Глава 17. Иди туда, найди того (1/2)

Во второй половине всё того же воскресенья Азалия получила сообщение от Аманды: «Записка появилась». Не теряя времени, она собралась и отправилась по указанному адресу. Повезло: даже не на другой конец города ехать пришлось.

От того, насколько спокойно проходили и день, и путь, становилось тревожно. С того момента, как Аманда рассказала о приближающемся конце и необходимости его преодолеть, Азалия не могла спокойно воспринимать мирные дни. Любое затишье казалось последним перед бурей, что безусловно поделит жизнь на «до» и «после». Можно подумать, первый переход между мирами не сделал того же.

«С того дня не прошло и трёх недель, а нервов убила, как за год», – с такими мыслями Азалия вышла из автобуса, едва не навернувшись на снежной каше. Не хотелось снова испачкать штаны, только сегодня поглаженные после стирки.

Идти до нужного дома пришлось по навигатору, морозя правую руку, а от вида Аманды, которая спустилась вниз, чтобы встретить, и не потрудилась даже кофту накинуть поверх тонкой красной водолазки, стало ещё холоднее. Азалия быстро убрала телефон в карман и с досадой заметила треснувшие костяшки. Затянется быстро, но руки сейчас мыть будет неприятно.

Квартира Аманды отчего-то напомнила больницу. Светлая, чистая, пустоватая… Хоть лекарствами не пахла. И только амариллисы притягивали взгляд, подобные крови на снегу. А ведь у Дельфов росло много дельфиниумов. Совпадение? Закономерность?

«Цветы дома…» – Азалия тут же откинула начавшуюся мысль, не желая развивать в конкретный момент. Сначала идут дела, потом – теории.

Они расположились в гостиной. Аманда поинтересовалась самочувствием, делами. Азалия заверила, что сейчас – в рамках собственной нормы – в порядке, а об остальном предпочтёт поговорить потом. Сообщение от Ириса – вторая весомая подсказка после предсказаний Аламеи, потому хотелось поскорее увидеть её. Тая надежду начать чуть лучше понимать, что, собственно, делать, куда идти.

– Есть некоторые сложности, – призналась Аманда, протягивая сложенный листок и подвеску-амариллис.

– Сложности? – в недоумении переспросила Азалия, разворачивая записку. Но, что… Почему буквы… – Я… Ничего не понимаю. Это язык духов?

«Волне возможно, что он мне знаком только в пределах Мира».

– В том-то и дело, что нет. Потому что я тоже не могу разобрать написанное. Похоже, текст изменился во время перемещения. Чтобы его не смогли использовать против садовника.

– А как же тогда… – нервный смешок не дал закончить фразу. – Нет-нет, подождите, я снова должна это сделать?

Она вспомнила, как переписывала страницу «Энциклопедии». У жутко размазанных чернил и совершенно незнакомых закорючек общей чертой была только нечитаемость, но интуиция с особой зловредностью утверждала: если и есть способ их разобрать, то он связан с видениями. Не хотелось в чужом доме демонстрировать все слабости тела – стыдно и неловко.

– Наверное, придётся заняться ею дома…

– Я могу узнать причину?

Азалия пересказала Аманде то же, что говорила Диону в начале недели: о способности и её влиянии на здоровье, добавив в конце, что не желает доставлять неудобств. Да и кто сказал, что сейчас видения согласятся на сотрудничество?

Окинув Азалию задумчивым взглядом, Аманда попросила дать руку, пожелав кое-что проверить. Она осторожно обхватила кисть, красные узоры запульсировали, по телу прошла волна слабого покалывания. Новый вдох оказался непередаваемо лёгким. И само тело показалось… Не таким хрупким, как обычно.

– Что вы сделали?

– Убедилась в причине твоих проблем. Твои внутренние энергетические потоки нестабильны, что и бьёт по самочувствию. Полагаю, упомянутая инициация должна будет привести их в порядок. Думаю, в моих силах помочь воспользоваться видениями без последствий.

– Каким образом?

– Сожми подвеску, когда будешь читать записку. Через неё я прослежу за правильным током энергии.

Кивнув, Азалия потянулась к сумке и достала записную книжку, ручку: доверять памяти она всё ещё не собиралась. Развернула листок, положила на левую половину разворота, подняла очки и в левой руке сжала цветок. Взгляд на несколько мгновений заволокла красная дымка, а когда развеялась, мир стал как никогда чётким, буквы в послании – совершенно понятными.

Душа каждого садовника связана с цветком: первым, что появился на их земле. Садовники зарождаются с ним, и с ним же гибнут.

Это только моя догадка, но кажется, что Ред и сам заражён, одержим. И часть души, не подвергшаяся воздействию яда, спряталась… Скорее всего, в Отражении. И теперь не может вернуться.

Если рядом с Редом окажется тот самый цветок, у настоящей души появится шанс пробиться через то, что сейчас управляет телом. Но есть шанс, что тогда оно добьёт душу. Если это допустить, Реда не вернуть.

Его цветок – золотой рододендрон.

Перенеся текст в записную книжку, Азалия показала его Аманде. Вот вроде и есть подсказка, а что с ней делать – пока не особо понятно.

– А этот рододендрон возможно различить среди прочих? – поинтересовалась, вспомнив, что и в спешке заметила в саду несколько рододендронов.

– Нет. – Аманда с досадой цокнула языком. – Цветок души внешне не отличается от других. Но, может, Жасмин и Колокольчик что-то заметили.

– Либо придётся выбивать ответ у Мира, – добавила со вздохом.

Обладатель бесцветного голоса едва ли поймёт желание спасти «зло», а потому может проявить привычную несговорчивость, но раз цветок души также путь к погибели садовника, отыскать его придётся при любом раскладе. Если только у главного драматурга не окажется в планах другой ход.

Пока она надевала подвеску на браслет, Аманда смотрела то на записку, то на переписанный текст. И с такой тоской проводила пальцами по бумаге, что у Азалии защемило в груди.

– Как там Ирис? – спросила тихо, не поднимая взгляд.

– Довольно… Удручающе, – честно ответила Азалия, вопреки желанию подбодрить ложью. – Очень слаб, спит, как мёртвый, и не может говорить. Когда я нашла его, то разбудить смогла лишь благодаря амариллису. И наш разговор, если его можно так назвать, закончился потому, что Ирис снова уснул.

– Не может говорить… Значит, вот почему он никогда не отвечает. Но я догадывалась. Отчасти он всё ещё жив и способен иногда просыпаться из-за меня. Почти вся энергия в нём – моя. Потому что… Я хочу, чтобы Ирис увидел, как трагедия, которой он всей душой желал избежать, всё же встретит хороший финал.

– А почему он в таком состоянии? Это связано с ядом бездны?

– Да. Я же говорила, что Последний ранил его? Дело обстояло немного сложнее. Многие растения в Мире ненастоящие. В том смысле, что привязаны к обитателям миров и не произрастают из семян. Но мы, духи, в знак особого отношения можем подарить настоящее растение, связанное с нами гораздо сильнее прошлого. Последний срезал ирисы проклятым ножом, тем самым пустив очень медленно распространяющийся яд. А Ирис спрятался ото всех потому, что побоялся оказаться заразным.

– И он живёт с этим двадцать лет?

– Скорее уж умирает… – Горький смешок. – Думаю, большую часть времени он спит и ничего не чувствует.

– В такой ситуации сон выглядит лучшим вариантом. А вот те слова про настоящие растения… Это как-то связано с тем, что у вас дома столько амариллисов?

– Почти. В других мирах мы чувствуем себя легче в окружении своих цветов, но теперь уже не сами делимся силой, а получаем её. И ещё это напоминание о доме. Как и наша внешность… Мы на самом деле отличаемся от людей, но также стараемся не забыть себя настоящих.

– Вы скучаете по дому?

– Я скучаю по Ирису, – без раздумий призналась Аманда. – Будучи стражем, я много времени проводила в других мирах. Но мы никогда не были порознь так долго. Это оказалось… Тяжелее, чем я предполагала.

– Вы его…

Аманда приложила палец к губам и слабо улыбнулась, словно прося не бередить старую рану. Не стоит тормошить с трудом усыплённые чувства: они с готовностью проснутся, лишь бы появились надежда и шанс.

– Прошу прощения, моё любопытство зашло слишком далеко.

– Всё в порядке. Но… Можешь ли оставить мне записку?

– Конечно. Мне она больше не нужна.

Даже возникни у Азалии желание ещё раз пройтись по тексту видениями, лучше для такого снова в гости заявиться. Она прекрасно понимала, насколько бесценным может стать и клочок бумаги, если это первая за двадцать лет весточка от возлюбленного.