Часть 2 (1/2)

Утро у Хёнджина начинается почти в двенадцать часов дня. Потягиваясь в постели, он недовольно задерживает взгляд на часах. Но уголки его губ тут же расползаются в разные стороны, когда он чувствует запах свежеиспечённого печенья. Хёнджин с тихим стоном поднимается с кровати и плетётся в ванную, где быстро умывается, приводит волосы в порядок и задерживается перед зеркалом, рассматривая свою счастливую улыбку.

Только эта улыбка мгновенно пропадает, когда Хёнджин заходит в гостиную. Он даже трёт глаза, думая (надеясь), что у него галлюцинации. Но нет — в комнате и правда отсутствует весь рождественский инвентарь. Нет ёлки, нет гирлянды над окном, нет венка на двери, нет снежинок на стене и телевизоре, нет мишуры на тумбе, нет даже пледа со снеговиками на диване. Нет ничего. На ватных ногах ногах Хёнджин проходит на кухню, по пути отмечая то, что он заметил не сразу — то же самое происходит и во всём доме — от Рождества остался только запах имбирного печенья. У окна спиной к нему стоит Сынмин. Чайник только-только закипел, значит, друг уже ждал его пробуждения.

— Сынмин… — хриплым голосом произносит Хёнджин, и Ким с улыбкой оборачивается, заодно ставя кружки на стол, где на тарелке уже дымится печенье. — Где всё?

— О чём ты? — слегка удивлённо спрашивает Сынмин. — Садись, будем пробовать, это моё первое имбирное печенье. Зимой с горячим чаем должно быть самое то.

— Сынмин, это не смешно… Где ёлка?

— Какая ёлка? — Сынмин недоумённо смотрит на Хёнджина, пытаясь сообразить, шутит тот или серьёзен. — Я не понимаю, о чём ты. Ты будешь чай с лимоном или с молоком?

— Рождественская ёлка.

— Какая?

— Рождественская. Рождество, Сынмин, сегодня Рождество! Куда делись все украшения? И почему ты ведёшь себя так странно? — Хёнджин чувствует, как истерика медленно подходит сзади, и если эта глупая шутка сейчас же не прекратится, то он уже не сможет сдержать детских слёз.

— Рождество? — неуверенно переспрашивает Ким, и Хёнджин кивает. — А-а… что это?

Хёнджин замирает на секунду, после чего быстро машет головой в разные стороны и буквально срывается в свою комнату. Он судорожно достаёт первую попавшуюся одежду из шкафа, натягивая на себя. Он выходит из комнаты, уже беря в руки куртку с вешалки, как его перехватывает Сынмин. Ким обеспокоенно смотрит на него, тянется к щеке, чтобы смахнуть солёную капельку, но Хёнджин уворачивается.

— Что случилось, Хёнджин? Куда ты собрался? Ты же не завтракал ещё, — Хван на это лишь шмыгает носом и тихо шепчет «Рождество». — Так ты скажи мне, что это такое, я не знаю, правда…

Между ними виснет недолгая тишина, и Хёнджин, ещё раз убедившись, что Сынмин продолжает начатое, вырывает свою руку из чужой и выбегает из квартиры. Куртку он надевает уже в подъезде и даёт возможность ещё двум слезам упасть на холодный бетон. Он не хочет сейчас видеть Сынмина — хотя и понимает, что всё слишком странно, и виноват, вероятно, не его друг. Ведь он же не мог убрать всю квартиру за ночь? Не смог бы?

Когда Хёнджин выходит на главную улицу, его сердце, кажется, останавливается. Ничего нет. Всё вокруг такое серое и обычное, никакой рождественской атмосферы, ничто праздничное не цепляет взгляд. Хёнджин оглядывается, не веря в то, что видит, трёт глаза ещё раз, только чуть сильнее, чем дома. Люди буднично проходят мимо, кто-то идёт на работу, кто-то наоборот — на обед. А Хёнджин не может сдвинуться с места от сильного шока, какой испытывает, наверное, впервые в жизни.

Его слишком резко хватают за рукав и поворачивают — перед ним стоит запыхавшийся Сынмин. Он очень обеспокоен, поэтому не отпускает Хёнджина. Пока Киму ещё трудно говорить, он просто тянет его за собой в сторону дома, и Хёнджин не сопротивляется, запинаясь о свои же ноги, следует за другом.

— Куда ты убежал? Что с тобой, Хёнджин? Расскажи мне, что случилось, мы вместе что-нибудь решим, — Сынмин начинает говорить, как только дыхание выравнивается. Он поддерживает Хёнджина за плечи, когда они поднимаются и заходят в свою квартиру.

— Сегодня двадцать четвертое декабря? — Хван позволяет снять себя куртку и усадить за стол на кухне. Он принимает кружку с уже теплым чаем и всё еще пытается отойти от увиденного. Неизвестность и неопределённость мешают сосредоточиться на чём-то другом.

— Да… Почему ты спрашиваешь? Что-то должно было произойти сегодня? Бери, ешь печенье, — Сынмин двигает тарелку ближе к нему.

— Рождество… — встречаясь с таким же озадаченным взглядом друга, Хёнджин хватает телефон Сынмина со стола, вводит в поиск это слово, и от результата поиска дыхание спирает ещё больше.

«По вашему запросу ничего не найдено». Хёнджин опускает голову на стол, стараясь делать глубокие вдохи и выдохи, потому что чувствует, что каждый раз это даётся всё труднее. Он не может понять, почему в такой ситуации ведёт себя как ребёнок, которого напугала большая собака. Он не должен, он же уже взрослый мужчина. Но что тогда происходит? От мыслей отвлекают теплые ладони на его спине. Сынмин почти невесомо поглаживает светлые волосы, собирая их вместе, чтобы не лезли на лицо.

— Хёнджин, расскажи мне, что случилось? Может тебе приснился плохой сон? Я могу чем-то помочь? Что или кто такое это Рождество?

Хёнджин, смотря на Кима, в сотый раз убеждается, что тот максимально серьёзен, да и к тому же буквально всё подтверждает достоверность слов друга — он не знает ничего о празднике. Судя по всему, никто не знает, что такое Рождество. Хёнджин задумывается о том, не сошёл ли он с ума, или может ему и правда приснилось, а он теперь уверен, что Рождество существует на самом деле. А может он сейчас спит? Он щипает себя за руку, но боль ощущается так ярко, что сомнений не остаётся — все просто забыли о Рождестве. Точнее даже не так — Рождество просто исчезло.

Запах печенья до сих пор стоит на кухне и во всем доме, привлекая внимание Хвана, поэтому он интересуется у Сынмина, почему тот решил приготовить его именно сегодня. Тот лишь пожимает плечами. Хёнджин берёт в руку одно печенье и откусывает маленький кусочек — на вкус прямо как то, что в детстве пекла мама.

— Ты знаешь, кто такой Санта? — но на свой вопрос Хёнджин ожидаемо получает поджатую губу и отрицательное покачивание головой. — А ёлку хоть раз в доме видел?

— Декоративную. Её садят в горшок, и она вырастает не больше метра в длину, у моих знакомых есть такая. Ты тоже хочешь?

— Хочу, но нам нужна большая, — Хёнджин поднимается со стула, собираясь переместиться в гостиную, чтобы обдумать всё ещё раз или два. Сынмин идёт за ним, беспокоясь за друга и не понимая, что у него случилось. — У тебя есть для меня подарок?

— Твой день рождения же только через три месяца, да? — Сынмин уже и сам не уверен в том, что говорит. Всё походит на какой-то дешёвый розыгрыш, потому что таким он Хёнджина еще не видел ни разу. Только вот слёзы не выглядели искусственными, лишь по этой причине он ещё держится и надеется на нормальные объяснения.

— Ладно, я понял.

Голова гудит невыносимо. Единственное, что сейчас хочется Хёнджину, это вернуться в детство и встретить своё обычное Рождество с семьёй. Семья! Хван быстро набирает сообщение сестре, предлагая встретить праздник вместе, но в ответ получает уже знакомую реакцию. Наён тоже не в курсе. Сынмин всё это время терпеливо сидит рядом.

— Почему ты сегодня не на работе? — последняя надежда зацепиться за нитку, которая раскроет правду.

— У меня выходной.

Сынмин включает телефон, показывая, что сегодня суббота. Это конец. Вокруг словно собрался туман, который не позволяет нормально мыслить. Хёнджин прижимается к сидящему с ним на диване другу, крепко обнимая за плечи. Его талию спустя секунду сжимают такие же сильные руки.

— Сынмин, давай встретим Рождество вместе? — тихо спрашивает Хван, отстраняясь.

— Откуда и где его нужно встретить?

Тяжёлый вздох оседает на плече Сынмина. Добрые минуты уходят на то, чтобы объяснить другу, что такое Рождество, и рассказать о нем хотя бы самое главное. Ким на долгие речи лишь выгибает бровь и скептически морщит лицо, явно не оценивая идею впустую тратить время на какую-то выдуманную Хёнджином ерунду. За это он, конечно, получает слабый удар кулаком в грудь.

— Можешь не дарить мне подарок, — Хёнджин готов идти на компромиссы, лишь бы Сынмин согласился. Он ведь сойдёт с ума в эту ночь, если друг откажется, потому что уговорить кого-то другого, вероятно, будет еще сложнее.

— То есть ты считаешь, что мне легче будет достать неизвестно откуда настоящую ёлку, а не купить тебе подарок? — усмехается от абсурдности ситуации.

— Можешь искусственную купить.

— Типа картонный муляж? — это звучит немного проще. Но по стону Хёнджина, Сынмин понимает, что тот точно имел в виду не это.

— Живую найдём.

И они находят. В небольшом леске за городом. Только вот ёлку у них взять, конечно, не получается, поэтому Хёнджин набрал кучу хвойных веток, набив ими багажник машины Кима. Сынмин беззвучно хнычет, но молчит. Пускай Хван и придумал какую-то тупую шутку — он ему подыграет.

— Если меня посадят за эти ёлки, я тебя убью — шипит Ким, когда замечает на друге очередную хвоинку, упавшую на сидение в салоне автомобиля.