Глава 8. Миры, цветы и боги (1/2)

Ирен и трое детей неспешно шли по оживлённой улице, полной разнообразных магазинчиков. Азалия крепко держала её за руку, страшно боясь тут же потеряться, если хоть на мгновение отпустит, и с интересом рассматривала витрины – бывать в центре доводилось нечасто. Роза и Рон шли чуть впереди, споря о том, крекеры какой формы вкуснее.

– Бабушка, а к чему это готовятся? – спросила Азалия, заметив за очередным окном венок с фиолетовыми лентами.

Из зимних праздников она знала Новый год, но тот уж с месяц как прошёл, да и выглядели украшения как-то слишком сдержанно, может даже мрачно. Дома таких встречать не доводилось. Они остановились. Бабушка посмотрела на венок, нахмурилась и чуть крепче сжала детскую ручку.

– К Дню прощания и прощения.

– Звучит как что-то из религии.

– Так и есть.

Азалия в недоумении поджала губы. Почему тогда бабушка так помрачнела? Обычно же с большим энтузиазмом делилась знаниями о том, что изучала. И хотя к праздникам серьёзно не относилась, считала из культурным наследием, а потому обязательно украшала дом и рассказывала о происхождении тех или иных традиций. Тут же… Никогда не упоминала, что такой день есть.

– Обычно мне всё равно, что смысл праздника со временем претерпевает изменения, а изначальный – теряется. Но здесь… Люди даже не помнят, в честь кого этот день.

– Это… Тот забытый бог? – догадалась Азалия.

Раньше она не видела разницы, со временем же поняла: бог, о котором говорили верующие, и бог, про которого рассказывала бабушка, – не одно и то же. Её – забытый и как будто в действительности сосуществовавший рядом с древними цивилизациями. Новый же – настоящая выдумка, появившаяся, когда… Тут Азалия так и не поняла, что случилось, но так вышло, что древние цивилизации пали, а на их месте начали появляться людские.

– Да. В этот день бог наконец смог уйти из мира, попрощаться с ним. А древние просили у него прощение за то, что не ценили благостных времён, поглощённые жадностью, сгубили из-за неё. Они надеялись, что достаточно признать ошибки, и бог вернётся. Но после смерти не возвращается никто. Поэтому его забыли. Зачем хранить благодарность создателю мира, если можно придумать нового? Более совершенного, потому что не способен умереть и уйти…

На это Азалии оставалось только кивнуть – нельзя сказать, что в те годы она могла в полной мере понять, что бабушка хотела донести, только улавливала, насколько тема на самом деле грустная. От самого слова «забытый» становилось ужасно тоскливо. И как-то… Несправедливо? Если даже память о творце стирается, на что может надеяться обычный человек? Пройдёт время, и ты будто никогда не существовал.

Пока бабушка рассказывала, Роза нетерпеливо ковыряла носком грязный снег – от разговоров о боге ей всегда становилось скучно. Терпела только из-за Азалии – раз та с интересом слушает, не стоит перебивать. Рон же совсем притих, с сильной, больше похожей на транс, задумчивостью смотря на венок.

– Ты чего? – Азалия потянула его за рукав.

– А… Просто… Интересно, что подумал бы сам бог. Может, ему и лучше, если люди всё переиначили и перестали эгоистично взывать о прощении. Раньше надо было думать.

Столько обиды и боли послышалось в его голосе… Не задумываясь, откуда та взялась – сейчас важнее другое, – Азалия крепко обняла Рона, прижалась щекой к щеке. Если другу стало тяжело, надо сначала протянуть руку, а уж потом разбираться в причинах. Она закрыла глаза, прячась от проступившей перед ними тьмы, и сосредоточилась на руках, с необъяснимым отчаянием вцепившихся в её куртку.

***</p>

Бывать в издательстве почти не доводилось. В век технологий автору нет надобности куда-то ехать даже для подписания договора. Помимо этого случая, один раз Азалия из любопытства приняла предложение Диона взглянуть на Лириманс изнутри, попутно прослушав обо всём пути книги до печати. Не по причине отсутствия теоретических познаний – для наглядности. Тогда издательство запомнилось светлым и уютным, несмотря на кипящую работу, местом. Множество книг, шкафы, столы, компьютеры, – ничего особенного, а всё равно даже в вещах ощущалось что-то такое… Любовь к делу. Здесь работали те, кто горел, кто готов заражать энтузиазмом окружающих и вкладывать в дело душу.

Сейчас же, сидя в приёмной, Азалия ощущала себя как на иголках. Как перед кабинетом врача, где возьмут анализы с заведомо плохими результатами. Вчера она написала Диону о желании дать ответ до истечения недели, если такое допустимо, он тут же подтвердил возможность прийти в понедельник в Лириманс – после обеда у Аманды как раз будет время на разговор.

Мимо прошли две женщины, увлечённые обсуждением трендов в иллюстрации. Это заставило вспомнить, какой восторг испытывала Азалия каждый раз, когда видела обложку для своей новой книги. Как хотелось лично выразить восхищение и благодарность художнику, ещё бы стеснительность не мешала. В мире так много талантливых людей, желающих подарить миру свои творения. Но этого не случится, если наступит конец, а все прежние труды станут бессмысленными. И если своих усилий не жалко: амбиций мало, способности ценить свою работу – тоже, так что их легко задавить ради того, чтобы ни во что не ввязываться, то за других становилось обидно. Яркие, способные, старательные люди упорно шли к цели не ради обращения в ничто. Азалия вспомнила, как часто в книгах пыталась помочь читателям поверить в себя, свои силы и преданность мечтам. Это всё чудесно, но никто не сможет последовать её завуалированным советам в мире, которого нет.

– Давно ждёшь?

Азалия вздрогнула, напуганная внезапным появлением Диона, со смущённой улыбкой отрицательно качнула головой.

– Хорошо. Тогда пойдём в кабинет?

Она подхватила лежавшее рядом пальто и направилась следом, а когда рядом не стало людей, сократила дистанцию и рискнула задать неожиданно пришедший в голову вопрос:

– За что ты любишь мир настолько, чтобы двадцать лет продолжать искать?

По прошествии такого времени совершенно неудивительно сдаться, поверив в безнадёжность затеи, даже когда на кону стоит всё. Можно успеть принять неминуемую гибель мира, смириться с ней. Иначе нужна близкая сердцу причина, не позволяющая опускать руки.

– За что… – тихо повторил он. – Наверное, самым правильным будет сказать, что для мне подобных это просто что-то естественное. Мы рождены со стремлением сохранять миры.

– Значит ли это, что ты готов стараться ради мира, к которому не имеешь своих чувств?

– Нет. То есть… В теории я в любом случае должен, но многим нашим это не помешало сдаться и теперь смиренно ждать конца. Мне сложно вот так сходу назвать причину… И всё же определённо есть то, из-за чего я желаю спасения и для своего Мира, и для этого. Моя любовь к ним настоящая, не навязанная происхождением.

– Ты правда веришь, что какой-то левый, пусть и обладающий одной особенностью, человек способен повлиять на столь сложную ситуацию?

– А что мне остаётся? – Дион посмотрел на Азалию. Печаль во взгляде едва озарялась надеждой. – В конце концов, только такой человек способен сдвинуть дело с мёртвой точки. Его влияние больше, чем то, на которое хватит нас. Если не верить в это, то во что?

– Может, это просто страх смерти заставляет тебя цепляться за объективно безнадёжную идею?

С бледной улыбкой он покачал головой.

– Находясь здесь, я гораздо сильнее приближаю собственную смерть. До конца ещё есть время, а мой Мир встретит его позже этого. Но я не думаю, что долго смогу протянуть здесь, не возвращаясь.

– Почему ты не можешь вернуться?

– Это не то, что можно объяснить быстро. И мы уже дошли.

Азалия кивнула. Дион открыл дверь, пропуская вперёд, и она прошла в кабинет. Просторный, светлый, с большим количеством шкафов, обтянутым кремовой кожей диваном и два стоящих перпендикулярно стола: один пустой, другой – рабочий, за которым и расположилась Аманда.

– Здравствуй. Можешь оставить вещи там, – кивок на диван, – и присаживайся здесь. – Она указала на стулья у второго стола.

Поздоровавшись, Азалия последовала указаниям, Дион занял место напротив неё. Снова стало крайне неуютно. Хотелось кусать губы и что-нибудь теребить руками. Пальцы начали сами по себе теребить замок на браслете-цепочке. Она бросила взгляд на Аманду. Та молчала. Спокойно, терпеливо.

– Я… – Глубокий вдох в попытке унять дрожь в голосе. – Я всё ещё не считаю, что подхожу на эту роль, но решила, что должна попытаться.

Духи тихо и облегчённо выдохнули. Дион едва заметно улыбнулся, взгляд Аманды стал менее напряжённым.

– Я рада услышать такой ответ, – сказала она, вставая из-за стола и подходя к шкафу с книгами. – Кажется, ты хочешь сказать что-то ещё?

– Да. Я согласилась, потому что вчера разговаривала с Аламеей. Она сказала, что вы знакомы.

– Ага. Когда я только пришла в этот мир, не имея ни одного ориентира для поисков, то встретила очень странную девочку. Слишком бесстрашную, своевольную и знающую больше других. Она предсказала, что нужный мне человек – автор из этой страны. И описала, какими будут его произведения. Так я и решила открыть издательство.