Часть 2 (1/2)
Позже встречи стали чуть ли не каждодневными. Джотаро стал для Какёина роднее, а Какёин для Джотаро — ближе. Между ними зарождалось что-то иное, нежели вновь окрепшая дружба. Черноволосый всё чаще и чаще смотрел на Нориаки, когда тот не видел. Когда они сидели рядом, появлялось непонятное желание покрутить мягкие рыжие волосы на пальцах, зарыться в них носом, ощутив запах вишнёвого шампуня. Какёину же хотелось обнять Куджо, положив голову на его плечо и поглаживая спину, уверяя, что с Джолин всё будет в порядке, что она будет его любить и рано или поздно поймет, почему он так поступил. Время шло, но никто из этих двоих не решался признаться другому. Оба были уверенны в своих чувствах, но что-то мешало этим двоим раскрыться. В конце концов Какёину всё надоело. Он видел, нет, знал, что его чувства к Джотаро взаимны. Рано или поздно, но это должно было случится.
За окном моросил дождь, серостью заволокло всё небо. Обстановка в доме Джотаро была полностью противоположной. Комнату освещал лишь свет от большого аквариума, но этого было достаточно Какёину для работы. Проверять ведение тетрадей было самой муторной, но лёгкой работой для него. Преподавал Нориаки историю искусств, но иногда мог подменять и учителя рисования. Честно признаться, вторая работа нравилась ему больше. Но эту должность ему если и передадут, то только после смерти старой бабушки, которая вела рисование у средних классов. Сейчас остается только довольствоваться тем, что есть.
Щелкнула дверь замка, и из своей спальни вышел Джотаро в одних лишь штанах и растянутой футболке. Потягиваясь, он направился к кухне, соединенной с залом, в котором и сидел Какёин. Всё это время последний не отрывал от ДжоДжо взгляда. Он дико желал высказать всё, что держит внутри вот уже несколько месяцев. Он хотел, чтобы признание прямо сейчас разорвало тишину комнаты. Но Нориаки держал всё в себе. Лишь оттянул пальцем ворот черной водолазки, которая была на нем. Дышать стало тяжелее от волнения. К этому моменту Джотаро уже сделал себе кофе и, заставив подвинуться Какёина и его тетрадки, уселся на диван. Учитель недовольно поправил очки, воззрясь на Куджо.
— Выспался? — как бы невзначай спросил он. Джотаро лишь кивнул и отпил из кружки. — Не понимаю, как ты можешь хлебать кофе даже вечером, — он покачал головой, вновь обращаясь к тетрадям, и с удивлением обнаруживая, что осталась всего одна, последняя.
— А я не понимаю, как ты просыпаешься без него, — парировал черноволосый и выпил еще немного. Что ж, справедливо.
Через несколько минут с тетрадями, как и с кофе, было покончено. Рыжеволосый довольно потянулся, радуясь, что теперь у него есть свободный вечер. Который он потратит на попытку признаться Джотаро. Снова. Тот уже сидел не на диване, а за столом, постукивая пальцами по его поверхности. Заметив, что Какёин закончил, он будто бы напрягся. Тишина уже начинала давить на этих двоих одинаково. Нориаки почувствовал, как табун мурашек прошелся по его шее и спине. Молчание нужно было нарушить сейчас же. Но он не мог, совсем не мог вытащить из себя ни звука. Дышать стало еще тяжелее, комок в горле разрастался с огромной скоростью. Ещё немного, и он начнет хватать ртом воздух.
— Какёин, — взволнованно произнес Джотаро, встав со своего места. — Ты в порядке?
«Ещё бы, — пронеслось в голове Нориаки. — Всего лишь пытаюсь собраться с мыслями, но ничего не выходит».
— Всё в порядке, не беспокойся, — он, как всегда, улыбнулся, не желая говорить Куджо о настоящей причине своего состояния. Эта его паршивая привычка очень не нравилась профессору, который не любил ложь. Потому последний нахмурился, направился к другу и присел перед ним на корточки, вглядываясь в сиреневые глаза. Казалось, что он уже сразу понял, что хотел сказать Какёин. Оба, не моргая, смотрели друг на друга, желая что-то молвить, но они будто бы не имели права на это. Тишину нарушил непонятный звук, вырвавшийся из рыжеволосого; это было что-то между икотой и тихим вскриком.
— Нориаки… — голос Джотаро наполнился ранее невиданной нежностью. Он потянулся к вечно выпадающей прядке рыжих волос, покрутил ее пальцами, вырвав из учителя еще один непонятный звук. Когда черноволосый припал к прядке носом, вдыхая ее запах, сердце пропустило пару ударов. Голос его зазвучал совсем близко с ухом, жаркое дыхание щекотило кожу. — Знаешь, я давно хотел тебе это сказать. Тогда, когда я увидел тебя на аллее, я понял, что никого красивее больше в жизни не увижу. Ты очень смелый, заботливый, вежливый, никогда не заставишь близких страдать по своей вине. Ты самоотверженный и решительный. Я видел эти качества в тебе еще во время путешествия, возможно, тогда они мне уже нравились. Сейчас… — он отстранился, но всё равно смотрел Какёину прямо в глаза, — я могу сказать, что люблю тебя.
Рыжеволосый на несколько секунд будто ушел из этого мира. Ему не верилось, что сейчас эти глубокие лазурно-синие глаза смотрели на него с такой любовью, что и высказать трудно. Не верилось, что его предположения о взаимности чувств оказались правильными. Не верилось, что сам профессор Джотаро Куджо признается в любви ему, Нориаки Какёину, преподавателю истории искусств. Спаситель мира признается в любви обычному учителю. На глаза сами собой навернулись слезы.
— Эй… — черноволосый заметно забеспокоился. Немного суетливо он обнял его, дрожащего, всем телом прижимая к себе. — Нори, ты чего?.. — рыжеволосый долго не мог успокоится. Он чувствовал себя глупо, так глупо, как никогда раньше. Всё происходящее сейчас казалось таким странным. Он одновременно испытывал и счастье, и смущение, и стыд. Джотаро снял очки с его переносицы и стирал с бледных щек эти злосчастные слезы, а они текли, не останавливаясь. Из носа тоже текло, что ставило Какёина в ещё более неловкое положение. Как же стыдно расплакаться перед тем, кто только что признался в тебе любви… Тем более если этот кто-то — твой лучший друг, никто иной, как Джотаро.