chapter x. ugly truth & the tide. (1/2)

В тот день Найл так и не вернулся в квартиру подруги, он смотрел, как силуэт Одри медленно размывается на горизонте. Их разговор явно был не окончен, мужчина даже не успел ничего сказать, но он не мог здраво мыслить. Хоран залез в машину.

— Черт! — Хоран ударил руль машины. Он был зол. Вечер не должен был закончиться так, но у Вселенной на все были свои планы.

Мужчина поехал вниз по дороге, по которой шла Одри, всматриваясь в каждый угол или в окна заведений, но её не обнаружил. На улице уже было темно и немноголюдно, ярость и обиду сменили тревога и беспокойство. Хоран стал покусывать губы, ища её по улицам. Но он её не нашел, она исчезла будто вовсе не появлялась никогда в туманном городе. Когда Одри хотела скрыться — она скрывалась так, что её никто не мог найти. Этому она научилась ещё в маленьком возрасте — пряталась от родителей после попытки повеселиться, которая оборачивалась небольшими происшествием.

Словно на иголках он неохотно поехал домой около четырех утра, напоследок проехав мимо дома Кингсли, надеясь увидеть в окне свет или хоть какой-то знак её присутствия. Найл его разглядел — через окно на потолке он заметил те самые звезды, проблески света от свеч. Облегченно вздохнув, он поехал дальше.

Ярость уже не бурлила в его венах, как прежде. Досада, приправленная обидой, неприятным осадком осела в глубине души. Сделал ли он нечто такое, что заставило бы Одри сомневаться в его серьезных намерениях? Перед глазами возникло лицо девушки с красными глазами и растерзанный губами. На неё было физически больно смотреть. Найл нахмурился — что бы он сделал или не сделал, это задело Кингсли. Хоран встал с дивана и стал ходить по комнате, пытаясь развеять причиняющую боль картину. Она все никак не желала покидать его разум. Найл думал много. Не могла же эта ссора стать их концом, даже если и могла, в таком завершении присутствовало что-то неправильное, недосказанное. Нет, Хоран не готов был разрывать все связи с Одри, но пойти к ней сейчас не мог — гордость и огорчение женскими словами, казавшимися ему беспочвенными, висели камнем на шее. Мужчина громко вздохнул и уселся за пианино. Переизбыток эмоций выливались в множество хаотичных строк. Одни были посвящены злости, другие — потерянности, но больше всего выделялась те, что говорили о печали по возможной будущей потере.

— Затем я заглядываю в своё сердце, и там всё ещё горит огонек в темноте. Огонёк надежды, которую ты мне дала в самом начале. Я хочу его сохранить. Пожалуйста, не уходи.

Токсична, сломлена, потеряна. Одри повторяла себе снова и снова. Девушка завалилась на диван и обняла подушку. Слезы не прекращали скользить вниз темными дорожками. Она не могла остановить себя, выпуская яд на каждого, кем когда-либо дорожила. Подводила себя раз за разом, но сейчас ставки стали высоки, она не только больно ударила себя, снова оказавшись на холодном асфальте с кровоточащими царапинами по всему телу, её состояние застигнуло врасплох и Найла. Она не хотела его задевать. Одри боялась боли, что он мог ей причинить, но вот она избавилась от него, вероятно, навсегда, а легче не стало ни капли. Кингсли привязалась к нему, теперь же ей предстояло распутывать эти золотые нити, что окутывали её сердце, сбрасывать с обрыва памяти воспоминания. Но она не желала делать так быстро сдаваться. Одри снова и снова возвращалась к моментам, окрасившимся в черно-белые цвета. Девушка должна была позвонить, пойти к нему и извиниться, но зуд под кожей, вызываемый стыдом, мешал этому случиться.

Рано или поздно вода в организме закончилась, Одри привстала и глянула на скучный поток. Ей захотелось вернуться в позавчерашнюю ночь. Она зажгла свечи, будто свет мог прогнать затаившийся внутри страх, и легла на пол, отгоняя мысли о расставании. Она представляла, что слышит ритмичное биение сердце и тихий успокаивающий шепот, чувствует дыхание на шее и руку, сжимающую её пальцы.

𝄞</p>

Одри вернулась к своей жизни до появления в ней мужчины. Ранние подъемы в одиночестве, сигарета с кофе на завтрак, лекции, сосредоточенность только на учебных делах, бесконечные часы в библиотеке, бессонные ночи, хотя бывали минуты, когда девушка будто застывала во времени, думая о том, что сейчас делал Найл. Может быть, он записывал новый трек в студии или играл на гитаре в гостиной. Она знала, что так будет, но ни о чем не сожалела. Три последних месяца были чудом, пришествия которого она не ожидала, не смела даже надеяться на что-то подобное. В такие моменты грустная улыбка появлялась на личике всего на пару секунд, а затем снова сменялась безразличием.

Они не разговаривали больше. Кингсли прекрасно осознавала, что должна сделать первый шаг, если хочет продолжения отношений, но никак не могла набираться храбрости. К тому же, не была уверена в том, что он этого хотел. Боялась, что Найл разочаровался в ней. Сомнения разрывали тело и душу на мелкие частицы.

— Мисс Кингсли! — Одри как раз покидала университет, когда услышала знакомый голос. Она развернулась и заметила еле поспевающего за ней профессора Кейна.

— Здравствуйте, профессор. — Кингсли испугалась. Кажется, мужчина спешил ей о чем-то сообщить. Вчера она сдала экзамен по его предмету, но оценку ещё узнать не успела. Неужели она завалила? — Извините, не заметила вас сразу.

— Ничего, увидел вас и решил сообщить лично результат экзамена. — Они продолжили путь в сторону выхода из университета. — У вас отлично, в принципе, не могу сказать, что удивлен.

Одри облегченно вздохнула и улыбнулась.

— Спасибо огромное. — Она едва не накинулась на него с объятиями из-за опьяняющей радости. Но сообщив новость, профессор не спешил уходить.

— У вас все хорошо, Одри?

— Да, а кажется, что нет? — Каждый раз проницательный взгляд профессора улавливал в изменениях поведения. Одри всегда было интересно пришло ли это с опытом или было врожденным даром.

— Не сочтите меня хрычом, явно лезущим не в свое дело, но я давно не видел здесь вашего друга.

— Ах это, — Одри сглотнула ком в горле. — Мы не разговариваем.

— Мне жаль.

— Не стоит. Возможно, вы были правы, когда сказали, что ничего не должно вставать у меня на пути. — Профессор Кейн удивлённо вскинул брови, вспомнил свой короткий монолог, а затем улыбнулся.

— Вы меня не так поняли. — Девушка тут же уставилась на преподавателя. — Я не имел в виду отношения, мисс Кингсли. Я говорил о лени. — Он задумался, закусив нижнюю губу. — Простите меня за мои следующие слова. Вы знаете все, что можно о молекулярной физике, но по части отношений слепы, как новорожденный котенок. Отношения чувственные и уважительные ни в коем случае не могут стать препятствием, только поддержкой и опорой. — Одри стыдливо опустила глаза.

— Уже неважно. Чем бы то ни было, я сделала все, чтобы от этого избавиться. — Она пожала плечами.

— Вы ведь не из тех, кто сдается так просто. А если так, то у меня сложилась неверная картина о вас в голове. — Девушка исподтишка глянула на доброго старичка, напоминавшего ей дедушку по материнской линии. Он загадочно улыбался. — Мне в другую сторону. До свидания, мисс Кингсли. Увидимся в следующем семестре, я надеюсь.

— До встречи, профессор. И спасибо. — Мужчина улыбнулся ей на прощание и скрылся из виду. Одри усмехнулась и покачала головой. Этого преподавателя она вряд ли когда-нибудь сможет забыть.

Дни тянулись все медленнее и медленнее, а тоска по мужчине только увеличивалась. Перед подъемом она долго отказывалась открывать глаза, зная, что рядом никого не будет. Так одним морозным декабрьским утром Одри почти расплакалась, чувствуя невероятную боль в груди, стало трудно дышать. Ей подумалось, что это могла быть паническая атака. В испуге девушка подскочила на кровати, хватаясь за нудящее место. Она помотала головой. Ложная тревога — Кингсли все ещё трезво думала, относительно, конечно.

Пальцы сжали одеяло. Ей надоело бояться. В порыве она решила пойти к нему, извиниться, взять на себя ответственность. Не так ли поступали взрослые люди? Одри посмотрела на часы, три утра. Она повалилась на кровать, надеясь, что запал не пропадет до обеда.

Руки дрожали, пока Одри ехала в лифте вниз. Она не звонила, не предупреждала его, не знала будет ли он дома. Это было даже хорошо: если он дома — она объяснит ему все, а если нет, то такого судьба. Вряд ли у неё хватит сил повторить попытку. Кингсли вышла на улицу и вдохнула воздух, колющий холодом, но тут же замерла. Оглядев улицу, девушка заметила его. Найл стоял в паре метров от дома и разглядывал верхние этажи, но стоило ему услышать стук каблуков, как он опустил глаза и увидел Одри. Руки в карманах, глаза полные сожаления и тоски. Он пришел. Одри, не веря своим глазам, сделала пару шагов к нему и облегченно вздохнула, когда мужской силуэт не растворился в воздухе.

— Ты пришел. — Прошептала девушка, взгляд метался по лицу Найла, стараясь выяснить причину визита, но он озвучил её сам.

— Я слишком сильно скучал по тебе.

Одри поджала губы, моргнула пару раз, убирая с глаз водяную пелену, и обняла Хорана, обвивая его шею и целуя щетинистую щеку. Тонкие пальца впились в плотную ткань пальто. Его руки тут же обвили женскую талию. Он вдохнул ненавязчивый аромат её духов, улыбка просияла на его лице. Найл невероятно сильно скучал по ней.

— Мне жаль, я не хотела… Прости меня, я… мне очень жаль, — поток слов полился на Найла почти сразу же.

— Одри, успокойся, — мягко прошептал мужчина. — Все в порядке.

— Нет, это не так, — Одри заглянула в голубые глаза. — Я должна рассказать тебе кое-что.

— Что? — Найл насторожился.

— Историю моей жизни.

Гостиная стала их прибежищем. Они сидели на полу напротив друг друга, пока чай остывал рядом на кофейном столике. Одри нервно поджимала губы, не зная с чего начать. Но она хотела, чтобы он узнал причины и следствия Хоран поступков.

— Я не буду пытаться оправдать свое поведение, я лишь хочу, чтобы ты понял причину. — Найл кивнул. —Я родилась в Мидлсбро, как ты знаешь. Мама хотела, чтобы бабушка была рядом во время родов. После рождения мы переехали в Лондон, я прожила здесь пару лет. После измены отца, мы вернулись обратно. Он не хотел развода, и мама согласилась на восстановление брака только при условии возвращения в Мидлсбро. Но речи о восстановлении или терапии и не шло. Они притворялись, будто ничего не случилось, стали вести себя как соседи, поддерживая красивую картинку для остального мира.

Найл не знал, что сказать. Начало жизни Кингсли не звучало оптимистично. Он просто закусил щеку внутри и внимательно посмотрел на неё, показывая, что готов выслушать все.

— Мой отец владеет бизнесом, страховой компанией. Он до конца надеялся на наследника, но после меня у матери было несколько выкидышей, они попробовали и другие варианты, но ничего не вышло. — Она порывисто выдохнула. — Я чувствовала себя виноватой, будто была нежеланным ребенком. Мама после измены и вовсе погрузилась в депрессию и находила утешение лишь в организации светских раутов. До последнего я пыталась угодить отцу, посещала дополнительные классы, ходила к нему на работу, узнавала этот мир изнутри. Но он отказывался видеть во мне наследницу, а когда наконец увидел было поздно — я нашла свое признание. Отец не разговаривал со мной месяц после того, как я подала заявление в Кембридж. Он никогда не давал мне одобрения или внимания, что бы я не делала. Я думала, что избавилась от последствий этого, но…

Одри смотрела на свои колени, кажется, они дрожали. Она знала, что он понял. Пазл в его голове начал складываться в картину. Кингсли понятия не имела будет ли Найлу нравиться новая картина.

— У меня были друзья когда-то, кто-то сказал бы, что много. Но близких подруг было всего две. Они меня и спасали. Мы были неразлучны, как полагаю, все друзья в таком возврате. Мы гуляли, ходили за покупками, выпивали, обсуждали все на свете, — на лице девушке проскользнула тень ностальгической ухмылки. — К сожалению, все закончилось, когда мы разъехались. Какое-то время мы поддерживали связь, хватались за нить, конец которой уже оторвался от скалы… Я скучаю по ним иногда. — Последнее предложение далось ей трудом.

— Позвони им?

— Не все так просто, — Одри провела рукой по волосам и горько усмехнулась, — не я одна виновата в завершении нашей дружбы. Я не могла бороться в одиночестве. Кстати, о нем. Решение быть одной было спонтанным, хотя к этому все шло. Я теряла связь с другими, а новые знакомства не искала или вовсе отвергала. Сначала мне было до ужаса больно и некомфортно. С одной стороны я отгородила себя от других, чтобы уберечь от боли, с другой стороны — я научилась находить комфорт в уединении. Я больше узнала о себе, хотя не все вещи было приятно признавать. Всё же тогда я была далеко от полного самопознания. Я ушла с головой в учебу, это помогло мне справляться. Но порой от мрачной темноты невозможно было скрыться. — Одри посмотрела на мужчину. Найл был готов поклясться, что увидел там целый резервуар невыплаканный слез. — В один из таких вечеров я встретила парня по имени Джереми. Я решила пойти на студенческую вечеринку. Мне было восемнадцать, первый год учебы в Кембридже. Он заканчивал магистратуру, учился на политолога. Мы выпили и переспали. — Последнее предложение она почти прошептала. Кингсли не желала ставить его в неловкое положение.

— Все в порядке, — он коснулся её ноги. У Одри была жизнь до него, и это было нормально.

— В итоге это стало регулярной вещью. Мы не знали ни фамилий, ни друзей, ни увлечений, — ничего о жизни друг друга. Никаких привязанностей, только секс, грубый секс. — Одри провела руками по лицу, чувствуя, что краснеет то от стыда, то от страха. Найл сглотнул ком в горле, ожидая худшего. — Он любил доминировать, возможно, даже был садистом. А я… я просто подчинялась. Я испытывала странное, мазохисткое удовольствие в том, как как он осыпал меня комплиментами каждый раз, причиняя боль. Я готова была сделать все, что попросит, лишь бы он ещё раз сказал про меня нечто хорошее. — Голос Одри сорвался, в горле пересохло. Перед карими глазами то и дело всплывали воспоминания, которые так хотела забыть Одри.

Найлу подурнело. Его грудь сжималась, хотелось вдохнуть свежий воздух, отчиститься, но не из-за отвращения к девушке или к её прошлому. Он не мог поверить в реальность того, через что Одри прошла. По ней нельзя было догадаться, даже подумать о подобном. Да, Кингсли была холодной и не тактильной с незнакомцами, но она была не единственной такой.