12 (1/2)
В кофейне было людно, но большинство гостей брали напитки навынос. Аллекс занял свободный столик, кинул на пол рюкзак и сумку, а когда официант принес кофе и сэндвич, обхватил руками горячую кружку, какое-то время смотрел на постоянно звенящую колокольчиком входную дверь.
Он сам удивился, как подорвался с места, как оживился, как был готов прийти куда угодно как только получил сообщение.
В нем не было ничего конкретного, ничего такого, что бы определяло срочность.
«Агент Серрет, это Уильям Густавссон, – гласило сообщение с неизвестного номера. – Я вспомнил кое-что важное по теме нашей последней беседы, я бы хотел с вами поделиться. Лучше в общественном месте. Когда вам будет удобно?»
Аллекса всегда ставил в тупик такой вопрос. Он никогда не знал, будет ли он ночевать дома, во сколько придется приезжать на работу или в любую другую точку земного шара, что с ним произойдет через пару часов… Он обычно говорил, что найдет время при необходимости – и ориентировался на чужое расписание, адаптируясь или безнадежно опаздывая.
Аллекс мог прямо сейчас. Аллекс хотел прямо сейчас…
«Добрый день! Я могу прямо сейчас…»
Аллекс стер «прямо сейчас», исправил на «в любое время», затем снова стер и задумался.
«Добрый день! Я сейчас в районе кабинета доктора Лектера, и если вы сможете, мы бы встретились в ближайший час», – ответил он.
Ожидание казалось мучительно долгим, он даже не убирал телефон в карман, таращился на погасший экран, и вовсе он не думал о деле Сердцееда и уликах и новых сведениях, которые ему расскажет золотоволосый артист.
Наконец аппарат ожил, Аллекс чуть не взвизгнул, прочел сообщение. Уильям Густавссон назвал время и адрес, агент Серрет по памяти восстановил карту местности, припоминая названия улиц и вывесок. Он уже успел выучить расположение ключевых объектов расследования, запомнил кофейни, кафе и ресторанчики, в которых бывали жертвы и те, кто значился в списках их контактов… Встреча была через час, идти ему было минут десять.
Он шел не спеша, чуть пружинистым шагом, он был необъяснимо рад – и не стал задаваться вопросами о причинах, ибо его приятные ассоциации не должны были мешать работе.
Это работа… Но губы сами непроизвольно растягивались в стороны, грудь распирало от предвкушения.
Густавссон – красивая картинка, увидеть Густавссона – как посмотреть фильм… Аллекс напоминал себе – пару раз – а потом перестал напоминать, потому что забыл, потому что уж так он был устроен.
Он уже съел сэндвич и выпил кофе, он уже сменил несколько поз, пересчитал зубочистки в подставке, сложил красивым веером салфетки. Тело начинало ныть от утренних упражнений, Аллекс старался не думать, какие последствия тренировочного безрассудства ждут его завтра.
Яркий луч вспышкой промелькнул по залу, колокольчик в очередной раз возвестил о посетителе, Аллекс поднял голову от сложенных на столе рук, мгновенно встрепенулся. Уильям Густавссон – в тех же солнечных очках, темно-синем пальто, бежевой толстовке, но в других, уже клетчатых брюках – вошел в помещение, по лицу было непонятно, о чем он думает, куда смотрит. Он едва заметно кивнул агенту Серрету и почему-то прошел мимо.
Мгновение спустя золотоволосый артист присел за соседний столик, спиной к озадаченному Аллексу, приятный знакомый голос зашелестел у уха, провоцируя бегущие по плечам мурашки.
– Здравствуйте, агент Серрет, – начал Густавссон. – Пожалуйста, не оборачивайтесь. Я прошу прощения, что не предупредил, но лучше, чтобы о нашем разговоре никто не узнал.
Аллекс сел прямо, выдержал секундную паузу.
– Хорошо. Добрый день, мистер Густавссон.
– Зовите меня Уильям, – произнес тот. – Если вам так удобно.
– Хорошо, Уильям, – Аллекс сопротивлялся изо всех сил вылезающей на лицо улыбке, но не мог устоять. – Зовите меня Аллекс.
Выглядело как тайное свидание, ролевые игры в агента и анонимного свидетеля, все вместе – в форме странного, перемолотого смузи, с ветками от ягод и колотым льдом.
Уильям так и не снял очки, он дышал ровно, несмотря на будоражащие непривычные ощущения в теле, клетчатая коленка его начала подергиваться, и он тут же отследил странное совпадение…
«Когда забыл текст, не стой, делай хоть что-нибудь, – часто повторял он себе. – Не оставляй пауз, игра должна быть плавной, как ход лодки…»
– Люси Циммерман на одной из наших последних встреч рассказывала о сталкере, – говорил Уильям. – Эта история нигде не освещалась, она делилась ей с немногими. Сталкер вполне мог преследовать и остальных, они крайне надоедливы и изобретательны…
Если бы вдруг у Уильяма появился свой персональный сталкер, Арман бы вмиг сделал так, чтобы тот исчез с лица земли – из собственничества и привычки устранять неуместные недоразумения. Арман считал фанатов и прочих «одержимых» слабыми и жалкими, высмеивал естественную потребность иметь пример для подражания, источник вдохновения, образ с плаката на стене – и лишь снисходительно улыбался, когда Уильям задерживался на пресс-конференциях с автограф-сессиями, позволял с собой фотографироваться и репостил чужие упоминания себя в соцсетях. Он называл это «неуместным великодушием», для него любой, кто хоть раз посмотрел на него снизу вверх, априори становился на ступень – или более – ниже.
Арман не признавал авторитетов, хотел быть сам себе авторитетом, но часто приводил в пример своего покойного отца.
– Это очень ценная информация, – молвил агент Серрет, его каштановая макушка так и норовила все время повернуться.
Уильяма одновременно умиляло его желание обернуться, и вместе с тем ему было боязно. Арман не должен узнать, что он говорил с кем-то – даже с агентом ФБР. Накануне Уильям прощупывал почву, лишь намекнул, что ФБР слишком часто стало бывать в гостях у жителей их района, интересуется артистами и их семьями. Арман настоятельно рекомендовал избегать любых бесед с полицией, не лезть со своими наблюдениями или догадками, а при необходимости согласовывать все с ним, без его ведома не предпринимать никаких действий.
Скорее всего, у Армана дела шли не так гладко, как он старался показать, он переживал за свой бизнес, сомнительные проекты и инвестиции, он лишний раз не хотел, чтобы ФБР мутило воду в его уютном болотце.
– Он присылал ей цветы со странными признаниями, был на каждом концерте, писал огромные письма, рассказывая о своей несчастной судьбе и о том, как они предназначены друг для друга.
Уильям лгал. Он выдумал историю про сталкера от и до, но никто не мог уже подтвердить или опровергнуть его слова, потому что подобного рода письма и сообщения удаляются и уничтожаются, артисты не любят видеть мусор вокруг себя… Звучало правдоподобно, Уильям был собой доволен.
В крайнем случае он мог свалить вину на выдумщицу-певицу.
– Мне нужно идти, – спохватился золотоволосый артист. – К сожалению.
– О, – отозвался Аллекс, он даже не скрыл своего разочарования, голова замерла в полуобороте. – Спасибо, Уильям, я очень благодарен вам за уделенное мне время.
Он сказал это искренне, Уильям буквально видел, как брови на бледном, покрытом веснушками лице приподнялись и сложились домиком.