Это была зацепка (1/2)

Из тяжёлого забытия его вырвал резкий, пронзительный, ввинчивающийся в мозг звук. Саймон вздрогнул, что-то мягкое и шершавое упало на лицо. Диванная подушка. Он накрыл ею голову. Но это не спасло от нового звукового взрыва, сильнее и дольше в этот раз. Саймон глухо застонал. Звук такой, как если бы он сунул голову в миксер и лезвия перемалывали ему череп.

Третий взрыв. Раскалывая пространство, раскалывая болью голову. Только теперь Саймон понял, что это дверной звонок.

Он попытался пошевелиться, боль в голове расплавленным металлом плеснулась из стороны в сторону. Саймон поморщился.

— Иду! — но голоса не было, в горле и во рту иссушенная пустыня.

Вялыми руками Саймон скинул с себя подушку, наощупь сполз с дивана, пытаясь разобрать, где верх, где низ. Упал. Покатилось что-то стеклянное. Не открывая глаз, он поднялся на четвереньки, ухватился за подлокотник дивана, втаскивая себя на ноги. Комната вокруг вращалась, будто центрифуга.

Новый удар звонка. Будто спятившая циркулярная пила.

— Да иду я, вашу мать! — в этот раз получился слабый хрип. Саймон оттолкнулся, зашаркал к двери, врезаясь на ходу в раскачивающиеся углы. — Хватит звонить, я же жить хочу... мать вашу на лево взад-назад до трёх раз...

За дверью стоял Моки.

— Фокс, ты где пропадаешь... Maldito sea, да ты в хлам!

— Завали, — буркнул тот в ответ, отворачиваясь и возвращаясь в комнату. Моки вошёл следом, притворил дверь.

— От тебя несёт как от помойной псины. Ты что, всё это время бухал? — он пробирался к дивану, перешагивая бутылки и сор. — Ну и срач.

Саймон, не слушая, уже скрылся на кухне. Зашарил по шкафам в поисках чистого стакана. Не нашёл, наплевав, вынул крышку с фильтром и приложился к кувшину с водой прямо так. Залпом осушил половину. Жить стало чуть более сносно.

Саймон отдышался, отёр лицо и поплёлся в ванную.

Душ не смыл похмелья полностью, но помог хотя бы немного прояснить мысли. К моменту, когда Саймон закончил, Моки уже прибрался в гостиной, и теперь рассматривал старинный кинопроектор, установленный на журнальном столике.

— Какие-нибудь подвижки? — просил он.

— Никаких. — говорить было всё ещё сложно от пульсирующей головной боли.

— Прямо-таки никаких?

Саймон промолчал, копаясь на полках стеллажа. Где-то должен был быть аспирин.

— А на плёнках-то что было?

В голове резко стрельнуло. Рука Саймона непроизвольно дёрнулась, он уронил с полки пару книг. Напряжённо выдохнул сквозь зубы.

Моки не заметил странной реакции.

— Ты выяснил, где Лейла? Как её вызволять?

— Не знаю. — проговорил Саймон тихо.

— Повтори. — тот прекратил возиться с проектором, встал, поворачиваясь.

— Я не имею понятия.

Повисла недолгая тишина. Моки задумчиво присел на диван.

— То есть как, не представляешь? — он не привык к таким ответам.

Саймон сдержанно вздохнул, отвернулся от стеллажей.

— Всё это — он махнул рукой в сторону брошенных в кучу катушек с плёнкой, — Лишь обрезки основных записей. Подготовки к ”испытаниям”, как это называет Лайонс, неудавшиеся эксперименты. Некоторые... моменты с камер наблюдения. Он вырезал их из основных материалов и хранил у себя в личных апартаментах.

— Но зачем?

Головная боль пульсировала всё отчётливей. Саймон медленно сжал и разжал кулаки.

— Для личного пользования, — наконец сказал он, понизив голос. — Лайонс прятал их, тщательно прятал. И смотрел в одиночестве, в свободное время.

— Так... — Моки нахмурился, соображая. — Погоди. Я что-то не понимаю. Что значит, ”для личного пользования”?

”Это значит, что он не только психопат, но, возможно, ещё и онанист”

Саймон прикрыл глаза, массируя переносицу. К чёрту аспирин, ему нужен виски.

— Фокс?

— Я тебе покажу.

Он подошёл к куче сваленных катушек, поворошил их, выбирая. Некоторые были уже неисправимо испорчены, пластик местами погнут, местами расколот на куски — некоторые катушки он в гневе швырял в стену, едва досматривал. Потом ещё отпинывал ногой, если попадались на пути.

Наконец нашлась катушка более-менее целая и с относительно нейтральным содержанием. Саймон вставил её в проектор, протянул язычок плёнки между колёсиков, закрепил его на второй катушке. Моки молча наблюдал.

— Это может показаться... странным, просто досмотри.

— Да что там...

— Просто досмотри.

Он включил проектор, знакомо затрещал и зашуршал механизм, на стене напротив проявилась картинка. Саймон, не дожидаясь начала действия, отвернулся, отошёл к окну. На подоконнике осталась последняя недопитая бутылка бурбона и стакан. Он осушил последние капли со дна стакана, наполнил его снова. На два пальца.

— Чёрт... — прошептал Моки за спиной.

Саймон не поворачивался. Пил. Спиртовый дух ударил в нос, встал комом в горле. ”Хорошо, что у этих пленок нет звуковой дорожки”.

— Твою мать! — скрипнул диван: Моки неуютно ёрзал.

”Ты погоди. Досмотри до конца” Саймон прикончил вторую порцию. Налил ещё. В голове пульсировало. Выпитое на пустой желудок жгло внутренности, начало подташнивать.

— Так, нет. — Моки стремительно вскочил с места. — Хватит!

За спиной щёлкнуло: Моки остановил проектор. Повисла пауза. Потом он длинно и вычурно выругался по-испански. Саймон допил свой бурбон и, налив ещё, наконец обернулся и передал другу стакан. Тот принял без вопросов.

— Лайонс назвал это ”Испытание частотами”.

Саймон глянул на стену с картинкой проектора. Стоп кадр получился весьма живописным. Лейла, прикованная к странному креслу креплениями, выворачивалась и сопротивлялась, как могла. Доктор Лайонс стоял позади, удерживая на её голове наушники, к которым тянулось необычно много проводов. Её лицо перекошено, его — бесстрастное, почти скучающее. Просторная рубаха Лейлы задралась сильно вверх, оголяя живот. Открылось даже её небольшое родимое пятнышко под правой грудью. Саймон очень любил это пятнышко.

— Он делал заметки об этом в своей записной книжке. — он прислонился к креслу, скрести руки, — Они испытывали самые разные частоты и шумы в поисках чего-нибудь, что оказывало бы эффект на её аномальность. И это только один из целого ряда самых разных ”испытаний”.

Моки долго молчал. Отставив стакан, достал сигареты, не спрашивая, закурил. Саймон поставил перед ним пустую банку из-под пива для пепла.

— Так ничего и не выяснили. — продолжил он. — И это самая информативная запись. Остальные более обрывочные и более... специфичные.

— ”Специфичные”? — Моки сидел понуро, сигарета медленно тлела между его пальцев. Кусочек пепла упал на столик.

— Как я и говорил, то, что я нашёл в его апартаментах — это личная коллекция самых... — ”самых пикантных моментов. Этот сукин сын снимал её даже в душе. А потом пересматривал и наверняка...” Саймон тяжело опустился в кресло, медленно уложил ноющую голову на спинку, прикрыл глаза. — Не суть. Важно не это.

— М? — Моки поднёс сигарету к губам, обнаружил, что она полностью дотлела. Уронил её в банку, достал новую.

— Важна эта её аномалия. Видишь, что у неё на лбу?

Тот нехотя снова поднял глаза на проекцию. Зажигалка замерла на полпути к сигарете, Моки нахмурился.

— Это что? Цифры?

— Фонд считает это таймер. Обратный отсчёт. Лайонс предполагает, что отсчёт — к чему-то нехорошему.

”И тут я с ним согласен. Здравого пессимизма никогда не бывает слишком много”

— Угу. — Моки помолчал. Но потом вдруг отложил сигарету, погасил зажигалку. — Эй. А это что? — он поднялся на ноги, подошёл к проекции вплотную. Наклонился, вглядываясь. Саймон, заинтересованный, скосил глаза со своего места, наблюдая. Наконец Моки выпрямился, ткнул пальцем куда-то на руку Лайонса. — Точно. Смотри.

Саймон с трудом поднял голову, боль и бурбон будто утяжелили череп, затрудняя движения, тормозя мысли.

— Я ничего не вижу.

— Да присмотрись. — Моки явно оживился, — Здесь. Под его рукавом.

Саймон сощурился. — Тату?