, которые всё равно к следующему витку уже даже ничего и не вспомнят?

Поэтому куда больше внимания она тогда обращала на эту историю, доносящуюся сейчас с задней парты. Юри вообще крайне редко что-то рассказывала. И делала это великолепно. Тем более, сюжет-то вырисовывался здесь весьма… интересный.

— Закулисье, — негромко продолжала тихоня, — это такое пространство, которое находится между измерениями. Попасть туда обычно довольно непросто, но можно, и, в том числе, даже случайно. По крайней мере, так рассказывали. Это… знаешь… — Юри ненадолго поднесла к губам палец, задумалась, — по сути своей, напоминает то бесконечно-пустое пространство за пределами карты, в которое мы иногда случайно можем выпасть при баге, играя в какую-нибудь компьютерную игру. Только оно происходит в нашей реальности.

Моника невольно хмыкнула: «а что ты называешь своей реальностью, позволь-ка спросить?». Веди они эту беседу сейчас все вместе, ответить без ехидства здесь ей оказалось бы крайне сложно.

Она ведь была, как-никак, единственной, открывшей для себя когда-то страшную правду: все они здесь — и сам Клуб, и девочки, и пресловутый Главный Герой, и местное окружение… лишь только часть нелепой игры, при том, судя по всему, весьма плохо сделанной. Здесь даже нет логического завершения, какого-то финала, куда всё стремится, вечного «долго и счастливо» (да и чего бы то ни было другого, похожего на внятное окончание, в принципе). Отсутствует как таковое. Оно оказалось не предусмотрено. Не найдено.

Всё только и вращается туда-сюда-обратно в этих нескольких днях. А те довольно немногочисленные воспоминания, которые были получены другими персонажами, да и самой Моникой, там, раньше, за пределами этих событий… остатки памяти об их прошлых жизнях… она и сама неоднократно ломала над этим голову.

Являются ли все предшествующие события на практике не более, чем навеянной кем-то умелой иллюзией, этаким так называемым «сном собаки», или за этим поломанным вдребезги миром и правда стояло какое-то прошлое, что некогда было у каждой из них? Так или иначе, но «настоящесть» призрачного минувшего с каждым новым витком становилась всё тоньше, и тоньше, и тоньше, в какой-то момент просто стираясь под напором однообразной реальности.

В конце концов Моникой было принято осознанное решение отринуть в себе большинство человеческого и попросту принять новую себя, как программу. Что оказалось весьма близко к истине: они всё же находились в компьютерной игре, при том, скорее всего, буквально. Всякий раз проносящиеся под обратной стороной век здесь и там строки кода не дадут ей соврать. Да и не только это. Другие же девочки либо почему-то оказались не так восприимчивы к подобному, либо попросту игнорировали. Скорее всего, всё же первое.

Так что Моника лишь одна здесь сумела возвыситься над бренным миром нулей и единиц. Научилась извлекать из этого преимущества. Естественно, поначалу она пыталась и других за собой утянуть, но оставшиеся члены Клуба оказались не особо падки до просветления. Что их и погубило. Потом во второй раз. Затем и в третий. А дальше Президент, пусть и не без лёгкого (?) чувства стыда, просто вошла во вкус.

Что ни говори, на вершине мира всё-таки весьма одиноко и скучно. Поэтому она стала чаще убивать время, играя со своими игрушками. С живыми марионетками, с куклами. Конечно, толку в регулярном излиянии им души было не более, чем от бесед с мебелью (даже стихи те пишут всё время одни и те же, за редкими-редкими исключениями), но эти дуры сами виноваты, что не способны расти.

А может быть, им (или некоторым из них?) просто требуется гораздо больше времени, чтобы всё осознать и сделать определённые выводы самостоятельно? Ответа на этот вопрос Моника пока ещё не получила.

Юри, между тем, продолжила свой рассказ:

— Просто представь: очутившись по случайности в каком-нибудь заброшенном доме, или в подозрительном тупике в глухой улочке, где редко бывают люди, ты открываешь закрытую дверь и оказываешься в довольно неуютном помещении. Все стены там выкрашены неприятным оттенком зелёного или жёлтого, как в больнице, школе или налоговой. Аж глаза режет. Люминесцентные лампы мигают через одну, пол выстлан грязным ковром, и всюду царит запах сырости. Всё. Более там ничего нет. Абсолютно. Как нет выхода или входа. И место это, само по себе… стоит тебе чуть углубиться в него, как ты понимаешь: оно бесконечно. А всё, что тебе остаётся — это блуждать, блуждать здесь в потёмках до конца своих дней, и даже без пропитания. Без никого. Впрочем, иногда ты можешь услышать звуки и шорохи, и тогда лучше молись, ибо тот, кто…

— Ай, хватит, хватит, пожалуйста! — Бледная, как привидение, и дрожащая, словно осиновый лист, Нацуки заткнула уши. — Я тебя больше не слушаю! Я просила обычную историю, а не страшную!

Тихоня печально потупилась:

— Но из всего того, что я знаю, эта и так самая… безобидная.

Поняв, что, возможно, своими немного резкими высказываниями обидела сейчас лучшую подругу, Нацу, зардевшись, неловко ответила:

— Ты… извини. Это я здесь всего боюсь! Это мне при одном упоминании крови или подобного сразу же становится плохо. Не стоило так давить на тебя с рассказыванием этих страшилок.

— Не надо сожалений, я сама взялась развеселить, а не напугать тебя, — во взгляде Юри на мгновение мелькнула странная теплота вместе с чем-то ещё. Она демонстративно приподняла раскрытые ладони. — Ты знаешь, полагаю, эти шустрые пальчики сумеют поднять тебе настроение лучше тысячи слов…

Быстрее, чем порядком напрягшаяся Нацуки успела бы среагировать, собеседница вдруг принялась щекотать её.

— Вот так тебе! И вот так! — Пальцы смеющейся тихони шустро бегали по всему телу подруги. Или почти по всему. — Будешь знать, как при мне грустить!~

— Не надо! Всё, хватит. Хватит, я тебе говорю. Остановись уже! Прошу тебя! Терпеть не могу щекотку… — сквозь смех причитала Нацу, пока её маленькое, тощее тело продолжало извиваться в такт пальцам подруги. Своими воплями и стонами сотрясая всю комнату, она пыталась освободиться, не прилагая для этого, впрочем, каких-то заметных усилий. — Ты никогда не можешь остановиться вовремя! Прямо как моя мама. Даже когда я сказала, что выпила накануне целую банку сока. Это уже не смешно! Я сейчас описаюсь. Хватит. Хватит! Хва-…

***</p>

К чему Моника вспомнила эту странную сцену?

Ключевым моментом здесь стало для неё Закулисье. И именно о нём она видела сны всё последнее время. Снова и снова! Каждую ночь, начиная с попадания в эту чёртову убийственную игру, бывшая Президент вдруг обнаруживала себя посреди какого-то длинного помещения без конца и начала, больше всего похожего на коридор. А вокруг — только влажный (местами) бетонный пол, запах сырости да облупившиеся тёмно-зелёные стены. Правда, от описания, данного тихоней, это место всё же отличало наличие каких-то старых ржавых труб, тянущихся по всей длине коридора. Имели ли те чисто декоративную функцию или правда для чего-то предназначались, Монике сказать было сложно.

Порою ей казалось, что за всё проведённое здесь время она в полном одиночестве прошагала этими тоннелями уже десятки километров! Сами же коридоры, в свою очередь, весьма часто расходились вдруг в разные стороны, делая из одного по два, три, а то и по десять направлений, чтоб позже снова сойтись или вновь разветвиться. Разнообразия во время пути от этого, впрочем, не прибавлялось.

Во время более поздних этапов своего там пребывания Моника по сколам и выбоинам на той же стене или трубах порой могла с лёгкостью определить, что уже проходила здесь ранее. Этой же ночью или одну ночь назад — сейчас не имело значения. Всё место из сновидений своей сутью до боли походило для неё на какую-нибудь сложнейшую загадку (решающуюся пока, впрочем, не особенно хорошо).

Безумный лабиринт!

И что тогда ждёт впереди? Минотавр? Дверь с надписью «спасибо за участие» и выход отсюда?

Этого Моника сказать пока не могла.

Однако каждую ночь ей казалось, разгадка всё-таки приближается. Пусть очень, очень медленно, но она неминуема. Потому как другого выбора, кроме как «идти дальше», у Моники просто нет. Если это такой ад, как порой не без усмешки проносилось у неё в голове, то она его заслужила. Более чем.

К тому же, даже это на практике оказалось тысячекратно лучше и комфортнее того кричаще-мелькающего безумия, которое занимало её сны прежде, там, в старом мире, и было, похоже, каким-то программным сбоем. Так что жизнь продолжается, как часто говорила она себе.

Разумеется, никому про эти выматывающие и до боли реалистичные сновидения Моника пока не рассказывала. Зачем волновать людей попусту? К тому же — вдруг и впрямь происки нездорового рассудка? Не хотелось напрягать народ своей протекающей крышей. Тем более — как минимум, одна штатная сумасшедшая на борту уже есть. И она вполне неплохо справляется без чужой помощи.

***</p>

Если что и полюбилось Монике в её новом месте обитания по сравнению с предыдущим просто мгновенно — так это, безусловно, намного большее количество здесь личного пространства у каждого. Она поняла, сколь сильно ей этого не хватает, лишь побывав в развалинах того дома. И, на поверку, ложиться и просыпаться одной, в своей комнате, по своему собственному расписанию, ей нравилось куда больше.

Моника всегда вставала намного раньше всех прочих, независимо от времени и окружения. Это стало для неё чем-то вроде привычки. Идеально отработанные внутренние часы, всякий раз безукоризненно точно показывающие, когда ложиться спать, а когда пора вставать. Без этих ваших будильников. Самодисциплина, самодисциплина и ничего, кроме самодисциплины!

И здесь, и во времена Литературного Клуба бывшая Президент всегда начинала свой день, как минимум, на целый час раньше других. А начинала она его обычно с зарядки. С огромного комплекса упражнений, предназначенного размять каждый мускул её безукоризненно красивого тела перед новым, изматывающим днём. В ход также шла дыхательная гимнастика и множество других упражнений из, в том числе, практик индийской йоги, призванных укрепить силу и дух хозяйки.

Чтоб избежать лишних неловких вопросов и ненароком не разбудить тех из соседок, кто любит подольше поспать, Монике приходилось всякий раз на цыпочках отправляться в какую-то отдалённую комнату, и уже там продолжать свои упражнения, вдали от всех лишних глаз. Какое невероятное счастье принесло ей одно только первое утро здесь, когда делать этого было не нужно! Более того, на том самом планшете, что любезно достался ей от Морти, имелась целая подборка треков на случай разминки в начале хорошего дня, да не одна. Монике не терпелось их все опробовать!

Признаться, бывали в её жизни моменты, когда бывшая Президент и сама толком не понимала, зачем она всё это делает. Какие-то бесполезные подъёмы ни свет ни заря, дурацкие физнагрузки, от которых у нормального человека потом всё тело как минимум с неделю болеть будет. Какой со всего этого толк, если ты застряла в нелепой игре с бесполезными правилами, выйти из которой нельзя?!

«Ну, если покинуть игру и вправду возможности нет, то остаётся лишь победить», — всякий раз повторяла себе Моника, пока улыбка медленно, но уверенно возвращалась на её лицо.

— Я смотрю, ты уже не спишь, — из-за чересчур громко играющей музыки и увлечённости самим процессом Моника поначалу не услышала как осторожного, негромкого стука в её дверь, так и последующего приветствия от зашедшей в её комнату Кан. Позади с крайне озадаченным видом виднелась Оля. Джехи застала хозяйку комнаты аккурат посреди растяжки и, смущённо поправив очки, чуть покрасневшая, тут же неловко спросила. — Я была немного не вовремя? Могу зайти позже.

— Нет-нет, всё нормально, я как раз закончила, — вернувшись в обычное положение, гостеприимно улыбнулась ей Моника. — Вы можете войти. Что-то хотели?

Про себя она уже поражалась спокойствию и выдержке этой женщины, с которой после инцидента с Юсоном у них вчера случился далеко не самый приятный разговор. Вернее, как «разговор»? Признание.

Моника решила не таить и не увиливать, что в их ситуации со всей этой убийственной игрой могло вылиться во что-то куда как опаснее, и выложить напрямую. Да. Её руки и впрямь хорошенько испачканы чужой кровью.

Винит ли она себя в этом, сожалеет ли? Немного.

Но, увы и ах, сделанного уже не воротишь. Всё-таки после полноценного снятия масок, пусть и пришлось разбить пару сердец, дышать полной грудью ей стало гораздо легче. И это бы Моника едва ли на что променяла. Не разбив пары яиц, омлета не сделаешь, правильно?

Сам Ким после её короткого наставления в тот вечер почти сразу же отключился и вряд ли хоть что-нибудь из последующего запомнил. Зен, который всё это время был где-то рядом? Он пока ещё ничего не сказал, но выглядел озадаченным. Монике стало жалко его, впрочем, она не спешила навязываться, всё равно актёр далеко не уйдёт, а если не захочет с ней больше общаться, тогда так и быть. Джехи же всегда казалась Монике самой скрытной и недоверчивой из этой компании. Признаться, бывшая Президент была уже готова к тому, что Кан станет избегать её, словно огня, и это ещё в лучшем случае. Случившееся же на практике… скорее, приятно удивляло. Мягко говоря.

— Что-то хотели? — пришлось ещё раз повторить Монике, ибо её собеседница, отходя от недавно увиденного, похоже, о чём-то довольно сильно задумалась.

— Ах… да, — сказала, наконец, Кан. — Нам было бы неплохо ещё раз провести ревизию склада с пищевыми припасами. Составить смету, организовать меню. И, самое главное, раз уж мы с вами уже на ногах… давайте накроем на стол для завтрака. Было бы очень здорово организовать хотя бы слабую видимость, что этот корабль пока не идёт ко дну. Вместе со всеми нами. Если вам нравится моё предложение, разумеется.

— Я более чем его одобряю, но… — Моника перевела неуверенный взгляд на стоящую рядом Олю, понимая, что вожатая ещё много чего, вероятно, не знает. Она понизила голос. — После всего того, что вчера от меня услышали, вы в этом точно уверены? Я говорю о своей кандидатуре.

— Вы создаёте впечатление крайне ответственного человека, который сильно озабочен исходом происходящего и, что самое важное… открыто говорит правду. Я не очень уверена, можно ли в текущих обстоятельствах вообще полагаться хоть на кого-то, но вы в моих глазах своим поступком уже сумели вызвать некую… осторожную симпатию, я бы сказала, — с присущей ей тактичностью завершила Джехи.

— Слегка неожиданно, — чуть улыбнулась Моника, почти покорённая такой прямотой.

— Тогда — вперёд и в бой же! — важно вмешалась Оля, гордо уперев руки в боки. — Нам ещё над многим предстоит поработать, чтобы всё здесь блестело. А я уже придумала, кто будет чем заниматься! Сестрёнка разрешила мне и дальше командовать, правда?

Моника и Джехи озадаченно переглянулись.

— Это… всё немного не так! И, ради бога, — принялась бормотать своей спутнице порядком смущённая Кан, — прошу перестать меня так называть, это здесь неуместно. — Она снова, извиняясь, оглянулась на Монику. — Тогда приглашаю в столовую! Я сообщила ещё кое-кому из ребят о наших намерениях. Они ответили мне, что, если не будут спать, охотно примут участие и помогут нам.

***</p>

— Доброе утро, мир! Как всем спалось? — В довольно просторную, залитую светом восходящего солнца столовую, лениво потягиваясь и сладко зевая, вошёл хакер. Но, хотя он упорно создавал впечатление, будто только проснулся, вид покрасневших глаз и мешки под ними активно выдавали в нём человека, проведшего целую ночь без сна.

— Между прочим, негоже всю работу на женский коллектив перекладывать! — сердито проворчала вожатая, как раз едва закончившая с расстановкой посуды на четырнадцать человек. Обе её спутницы с интересом показались из соседнего помещения, где как раз сейчас активно пытались проработать подходящее всем меню. Работа шла крайне непросто. — В моём родном лагере за такое халатное отношение к негласному уставу ты бы давно уже был отправлен таскать мешки с сахаром! Вызвался приходить в срок — успевай!

— Ну, так мы и не в вашем родном КОНЦ-лагере! — Словив на себе убивающий взгляд от Оли, Люсиэль хмыкнул. — Да, по части бесполезного таскания тяжестей толку от меня маловато! Зато я успел подзапариться с тем, что у нас есть, и мизинцем левой ноги набросал план меню на неделю-другую вперёд, включающий в себя достаточное количество белков, жиров и углеводов на каждого человека и даже какую-никакую вариативность для выбора в связи с их предпочтениями. Чтобы не сошли с ума на одной и той же баланде, — Севен демонстративно потряс перед зрительницами своим планшетом, что достал из одежды. — Так что дайте-ка папочке разобраться. Всё-о уже здесь!

— Серьёзно? — Подлетевшая к нему во мгновение ока Джехи едва не порхала от счастья. И, кажется, даже смахнула набежавшую вдруг слезинку. — Мы собирались потратить на это полдня, как минимум! Знаешь, я б тебя расцеловала, если бы не…

— Ну да, ну да, — хакер чуть заметно смутился. — Да там работы-то минут на десять. Для волшебного гения вроде меня.

— «Минут на десять»? — с лёгкой иронией в голосе переспросила уже подоспевшая сюда Моника. — А выглядишь ты точь-в-точь как человек, который не смыкал глаз целую ночь.

— Всё остальное время я занимался секретными делами особого назначения, говорить о которых в вашем присутствии просто нель-зя! — игриво протянул он, чуть-чуть тыкнув чересчур любопытную девушку по носу. — Много будешь знать — плохо будешь спать, миледи…

— Я и так знаю много, и со сном у меня пока всё в порядке, — не преминула по-дружески ответить Моника, на всё лицо растянув самую милую свою улыбку. Она едва не сказала «со снами», но всё же сдержалась в последний момент, потому что здесь маленькая оговорка имела бы очень большое значение.

— Серьёзно, Люсиэль, — вмешалась вдруг Кан. — Мы все здесь сейчас в одной лодке…

— На одном корабле, если быть более точными!

— Да, — устало кивнула ему Джехи. — На корабле. Так что имеет смысл поделиться своими достижениями хотя бы с частью команды. Для большей продуктивности, так сказать.

Севен с огромным сомнением в глазах оглядел всех собравшихся здесь девушек, чтобы затем, немного подумав, всё же сказать:

— Было бы ещё, чем делиться. Всякий раз, когда мне вроде бы удаётся напасть на след, в поле зрения возникает весьма странная ошибка кода.

— Какая? — Моника с интересом обернулась к нему.

— Будто ты что-то понимаешь в этом, красавица, — ласково, словно несмышлёному малышу, ответил ей хакер, прижав устройство к себе, точно любящая мать — своё чадо.

— А почему бы и нет? — всерьёз удивилась подобной реакции бывшая Президент. — Я и сама ведь немного… — «программа», — хотела сказать она. — Увлекалась подобным чуть ранее. Смышлёные девушки в наше время — не редкость.

— Работа Серьёзных Дядь-Хакеров — куда больше, чем одно увлечение, — назидательно ответил ей Люсиэль. — Уметь написать пару строк кода — ещё не значит… — впрочем, он отмахнулся. — Ладно, я ведь сюда из-за меню пришёл! Давайте скорее покончим с этим, да я пойду окунусь, пока водичка прохладная! Кстати, дамы… ещё аж две дорожки по-прежнему будут свободны, если вы понимаете мой намёк, а вчера никто так и не осмелился оспорить мой титул Абсолютного Пловца! Заявки всё ещё принимаются.

— Пф, — Моника немного обиженно фыркнула, но больше ничего не сказала.

***</p>

Завтрак было решено начать где-то в десять утра. Весь основной народ, отоспавшись, как раз стал с вялым интересом стягиваться в столовую примерно к этому времени. Правда, сейчас на часах уже слегка перевалило за полдень, обед близился, и Нацуки, самовольно вызвавшаяся вновь помогать с готовкой (благо, Моника с её приходом кухню покинула), за эту пару часов успела повидать и поздороваться практически с каждым… с каждым, кроме единственного человека.

Отсутствие одной из близких подруг — Саёри — сейчас, как никогда (?), вселяло в неё некую потаённую, глубинную тревогу. Это было, словно предвестие чего-то страшного. Кто же ещё всегда появлялся на пороге задолго до остальных в надежде на лишнюю порцию, едва дело запахнет съестным? А сейчас приём пищи давно кончился. До сих пор — ни следа.

По своим странным снам, которые, Нацу теперь была готова поспорить, были не просто снами, об их старом Клубе, Саёри могла так СИЛЬНО опаздывать лишь в одном случае. И это… это…

«Нет, не хочу думать об этом! Это ведь просто ужасно».

От не пойми как мелькнувшего в её голове воспоминания о безжизненном теле, болтающемся в петле посреди собственной комнаты, бедняжка едва не попрощалась со своим завтраком.

Нет, больше тянуть нельзя!

А вдруг подругу ещё можно спасти? И кем тогда Нацуки будет, если позволит допустить ужасный исход?! Бездействие в подобной ситуации ведь зачастую ничуть не лучше, чем само преступление! Знать о приближении неминуемого, и даже не помочь в попытке предотвратить это…

«Я стану такой же, как Моника!»

Сначала все эти страхи и переживания ей показались беспочвенными — ведь, вопреки словам Морти о новом убийстве, в отличие от их «первой локации», здесь всё довольно мило и безопасно! Пока что, по крайней мере. И ничто не подталкивает кого-то к его депрессивным и тёмным мыслям. Однако…

С каждой минутой волнения всё усиливались. Их стало не отогнать. В конце концов, Нацуки больше не могла сосредоточиться на работе. Поэтому, просто перестав бороться со своими страхами, она пробормотала пару неловких извинений Зену, который тоже здесь находился и, видимо, что-то делал, а после сказала:

— Мне… надо очень срочно… сходить к Саёри!

— Зачем? — сурово, как ей показалось, спросил актёр.

Основываясь на собственном опыте жизни с отцом, бедняжка сжалась и внутренне приготовилась к тому, что за малейшую попытку отлынивания от важного дела тот сейчас… нет, руку, конечно, в отличие от домочадца, поднимать на неё не станет (хотя от верных друзей Моники всего можно ожидать), но вот нотацию прочитает точно. И будет прав

Однако сам актёр лишь расцвёл в обворожительной, искренней улыбке:

— «Зачем без завтрака?» — я хотел сказать. Возьми для нашей булочки хоть парочку тостов. Она ж там совсем голодная, прости господи!

— Эм, да… да! Спасибо, — рассеянно покивала ему Нацуки, уже собирая «паёк» для неявившейся.

***</p>

И вот он — долгожданный миг истины. Сердце Нацу колотилось, словно бы бешеное, когда она, стоя с полным угощений подносом и откровенно подозревая что-то недоброе, несколько раз постучала в дверь. С той стороны не ответили. Не было слышно движения или шороха. Все звуки вокруг словно бы… умерли.

Девушка нервно потёрла запястье. Страх подкрадывался ближе и ближе к горлу, замораживая всё изнутри, хватая невидимой хваткой, парализуя. От предчувствия ужасной развязки скрутило живот.

— Мне… мне всё равно! Я в-вхожу! — дрожащим голосом закричала Нацу, крепко зажмурившись и пнув дверь (чего оказалось делать не обязательно, ведь та не была заперта).

Но даже со всеми своими ужасными страхами и теми картинами, что ей рисовало подкормленное паникой воображение, к тому, что увидит в этой комнате, Нацуки была не готова. Даже близко нет.

— А? Извини, я здесь… немного зависла, кажется, — раздался вдруг такой знакомый, приятный голос. — Закуски? Ой! А это всё мне, э-хе-хе-м-м?.. Вот спасибо! Оставь поднос там, на тумбочке~.

Когда бедняжка, вся напрягшаяся, точно натянутая струна, и бледная, как привидение, всё же раскрыла глаза, её крайне удивлённому взгляду предстала Саёри, лежащая на кровати. В своей руке подруга держала какую-то старую толстую книгу, открытую почти на середине. Ещё несколько лежало не очень-то аккуратной стопкой рядом, на тумбе, а парочка даже валялась на полу.

— Ты, эм, читаешь что-то? Серьёзно? — Наконец-то переборола свой ступор Нацуки. — Ни разу в жизни тебя с книгой не видела… ты даже пропустила еду! Я беспокоилась!

— Совсем не уследила за временем, извини, — чуть виновато отозвалась подруга, рассеянно почесав затылок. — Но тут такой сюжет пошёл, я не смогла оторваться! Они вроде всю дорогу только чай пьют и об убийствах болтают, но едва я начинаю скучать немного, вдруг — бац! — что-то произойдёт! Не думала, что читать бывает так интересно. Даже животик я прошу подождать! Хотя он уже начинает болеть от голода. Спасибо, что заглянула. Сама бы я вряд ли сейчас куда-то дошла.

— Да, эм… всегда пожалуйста, — немного смущённая, Нацу поставила поднос с завтраком на тумбочку. Она чуть-чуть покраснела, по-прежнему думая, что сказать дальше. — Значит, на всякую жуть потянуло… хе-хе… эм-м… ну-у… добро пожаловать в Клуб Юри, наверное?..

— Я теперь хорошо понимаю, что она в этих книжках находит! Хочешь, тебе парочку дам? Вот эти, которые на полу лежат, уже всё. Там одни только маленькие истории! В них, может, в паре от силы только и есть по-настоящему мерзкие сцены, вроде отрубленных голов или чего-то такого. Убийств в кадре не так много.

— Да я… это… — стараясь придумать на ходу подходящее оправдание, Нацу попятилась назад, к двери. Всё её маленькое нутро сворачивалось в тугой узел от одного лишь упоминания слова на букву «у». — Была очень рада узнать, что у тебя всё в-в п-порядке! Заглядывай, если что! А мне… срочно надо… назад, на кухню! Дела не ждут.

***</p>

— Твою ж… сука… у-у-у, чтоб его, — Миу вместе с Электроником, вся в слезах и соплях, вышла из кинозала. — В душе не ебу, почему этот фильм всегда пробивает меня на такие эмоции! Особенно сраная песня в конце. Лет пять его не пересматривала, и вот опять… у тебя запасного платка не осталось? Я в кои то веки намокла не там, где обычно…

— Такое кино, это… это просто взрыв мозга! — Всё не мог отойти от увиденного преисполненный счастьем Сыроежкин. — У вас ведь так говорят? Это значит, что… настолько перевернуть понимание моего мира! Да я в своём познании благодаря тебе так преисполнился!

Ирума грустно улыбнулась ему, с благодарностью получая платок:

— И не говори.

— Нет, правда! Сделать злого зелёного великана, живущего на болоте, главным героем, да ещё и, внезапно, непонятым добряком! Переиначить всё представление о «долго и счастливо»! — Парень восторженно махал руками. — Это ведь так свежо и новаторски. Когда только успели додуматься?! А сколько ещё фильмов есть про этого… «Шрека»? Я должен посмотреть их все!

— Непременно. Но немного попозже, — Миу шумно высморкалась, хотела вернуть платок обратно хозяину, но тот молча замахал руками, мол, «оставь-ка лучше себе». — Ведь теперь я тоже преисполнилась вдохновением, чтобы взяться за работу и снести эту чёртову дверь к хуям!

— Ты про… тот вход в капитанскую рубку? — задумался Сыроежкин, вспоминая их вчерашний разговор. — Всё ещё думаешь, что Морти может там прятаться?

— Там может быть наш прямой путь к управлению этой посудиной! — Ирума окинула окружающее их пространство широким жестом. — И вся сраная навигация — в том числе. Где мы вообще находимся? Как далеко до ближайшей суши?! Ответы на все эти вопросы, мать его, и даже больше!

— Но там же дверь такая — мы с тобой видели — её с толкача одним махом не выбьешь!

— Для этого умные люди вроде меня давно уже придумали взрывчатку, олух. — Ирума с гордостью хмыкнула, важно уперев руки в боки. — Я знаю, как минимум, штук десять способов её приготовления! Надо лишь осмотреться, что мы имеем. Всё просто, как два пальца в жопу!

— Но… — отозвался Сыроежкин с сомнением, задумчиво почёсывая свою белобрысую голову. — Разве порча казённого имущества не будет нарушением каких-нибудь правил? Нам точно не грозит наказание?

— Я осмотрела свой планшет уже вдоль и поперёк, и там ничего подобного даже близко не упоминается, все правила касаются лишь судов, расследований и нахождения тела! — Миу с сомнением пожала плечами. — Ничегошеньки нет ни про порчу местного имущества, ни про ночное\дневное время… Абсолютная свобода, как она есть! Так что при первом серьёзном проёбе перед местной администрацией всегда можно включить дурочку и сказать, мол, ой, мы же не знали! Технически, мы даже здешнему управляющему (или его представителю) можем отвесить леща, если встретим! Вспоминая старину Монохера, тот в этом плане ещё сраным ханжой был, оказывается.

Конечно, Электроник не понял последнюю ремарку. Но вместо этого он с осторожностью произнёс:

— Мне кажется, если мы переусердствуем с разрушением чего бы то ни было здесь, наш корабль просто пойдёт ко дну. А я вот не особенно хорошо держусь на воде, к примеру.

— Тоже верно! Ладно, — Ирума махнула ему в приглашающем жесте, — пойдём уже делать взрывчатку. Время не ждёт.

— Мы встретились в странный период моей жизни. Определённо, — задумчиво сказал Сыроежкин себе под нос.

Вдруг Миу с уважением обернулась к нему:

— А ты хорош.