Глава 31. Глупость или милосердие? (1/2)

Странное порою возникает чувство, когда заходишь в место, что близится к закрытию. Все пытаются поскорее закончить дела, изрядно умотавшись за день, большой поток людей на выход и почти никого – на вход. А ты как будто перепутал время, прилёг слегка за полдень, а проснулся глубоким вечером и теперь не можешь вернуться в общий поток, откровенно отставая.

К счастью, обошлось без неловкого ожидания в приёмной: Дион отхватил Азалию сразу у входа и повёл в кабинет, так что пальто она снимала на ходу. Сама отказалась от предложения притормозить возле диванчиков.

Смотря на Диона, Азалия не могла раз за разом не вспоминать об увиденном во время инициации. Хотелось узнать, каково же жить тенью без голоса, но решимости озвучить вопрос так и не нашлось. А Дион то ли не замечал пристального заинтересованного взгляда, то ли тактично делал вид, что не замечает, помня о робком характере спутницы.

– Добрый вечер, – поздоровалась, проходя, и в удивлении приподняла брови, заметив ещё и Дальрена.

Он непринуждённо устроился на диване, лениво листая какую-то книжку с большим количеством иллюстраций и обложкой, определённо соответствующей подарочному изданию. Дальрен улыбнулся и помахал рукой, между делом перекинув за спину дреды.

– Здравствуй, – ответила Аманда. – Вижу… С последней встречи что-то в тебе изменилось.

«Не думала, что это бросится в глаза. А хотя… Она же и заметила проблему с внутренними энергетическими потоками… Или как оно называлось?»

– Да. Я прошла инициацию. С этого, видимо, и начну рассказ о накопившихся событиях.

Оставив верхнюю одежду на свободном краю дивана, Азалия заняла место за столом, напротив же сел Дион, и кратко пересказала события последней недели, опустив слишком личные детали и конкретные сцены, увиденные в конце. Потом пояснила, как это по идее должно помочь дальше, и упомянула о найденном и спрятанном в доме цветке души. О встрече с Редом решила умолчать: ничего полезного в информации нет, ровно как и возможности у собравшихся здесь духов хоть на что-то повлиять, а вот побеспокоить может.

– Пока что я всё ещё могу примерно ничего, только видения контролирую, но… Когда получится призвать кристалл, тогда, надеюсь, пойму уже, как свою роль выполнить. Вот только… – Азалия потёрла похолодевшие пальцы. – Меня пугает Нерисса. После той почти встречи о ней ничего не слышно. То есть… Она никак не проявляла себя уже дней пять. Не знаю, с чем конкретно это связано, но чувствую, что выдыхать рано. Когда она напомнит о себе? Где? Как? Кажется, неопределённость пугает едва ли меньше самой встречи.

«Я благодарна за полученную отсрочку и всё же хотела бы иметь хоть примерное представление о сроках».

– Теперь припоминаю. – Аманда потёрла подбородок согнутым пальцем и медленно кивнула. – Смутно, но да. Я чувствовала, как что-то не стыкуется, но тогда не могла уловить причину так же, как сейчас – воспоминания об этом. Примерно в тот же день я засекла использование врат и отправилась к ним вместе с Дельфами, и хотя не помнила о тебе, а потому и о связанных с первой встречей обстоятельствах, но не была уверена, что не приходила к вратам зимой. Впрочем, не это сейчас важно: в норму вернулись – и хорошо. А вот что стоит внимания: нам есть что рассказать о Нериссе.

Из-за навалившегося Азалия почти забыла о просьбе, а теперь запоздало подумала, что можно было и без неё обойтись. Намерения и настрой Нериссы гораздо важнее выяснения, дух она или нет. Насчёт них же вопросов не осталось. Да не пропадать же из-за этого чужим стараниям?

– Вам удалось больше узнать о ней? Хотя сомневаться в нечеловеческой сущности больше не приходится… И всё же что вы выяснили?

Из имеющихся догадок уже складывалась определённая картина, но для большей уверенности не повредит мнение со стороны. Свести наконец вместе детали, сложить пазл без особой надежды на то, что это сильно чем-то поможет.

– Нерисса – дух, точнее, была им, хотя теперь сложно что-то утверждать. Скорее всего, в прошлом она была Настурцией, теперь же явно связалась с какой-то иной силой. Скорее даже частично перешла под её контроль. В тот день Нерисса получила ранение и была вынуждена ненадолго залечь на дно, чтобы не начать распадаться. Ещё у неё есть союзник – Чертополох. Раньше он был таким же стражем врат, как и я. Теперь… Возможно, тоже контактировал с иной силой, но точно в меньшей степени. Так что всё ещё способен скрывать её переходы. Большую часть из этого выяснил Дальрен, проследив за Чертополохом. Есть что добавить? – поинтересовалась Аманда у Даля.

– Не особо… – Он оторвался от рассматривания иллюстраций и вместо этого решил приглядеться к совершенно непримечательному потолку. Увы, даже видения не могли высветить на нём ответы. – Разве что о месте. Не знаю уж, насколько это важно, но прятались они возле бездны. Не там, где сад на краю, а где горы. Там, оказывается, ходы есть. И вот уже возле самой-самой бездны они и остались. Очень неприятное место: даже в тени дышать сложно было. А им, кажется, наоборот легче. Чёрная, ну, Нерисса говорила ещё, её высшие не заметят, пока она не рядом.

– Значит, Настурция… – Азалию передёрнуло.

Всё хорошо сходилось, но менее жутким оттого не становилось. Скорее наоборот: каждый новый штрих добавлял картине напрягающих, пугающих элементов. Пришлось зажать рот, чтобы сдержать неуместный смешок, скрыть искажённую напряжением улыбку. Возможно, она не права. Хотелось бы ошибиться. Потому как получалось, что помешанная на Белой Розе Настурция после смерти первой связалась с Хаосом. И теперь по факту являлась его марионеткой с остатками собственной воли. В лучшем случае. Азалия подозревала, что не только становление Тенью со временем стирает личность. Иной контракт мог сжигать носителя быстрее.

Тогда кто на самом деле вёл Мир к гибели? Настурция могла искренне пожелать этого, не вынеся боль потери, обречённая вечно помнить о Розе, которая может больше не родиться. Выяснить бы ещё, что именно с той произошло… Но пока это можно опустить, ведь Настурция похожа на ту, кому один дух важнее всего Мира. Вместе с тем, самые радикальные действия мог совершать Хаос, наконец заполучив инструмент, позволяющий обойти правило невмешательства. Как бы то ни было, а похоже, что Порядку это не только не развязывало руки, но и отслеживать чужую игрушку он не мог даже в пределах Мира.

Под недоумёнными взглядами Азалия отняла от лица руку и поделилась догадками, пытаясь подавить истеричные нотки в голосе. Пришлось упомянуть и о видениях с участием Настурции, и больше припомнить сказанного Нериссой.

Внутри как будто тоже Хаос похозяйничал: противоречивые чувства готовы были вцепиться друг другу в глотки. С одной стороны, поступки Настурции не оправдать и не отменить – она сама допустила, что попала под влияние Хаоса, но с другой… Возможно, её желание принести Миру смерть – лишь минутный порыв, что прошёл бы сам по себе, не получив подпитки со стороны. Возможно, основной источник бед – воля грёбанной высшей сущности, и если бы не Настурция, так кто-то другой попал бы под влияние. А ещё… Азалия всё-таки понимала, насколько отвратительно чувствовать себя инструментом, но она хотя бы действовала добровольно-принудительно, подчинялась, но оставалась хозяйкой тела и мыслей.

«Если Хаос получил достаточно контроля, Настурция может уже ни за что не отвечать. В лучшем случае настоящая она просто наблюдает за происходящим, не в силах повлиять».

Азалия осознавала, что наверняка обеляет Настурцию из-за сочувствия, веры в чужие светлые стороны, положительные качества. Что может быть совсем не права: Хаос только дал силы, которые применялись добровольно и осознанно. Или цели, взгляды настолько сходятся, что и неважно, кто исполнитель.

Опершись локтями на стол, Азалия отложила в сторону очки и закрыла лицо руками, протяжный выдох звучал почти как стон. Всё-таки расшатало её, раз стало всё равно на чужую реакцию, где точно смешались беспокойство, непонимание, удивление.

– Я безнадёжна. Просто безнадёжна, – пробормотала, не поднимая головы. – Ладно ещё Реда хотеть спасти – без него может не стать моего мира, да и цель его не уничтожение, а признание. Он наломал дров, но передатчик смерти – не источник. А Настурция? Она хочет именно конца. И моей смерти, если продолжу действовать. Поместила в кошмар, вытаскивать из которого аж Порядку пришлось. Но… Я всё равно хочу… Вернуть её. Чтобы она просто снова стала обычным духом, переродилась без памяти. Глупо, да? Преступлению – справедливое наказание. Но я не судья. У меня нет права выносить приговор. И меры справедливости у меня тоже нет.

Уж не так ли ум за разум заходит? Когда сострадание начинает противоречить здравому смыслу. Когда ищешь оправдания для кого-то не лучше маньяка. И ладно оправдывать близкого – неправильно, но понятно! Обоснованно. Или просто не желать смерти – такое на душу взять сложно, если случится. А тут? Вернуть – дать ещё один шанс. Глупость, а не милосердие.

Белые руки с красными узорами мягко коснулись плеч и погладили. Утянутая во внутренний конфликт, Азалия не уловила, как откатился стул и рядом оказалась Аманда. Дальрен тоже встал с дивана и теперь стоял рядом с братом с таким же растерянным выражением лица. Растерянным и… Понимающим.

– Знаешь, я вот подумала, – размеренно заговорила Аманда успокаивающим голосом, – хотя, конечно, твоя роль обусловлена конкретным происхождением, думаю, на самом деле не менее важна и натура. Настолько противоположная тем, кто довёл до беды. Ты не можешь желать смерти врагу, а они желали её невиновным. Честно, мне сложно до конца понять это. Я бы не простила. Не пожелала спасения. Но я тоже не судья. И даже не могу оправдаться тем, что пыталась предотвратить беду. Потому что в действительности большую часть времени по мирам ходила. Ты же – другое дело. Ты сама согласилась огребать за нас всех. Так кто имеет право упрекнуть тебя в суждениях, не соответствующих чужим ожиданиям? Миру нужен тот, кто способен на сочувствие, принятие и к врагу, и к незнакомцу. И если решение будет за тобой, ты вольна принимать любое.

Азалия подняла голову, надеясь, что выражение на лице хоть немного адекватнее маски впавшего в немую истерику клоуна. Что глаза не покраснели и губы не дрожат. Её снова утешают. Она снова всего лишь нытик, нуждающийся в поддержке после каждого шага. За любым слегка смелым поступком следует яма истинной слабохарактерности. За каждой дерзкой фразой – панические бормотания.

– Жасмин, кажется, что-то похожее говорил. Что Миру, доведённому до беды равнодушием и предрассудками, нужен кто-то сочувствующий. Хотелось бы, чтобы так оно и оказалось, – тихо ответила Азалия и попыталась изобразить слабую, но чистую улыбку.

Узоры на руках Аманды слабо замерцали, и по телу Азалии прокатилась приятная, слегка покалывающая волна. Разлилась между рёбрами не столько спокойствием, сколько уверенностью. Надёжной опорой для убеждений. Волей. Готовностью сохранять веру в свои взгляды и желания, не пытаясь обкорнать их, лишь бы подогнать под чужую систему мер. Короткое, но такое одухотворяющее, освежающее чувство, что вскоре улыбка стала искренней.

– Спасибо. Ваше участие на самом деле помогает мне.

– Все мы, собравшиеся здесь, хотели бы иметь возможность помочь чем-то ещё.

Тут бы, может, спросить: «А толку от хотелок?» Хотеть можно чего угодно, да действия важнее. Но, во-первых, Азалия не чувствовала морального права бросаться такими обвинениями и не находилась сейчас в оборонительной позиции, когда лишь бы кольнуть собеседника, неважно, насколько оправданно. Во-вторых, прекрасно видела, насколько ауры духов – особенно Аманды – тусклее, чем у духов в Мире. Бессовестно обвинять в осмотрительном использовании ограниченных ресурсов.

Всё самое важное уже было обсуждено. Можно вставать и уходить – ничего не держало, зато тянуло домой. Как откровенный домосед, Азалия не привыкла так часто и надолго покидать своё «убежище», мотаться по чужим квартирам или возвращаться только для сна. Но почему-то захотелось плавности, не обрывать резко, не заканчивать на ноте сомнительной тональности, а сменить тему. Поиграть в приятелей, способных говорить о разном, а не в сообщников, связывающихся только по делу.