52. Предложение. Shine (1/2)

— У тебя есть типаж, да? — пыталась шутить Икуко, когда она и Усаги оказались на кухне, занимаясь приготовлениями к чаепитию.

— Наверное, да, — пожала плечами Усаги, слегка подрагивающими руками нарезая свой любимый пирог — она очень хотела, чтобы Мамору его попробовал. — Только первым был Мамо-чан. Это Сейя похож на него.

— Честно признаться, увидев его на пороге, я уже было подумала, что все мои шизофренические идеи ожили. Мол, вы всё-таки всё это время были там вдвоём, но ты не смогла признаться, — прошептала Икуко, а после немного рассмеялась. Она выставляла чашки и маленький чайничек на поднос. — Немного пугает, не так ли?

— Наверное, — Усаги принялась выкладывать нарезанные куски на тарелку.

Она понимала стремление мамы разрядить обстановку, но была слишком шокирована для нормального поддержания какого-либо разговора. Икуко, заметив это, лишь поджала губы и, похлопав Усаги по плечу, подхватила поднос и направилась в гостиную.

Оставшись наедине с собой, Усаги пыталась переварить происходящее. За десять минут её мироощущение сильно поменялось. И в чём-то её состояние даже походило на мысли матери — а вдруг и у неё наблюдалась шизофрения? Вдруг, оказавшись в месте, где слишком набедокурила, совесть догнала её окончательно в виде галлюцинаций? Только тот факт, что её родители тоже видели и осознавали Сейю, возвращал в реальность.

Сейя не погибал, но почему-то всё равно смотреть на него было странно. Неожиданно. Будто бы всё было не взаправду.

Не то чтобы Сейя как-то сильно изменился, чтобы она могла сомневаться в собственном зрении — он всё такой же улыбчивый, с сияющими синими глазами и длинными волосами, подвязанными в низкий хвост. Даже продолжал носить вещи своего излюбленного цвета — красного.

Только вот он никак не мог здесь находиться, так ведь? Она находилась в Японии, а он должен был быть в Штатах, у него ведь процветала сольная деятельность. По крайней мере, так было какое-то время назад, когда Усаги ещё грезила о нём и возможности вновь увидеться. Когда была надежда, что всё оказалось огромным недоразумением, но их всё ещё можно было спасти.

Но она больше не хотела ничего спасать. С того самого дня, как встретила его в клубе, откуда пришлось стремительно сбегать. Или правильнее сказать, бежать навстречу своей настоящей судьбе — ведь тот самый захолустный бар вернул её к первой любви. Той, от которой сердце пело, а не сжималось в тиски.

Именно так сейчас себя ощущала Усаги — зажатой в угол, где от неё потребуют разъяснений и ответов. Где взглядом будут умолять и о чём-то просить. Она не могла утверждать наверняка, но интуиция не подводила. Никто не появляется в жизни других людей просто так.

И ведь Сейя нашёл её — насколько сильным было его желание увидеться? Это невероятно льстило и давало осознание, что Усаги до его упорства в собственных поисках было куда расти. Их желание увидеть второго были несоизмеримы.

Осознание этого принесло тёплое чувство в груди — насколько сильно она ему была всё-таки дорога? В конце концов, это всегда было приятно — знать, что ты кому-то нужен. Особенно после всех тех душевных метаний, что довелось пережить из-за того, что он неожиданно оставил её.

Только на смену радости стремительно пришла тревога — как он её нашёл? Было ли нормальным то, что спустя столько времени после встречи в клубе он продолжал выискивать её? Или она думала о себе слишком много, и всё было волей случая? В конечном итоге она совсем не знала, что творилось в его жизни, Сейя вполне давно мог вернуться в Токио.

Даже если так, почему он здесь? Почему был уверен в том, что она жива? Они пересеклись тогда едва ли не на секунду. Почему он был настолько уверен, что это именно она? Множество вариантов вопросов крутилось в голове.

Схватив тарелку с пирогом, Усаги медленно направилась в гостиную — как бы там ни было, важно поговорить обо всём, что накопилось. Разговор, возможно, будет не из лёгких, но жизнь с Мамору показала, что избегание ни к чему хорошему не приводит. И даже если сейчас ей удастся избежать стресса, не было ни одной гарантии, что позже оно ей не обернётся большей проблемой.

По пути она кинула взгляд на входную дверь — интересно, стоило ли ей уже позвонить Мамору? Ей не особо хотелось, чтобы эти двое встречались, поэтому она надеялась как можно скорее решить все вопросы с Сейей, а потом уже рассказать Мамору, что случилось.

— Я невероятно рад видеть тебя, Усаги, — Сейя улыбнулся, глядя ей в глаза, едва она подошла к дивану и оставила на столике лимонный пирог. Который выглядел столь аппетитно, но даже крошки вряд ли полезут в глотку. — Мне жаль…

— Всё в порядке, я вовсе не в обиде, — поспешила заверить Усаги, опускаясь в кресло.

Смотря на его неугасающую улыбку и радостные глаза, что-то в груди сжималось. Усаги невольно положила себе ладонь на грудную клетку, в попытке присмирить участившееся сердцебиение. Давно её не охватывали эмоции, которых она не понимала. Но продолжая глядеть ему в глаза, невольно улыбнулась в ответ.

Всё-таки они не были друг другу чужими. И в какой-то мере Усаги действительно была рада его видеть — Сейя был её давно закрытой раной. Незаметной, не приносящей дискомфорт. Чувства к нему давно превратились в шрамы, которые остались лишь незаметным пятном на коже. Но, смотря на них, как на боевое ранение, невольно улыбаешься былому времени.

Именно такие чувства Усаги испытывала к человеку напротив. Она и правда вовсе не злилась, не обижалась. Она давно обросла эти переживания, двигаясь дальше. В конце концов, прошло почти два года.

Всё-таки тогда в «Касабланках» она смогла увидеть его, избавить себя от всех метаний, отпустить и жить дальше. А он напротив — увидел призрак прошлого, который, возможно, успел забыть, но пришлось вспомнить. В таком случае его метания были понятны ей. Но чтобы лететь на другой континент?

— Я понимаю, да, но всё же хотел бы высказаться, — протестовал Сейя, серьёзно глядя ей в глаза.

Его взгляд сменился — Сейя всматривался в её образ, едва блуждая глазами по её фигуре, задержавшись на животе. Казалось, что теперь в его взгляде ютилась печаль. Усаги невольно обняла свой живот, боясь, что этот разговор оставит больше разочарования, нежели радости встречи двух старых друзей.

— Я знаю, что умерла для тебя, для всех вас, — выдала Усаги, пытаясь избежать прелюдий. — Мама мне рассказала, пожалуйста, не волнуйся об этом.

— Усаги, он ведь хочет просто высказаться, не будь такой резкой, — Икуко схватила её за ладонь и ободрительно сжала, улыбаясь уголками губ.

Говорить об этом в присутствии родителей было ещё более неловко. Отец, увидев Сейю, и вовсе замолк, хмурым взглядом посматривая на собравшихся. Мало им было ожившей дочери, как явился её незадачливый ухажер, чтобы закрыть гештальт. Ну, мама была права — она высказалась, и её любезно выслушали, приняли. Почему Сейя не имел на это право?

— Да, ты права, — Усаги выдохнула и перевела взгляд на Сейю, который в волнении кусал губы. — Как твои дела?

— А? Думаю, что всё нормально — увидев тебя, стало ещё лучше, — сначала растерявшись, Сейя быстро пришёл в себя, одаряя ослепительной улыбкой, которая в своё время грела сердце Усаги. — Думаю, ты тоже в порядке.

Он многозначительно кивнул на её живот, но в этот раз Усаги не испытывала дискомфорта. В конце концов, это нормально, что ему интересно. Она, в отличие от него, сильно изменилась за эти два года. Не только внешне, но и личностно.

— Оданго… Усаги, — услышав прозвище, которое у неё ассоциировалось с Мамору, она вздрогнула и немного напряглась от серьёзности в тоне Сейи. Он не так уж и часто за их отношения говорил с ней о чём-то серьёзном. — Тебе точно не нужна помощь?

— Ты о чём? — она чуть скривилась, не понимая, к чему он мог клонить.

— Я про твоего ребёнка… — Сейя немного потёр шею и облизнул губы. — Я много думал об этом. И могу помочь, если того требуется.

— Помочь, с чем? — отец опередил её, с таким же недоумением уставившись на гостя. — У Усаги уже есть молодой человек, а ты своё упустил много времени назад.

— Какое вообще «долго думал»? — Усаги, кивнув словам отца, немного завелась, не ожидая, что разговор вообще мог принять подобный поворот. — О чём ты? Или я на кухне провела вечность, а не несколько минут?

— Ах, да, прости, просто… Я ведь долго искал тебя, после той нашей встречи в клубе, — затараторил Сейя, Усаги лишь кивнула, ожидая продолжения. — Знаешь, Тайки ведь тоже должен был жениться по контракту. И они до сих пор вместе.

— Что же, я рада за него, — Усаги ошеломленно моргнула, но тут же вновь скорчила непонимающую гримасу. — Но причём тут это?

— Его жена — Милена Кайо.

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба — Усаги так и замерла, в шоке уставившись на Сейю. Так вот откуда Милена о ней знала?

Стоп. Это совсем не вязалось с логикой — если бы Сейя знал, где она жила, разве не заявился бы к ним домой раньше? Или же Милена помогла ему отыскать её? Но опять же, откуда бы ей знать о её существовании и настоящей личности? Не говоря уже о том, как бы она могла узнать о поездке в Японию?

Усаги знала, что Мамору не так давно встречался с бывшей женой по поводу кредита и выплат за дом. Но стал бы он ей рассказывать что-то подобное? Не говоря уже о настоящей личности Усаги. Но Милена откуда-то владела этой информацией. И единственным, кто мог ей всё рассказать — названый брат мужа. Но опять же — она слишком хорошо знала Сейю. Он бы пришёл раньше.

От размышлений у неё разболелась голова. А от предполагаемых мыслей только взрастала тревожность — ей откровенно не нравилось, что её искали столь радикально, посвящая кого надо и не надо в подробности её жизни. Потому что до сих пор болело то место, в которое уколола Милена. Усаги почувствовала лёгкий приступ тошноты и раздражения.

— Ладно, опустим подробности, — она вздохнула и потянулась за чашкой чая. — Но причём тут Милена?

Икуко любезно подала ей чашку и одарила поощряющей улыбкой. Усаги вернула ей улыбку — она была благодарна, что родители поддерживали её. И знала, что если что — её в обиду не дадут.

— Она ведь бывшая жена твоего… Кстати, кто он тебе? — Сейя бросил на неё испытывающий взгляд. — Отец ребёнка?

— Тебе какое дело? — Усаги ответила резко, она даже не узнала собственный голос. Но она прекрасно понимала, к чему склонял Сейя, и это ей вовсе не нравилось. — Хочешь предложить мне помощь? Тебе не кажется, что помогать нужно было раньше? Когда я осталась совсем одна в аэропорту чужой страны! Когда не знала языка, когда осталась без денег и какой-либо связи с тобой! Почему ты не пришёл тогда, когда мне действительно нужна была помощь?

— Но ведь ты погибла! — пытался возразить Сейя, глядя на неё сожалеющим взглядом, от чего раздражение только больше нарастало.

— Я прилетела на следующем самолёте, сразу после того, что разбился или что там случилось, я вообще не знаю, каким образом моё имя оказалось в списках, если билетов на рейс попросту не досталось! — Усаги продолжала свою речь, чувствуя, как наружу рвалось всё, что сидело в ней годами. — Я ведь ждала. Звонила. Горько плакала. А после долго пыталась выйти на связь, за что получила по голове — во всех смыслах — и лишилась документов.

Она вновь не сдержалась — заплакала, с силой сжав кулаки, чтобы хоть как-то перебить внутреннюю боль. Казалось бы, только выплакала все слёзы, которые после себя не оставили никаких сожалений, как наружу вырвалось то, что считалось давно мёртвым. Её обида оказалась куда огромнее, чем казалась изначально.

— Мне очень жаль, Усаги, — Сейя наклонился к ней и положил руки на её плечах. — Мне искренне и очень-очень жаль. У меня не было оснований не доверять тем источникам. Но я, честно, не помню, почему не брал трубку. Мой телефон в тот день вообще будто испарился.

Усаги продолжала хлюпать носом и обрывочно дышать. Она верила ему — или очень хотела верить, — и пыталась согреться теплом его рук. Всё-таки его прикосновения не были ей неприятны. Просто это тепло было другим, оно отличалось от того, что она чувствовала с Мамору. Потому что испытывала совершенно разные чувства к ним.

— Но я много думал об этом, — Сейя продолжив, чуть понизив голос. Его, кажется, вовсе не заботили её родители, сидящие рядом, но всё же он пытался обращаться именно к ней. — Что мне не стоило брать тебя с собой. Забирать тебя у твоей семьи, разрушать тебе…

— Я сама выбирала, лететь мне или нет, — Усаги, немного успокоившись, поспешила возразить. — Я не марионетка, не домашний питомец, которого можно заставить что-либо делать или взять с собой. Моим желанием было быть с тобой, поэтому я полетела.

— Мне безумно лестно это слышать, — щёки Сейи едва заметно окрасились красным. — Ведь я тоже хотел быть с тобой рядом. И сейчас хочу. Но только разрушил тебе жизнь.

— Каким местом ты её разрушил? — скривившись, Усаги недовольно переспросила, пытаясь найти ответ на глубине его глаз. Надо же, она перестала бояться смотреть прямо на него дольше, чем несколько секунд. — Ведь моя жизнь приобрела столько новых красок, о которых я даже мечтать не могла.

Усаги невольно улыбнулась — воспоминания прошедших двух лет быстро фотоплёнкой пронеслись в её голове. Очевидно, что её жизнь была наполнена не только приятными моментами. Большинство неприятных вещей болезненно отложились на ней. Но она нашла в себе силы превращать боль в возможности, а слабость — в положительные эмоции.

— Да, я тоже не припомню, чтобы ты мечтала о ребёнке, — Сейя криво ухмыльнулся, опустив глаза на её живот. — Это не очень похоже на сцену…

Недовольно вспыхнув, Усаги невольно повела плечами, тем самым скинув с себя ладони Сейи. Ей определённо не нравился тот факт, что за несколько часов уже три человека так или иначе не самым лицеприятным образом высказались о её дочери. О человечке, чьё существование занимало огромную часть мыслей Усаги. А в скором времени собиралось занять всю ею жизнь, если не сказать уже.

— Я много о чём мечтала — семья тоже входила в эти планы! — Усаги принялась подниматься — ей очень хотелось облегчиться. И заодно избежать всех неприятных разговоров. — И теперь мои мечты потихоньку осуществляются.

— А замуж ты тоже вышла, как мечтала?

Сейя бросил эти слова словно нож в спину — иронично, учитывая, что она успела обернуться к нему спиной, направляясь в туалет. Усаги так и замерла на одном месте, не понимая, за что он бил её так сильно? За что?

И откуда вообще знал о её семейном положении — логичнее предполагать, что, будучи беременной, она, вероятнее всего, замужем. Неужели все слова из-за отсутствия кольца на левой руке? Или снова Милена каким-то образом умудрилась сыграть роль в её жизни?

— Ты уверена, что он женится на тебе? — Сейя, сам того не подозревая, наносил ей болезненные удары.

Усаги понимала, почему Мамору не хотел на ней жениться — раны от прошлого брака не смогли окончательно затянуться, пока они решали вопросы с продажей дома и все долгами. Ему некогда было забыть тяготы и последствия от семейной жизни. Он в целом боялся заводить привязанности, боясь, что те исчезнут, как и его родители.

Но слушая, как это говорил посторонний человек, оставляло невидимые дыры и на ней. Любил ли её вообще Мамору, чтобы жениться? Она могла ему нравиться, он мог её уважать и восхищаться ею — это то, что Усаги слышала от Мамору напрямую. И до сегодняшнего дня она практически не задумывалась о любви, ведь видела её различные проявления в поступках. Но теперь, ощущая давление со стороны, она жаждала услышать. Жаждала понять на словах, насколько дорога и дорога ли вообще.

И пока она погрузилась в собственные размышления, Сейя продолжил на неё своё наступление.

— Ты можешь всего не знать. И, возможно, даже хорошо — правильно, — что ты не успела выйти за него замуж, — его слова доносились до неё с некоторой задержкой, словно эхо где-то в горах. — Но его бывшая жена потеряла ребёнка по его вине, и я очень волнуюсь за тебя…

Усаги злилась — почему он, выслушав только одну сторону, делал такие поспешные выводы и произносил такие громкие слова? Какое право он имел предполагать о Мамору такие ужасные вещи, ни разу его не встретив, ни разу не поговорив? Она, позабыв о любом дискомфорте, подвигнувшем её подняться, сжала кулаки и хотела перейти в контрнаступление.

— Ты не имеешь права это рассказывать! Ты не знаешь Мамору!

— Рассказывать что? Усаги, о чём он говорит? — обеспокоенный голос мамы заставил остановиться, чувствуя тревогу. Папа выглядел не менее взволнованным.

Замерев на месте, Усаги растеряла всю ту решительность, с которой хотела отстаивать честь Мамору. Обескураженная тем, как её родители переменились в позах, выражениях лиц, она едва не забыла, как дышать, желая начать тут же всё отрицать.

Но могла ли она вообще обсуждать столь деликатную тему прошлого Мамору без него самого? Ведь она об этом не рассказывала, потому что не имела права. Эта жизнь Мамору не касалась лично её, чтобы рассказывать её всем подряд. Даже если это её родители.

Только всё равно хотелось успокоить, заверить, что не было никаких поводов для волнений. В глазах родителей образ Мамору, так или иначе, был обидчиком их маленькой дочери. И Сейя, каковы бы ни были его намерения, пытался исказить этот образ ещё больше.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Сейя подошел к ней ближе и взял за руки. Только после этого Усаги ощутила — увидела, — как подрагивали её ладони. Она не понимала собственного состояния — злость или обида?

— Усаги, ты можешь мне доверять, — пронизывающим шепотом Сейя старался достучаться до неё, глядя сочувствующим и несколько обеспокоенным взглядом.

Она в ответ могла лишь отрицательно мотать головой — о каком доверии могла идти речь? Чувство обиды, оставленное его уходом, с этим разговором только вновь разгоралось — он так ничего и не сказал толкового в своё оправдание. О чём вообще можно было говорить, если Сейя слепо доверился совсем не той женщине. И верил её словам больше, чем тому, что пыталась донести Усаги.

Если он сам не доверял её выбору, её словам, был ли он тем, кому можно довериться?

— Чем я хуже него?

Этот вопрос заставил Усаги перевести потерянный взгляд на Сейю. Он выглядел таким разбитым, что невольно хотелось обнять или хотя бы погладить по голове. В его взгляде не было претензии, скорее искреннее непонимание. Огромная скорбь.

Усаги даже немного понимала его состояние — ведь подобный взгляд она замечала в отражении зеркала, размышляя над тем, почему Усаги Цукино была хуже Усаги Кино? Почему при минимальных различиях она получала разные эмоции?

И Сейя ведь никак не хуже. Просто он не был тем, кто предназначался ей, а она в свою очередь не предназначалась ему. Это было подростковым увлечением, весёлым приключением, которое подошло к концу. Но Усаги не могла сказать ему это в лицо.

Не тогда, когда он, опустившись перед ней на колени, вещал ей о своих чувствах.

— Я люблю тебя, Усаги — любил все эти годы. И я смогу стать для тебя и твоего ребёнка настоящей опорой и поддержкой.

За шквалом собственной рефлексии Усаги пропустила половину речи, вернувшись в реальность только на последних словах. И самых громких. Она тут же занервничала, покрываясь красными пятнами — почему он это делал? Почему после почти двух лет разлуки он держал перед ней золотое колечко, один вид которого вызывал в Усаги тошноту? Всё происходящее казалось невероятным переигранным пафосом. Будто Сейя из певцов переквалифицировался в актёра дешёвых драм.

К тому же, там, за дверью, был ещё один человек, которому явно не понравится происходящее. Так почему Сейя поступал столько безрассудно с людскими сердцами? И пока она не могла поступить так же — резко отказать, не раздумывая над последствиями.

Нахмурившись, Усаги предприняла попытку отойти, освободить ладони с цепкой хватки. Это всё было неправильным. Но у неё затруднялось дыхание, и без помощи ей было не справиться — если так и будет продолжаться, она явно свалится от перенапряжения.

Но, обернувшись к родителям, надеясь на их поддержку в ответ на её безмолвный крик о помощи, увидела лишь растерянного отца, который переводил взгляд то на неё, то на входную дверь, будто не знал, куда ему деться и что делать. Мама вообще пропала из поля зрения.

И когда Усаги, сообразив, что осталась наедине в столь деликатной теме, смогла набраться смелости, чтобы прямо отказать умоляющим глазам, услышала родной голос. Настолько всё казалось нереальным, что она и не сразу поверила, что Мамору пришёл за ней.

Только стоило ему зайти в гостиную — живому, всё ещё невероятно красивому и очень встревоженному, Усаги поняла, какая компрометирующая картинка открывалась перед ним. Она и её бывшей парень, стоящий на коленях с кольцом в руках, в доме её родителей. От предполагаемых исходов событий ей становилось только хуже.

— Усако, ты в порядке?! — но в противовес всему Мамору бросился к ней, освобождая из цепкой хватки. — Ты вся красная… Дышать трудно? Перенервничала? Может, выйдем на свежий воздух?

Усаги лишь кивала или мотала головой в ответ на каждый из вопросов. И пока Мамору осматривал её на наличие каких-либо проблем, она пыталась привести в норму своё дыхание. Надо же — он совсем не злился и, кажется, не ревновал. Не то чтобы это было свойственно Мамору, но, по крайней мере, он никогда этого не выражал, как и сейчас. Хотя, казалось бы, возникла максимально кричащая ситуация. И оставалось радоваться, что она не переросла в катастрофу из-за простого недоразумения.

Послышался кашель со стороны невольно забытого Сейи, и Мамору, нахмурившись, мельком на него обернулся. Но тут же вернул свой взгляд к Усаги, по-видимому, убедившись, что это не было чем-то важным в данный момент. Он принялся оттягивать ворот её свитера, вероятно, надеясь, что так ей станет лучше дышаться, а свободной рукой принялся поглаживать по лицу. То, как улыбался Мамору, выбивало из лёгких весь поступающий воздух.

— Я уже начал переживать, всё ли в порядке. Ты не звонишь, ничего. А уже время, — выдохнул Мамору, и Усаги взглянула на настенные часы — действительно, оговоренный час давно прошёл. Она виновато улыбнулась. — Ещё и мама твоя не хотела пускать.

— Ну а что? — Икуко всплеснула руками и устало протёрла лицо. — Я боялась, что может начаться драка…

— Боже, мама, как ты могла так подумать? — воскликнула Усаги — сила возмущения вынудила её вновь открыть рот. Её голос был немного хриплым, но, откашлявшись, она продолжила: — Мамору вообще не склонен к физическому насилию!

— А что мне ещё думать? — защищалась Икуко, глядя на них несколько усталым взглядом. — Внезапно ожившая дочь возвращается домой, а вместе с ней её бывший и нынешний парень следом. Я будто не домой вернулась, а попала в телевизор. Не хватает ещё узнать, что эти двое — потерянные братья близнецы. Да и не хотела я как-то мешать! Просто, ну позже. Ты бы отказала Сейе, позже бы зашёл Мамору-сан, и не возникло бы такой душераздирающей картины. И никто бы не волновался.

— Честно говоря, у вас получилось вплоть да наоборот, — Мамору устало выдохнул и, обняв Усаги одной рукой, уткнулся лбом ей в макушку. — Я очень переволновался.

— Стоп, что значит бы отказала? — вмешался Сейя, присутствие которого немного потерялось в этой обстановке.

— Разве это не очевидно? — удивлённо поинтересовался Кенджи, заставив взгляд Сейи помрачнеть. — Усаги беременна от другого мужчины. Зачем ей выходить за тебя замуж?

— Но, а за кого, если он никогда на ней не женится! — парировал Сейя, сильно сжимая несчастное колечко в своих руках.

— Так вы всё-таки делали ей предложение? — пораженно поинтересовался Мамору, окидывая Сейю оценивающим взглядом. — Так вы — Сейя. Мог бы и сразу догадаться. Приятно познакомиться.

Он поклонился ему и слегка приветливо улыбнулся.

— Ты что-то подозрительно часто говоришь это, — Усаги встряла в разговор с лёгким поддразниванием, наслаждаясь голосом Мамору.

Она и подумать не могла, что он мог звучать столь мягко и нежно — казалось бы, пик был достигнут в личных разговорах наедине, в ласковых словах, сказанных шепотом. Но слушая Мамору на родном языке, Усаги не замечала, как медленно плавилась от настолько шелковых нот.

А ещё, кажется, Мамору вовсе не было знакомо слово ревность. Он даже придерживался формальной речи при разговоре с тем, кто пытался претендовать на её руку и сердце. Подобная реакция могла бы обижать, но Усаги прекрасно знала, что это было лишь актом оказанного ей доверия.

— Не взаимно. Не думаю, что нормально позволять оставлять вашу дочь детоубийце, мистер Цукино, — свирепость в голосе Сейи выбила Усаги из колеи.

Мамору рядом с ней напрягся, это ощущалось каждой клеточкой, которой она к нему прислонялась. Окинув его поспешным взглядом, Усаги не увидела ничего кроме непонимания и некоторой злости, охватившей глаза Мамору. Но агрессия быстро начала сменяться горечью, от которой болезненно сжималось сердце Усаги. Теперь она точно не позволит так говорить о её любимом человеке.

— Так! Мамору — это мои родители, — Усаги дёрнула Мамору за руку, разворачивая от Сейи в сторону её родителей, которых подобные изречения продолжали изрядно вводить в ступор. — Родители — это Мамору. А ты идёшь за мной.

Она вновь обернулась к Сейе, не зная, что ещё ей стоило испытывать кроме огромной обиды и разочарования. Как он мог заявлять что-то столь громогласное? И кто вообще ему это всё рассказывал? Ей казалось, что Эмили говорила, что Милена давно признала, что была во всём виновата только она. Так почему она теперь распространяла столь грязные слухи? И почему Сейя, словно ребёнок, так легко на них вёлся?

— Только я сначала схожу в туалет, — проворчала Усаги — дискомфорт от давления на мочевой пузырь вернулось не совсем вовремя, и теперь более она не собиралась. — Иди в мою комнату! Она наверху.

— Там есть табличка, если что… — неуверенно подсказала мама, и Усаги благодарно улыбнулась.

— Иди! — Усаги чуть прикрикнула, когда Сейя продолжил стоять. И только когда он сдвинулся с мёртвой точки, она с сочувствием подняла голову к Мамору. — Мамо-чан… Ты в порядке?

— Пока ты со мной — да, — он улыбнулся ей совсем немного, но это не было вымученным и придало Усаги некую уверенность.

— То есть, мне не уходить, чтобы мои родители не съели тебя заживо? — она притворно ужаснулась, картинно схватившись за сердце.

— Ты должна с ним объясниться, всё в порядке. Более того, мне есть что сказать твоим родителям, — с этими словами он подтолкнул её в сторону. — С ним тебе тоже есть что обсудить. А теперь беги в туалет.

Подниматься по лестнице оказалось не так пугающе, но всё же утомительно — в доме ступеньки были гораздо выше, чем те, по которым она привыкла ходить. Но более пугающим казалась дверь некогда собственной комнаты. И, судя по всему, она до сих пор оставалась её собственностью.

Усаги медленно подобралась к своей двери, кончиками пальцев проводя по старенькой табличке, где она своей маленькой ручкой выводила своё имя с помощью романдзи. Возможно, что внутри всё осталось таким же — ей сразу представила не заправленная постель, разбросанная одежда и извечный бардак на рабочем столе.

Толкнув дверь, Усаги ожидала увидеть порядок, на самом деле. Мама всегда твердила о чистоте и порядке. В какой-то мере, Усаги этому так и не научилась на постоянной основе, но систематизирование и порядок любил Мамору, а потому с удовольствием брал «скучную» часть на себя.

Чего не ожидала увидеть Усаги — так это Сейю, с нервозностью поглядывающего на неё. Право, она забыла, для чего собственно сюда шла. День был невероятно тяжелым, и она легко отвлеклась. Она едва не обмочилась, позабыв о простых базовых потребностях, что было говорить о парне, о чьём существовании последний год она не вспоминала вовсе.

— Усаги, — умоляющий голос Сейи заставил её сварливо поджать губы. — Я…

— Что ты устроил? — тихо перебила его Усаги, прислонившись к двери. — Зачем ты говоришь, что не знаешь?

— Я пытаюсь уберечь тебя, Оданго, — прозвище, которым вновь начал пользоваться Мамору, в исполнении Сейи резануло слух. — Милена натерпелась с ним, и мне вовсе не хочется, чтобы ты тоже страдала.

— А с тобой, получается, я страдать не буду? — саркастично поинтересовалась Усаги, глядя на него исподлобья. — Это ведь не ты меня бросил одну в неизвестной мне стране, да?

— Мне нет оправдания, ты права. Но не было и дня, когда я бы о тебе не думал, Усаги, — Сейя предпринял попытку подойти ближе, но она предостерегающе выставила руки перед собой. — Но тут множество обстоятельств — пропащий телефон, авария… Ятэн сказал, что твой самолёт разбился.

— Тебя не было в том аэропорту! — вскричала Усаги, начиная злиться. Она давно приняла все обстоятельства, но, выслушивая нелепые отговорки, невольно закипала. — Ты вообще приезжал за мной? Ты приезжал туда, чтобы поинтересоваться о событиях? Что ты вообще сделал, чтобы узнать всю правду? То есть я правильно понимаю, что тот самый источник, которому ты не мог не доверять — Ятэн? Серьёзно? Человек, который всеми фибрами души не мог терпеть меня?

— Он тоже сожалеет о многом, поверь, — пытался заверить Сейя, на что Усаги лишь фыркнула. — Наша менеджер сказала, вроде…

— Ладно, это уже всё неважно, — она устало выдохнула и оттолкнулась от стенки, чтобы пройти к своей кровати. — Чего ты добиваешься?

— Пойми, Усаги. Я хочу наверстать упущенное, — ответил Сейя, опускаясь рядом с ней на кровать. — Я всё ещё люблю тебя и…

— Ты это называешь любовью? — удивилась Усаги, немного отодвигаясь на другой край кровати. Она невольно сжала плед под своими ладонями. — Выставить себя в лучшем свете за счёт унижения другого теперь называется любовью? Чего ты этим добился?

— Усаги, я, правда, переживаю за тебя. И очень боюсь, что он сможет навредить тебе — слова Милены не без оснований, — продолжал настаивать на своём Сейя, собственноручно вырывая себе могилу. — Какой ей смысл выдумывать то, чего нет? А у тебя уже приличный срок… Если ты потеряешь ребёнка и больше не сможешь родить?

— Тебе то что с того?! — вскричала Усаги, не понимая, как вообще можно было предполагать мысль, что с её дочерью что-то случится. Не после того, что они с Мамору пережили, касаемо их ребёнка.

— Но ты ведь хотела семью! — Сейя отвечал ей с таким же жаром, но она встречала в его глазах лишь непонимание.

— Да, очень хочу. И она у меня будет. Но не с тобой, Сейя, — Усаги посмотрела ему в глаза, пытаясь сдержаться. — Тебе незачем переживать насчёт моего ребёнка, насчёт моей способности родить или ещё что-то. Потому что это тебя не касается.

Она понимала, что слишком резка. Но в ней горела обида за Мамору — Сейя выкручивал факты в совсем неприятную стезю, услышав только одну сторону конфликта. Усаги даже не была уверена, кого он этим оскорбил больше — Мамору или её саму? Что не пытался даже выслушать её, не хотел, продолжая гнуть свою линию. А ведь она, вместо того, чтобы подбадривать своего возлюбленного, выбрала Сейю. И чем он ей отплачивал?

— Раньше… Ты смотрела на меня глазами полными обожаниями, — Сейя, изначально шокированный её словами, в итоге улыбнулся и взъерошил чёлку. — А сейчас смотришь так, словно я самый большой идиот на свете. Смотришь как Хару иногда.

— Хару? Эта та девушка, с которой ты был в тот день в клубе? — Усаги мигом остыла, с интересом уставившись на Сейю.

В конце концов, она всегда знала, что Сейя не был плохим человеком. Может, разве что, несколько поверхностным и местами некритичным. Чего только стоили его слова, что сам он не убедился наверняка, была ли она на самолёте, не была, доверившись менеджеру, с которым только начинал работу. Но это так же и объединяло их ведь если честно, Усаги тоже была крайне доверчивой. И тоже сомневалась в Мамору. Только теперь она всячески старалась это исправить.

— Да, она мой менеджер, — ответил Сейя, явно сконфуженный сменой настроения их разговора. Он всё ещё выглядел напуганным её словами и реакцией в целом, поумерив пыл и растеряв смелость. — Почему ты так смотришь?

— Разве просто менеджер поддерживала бы любую твою ерунду в виде спонтанной поездки в Японию? — заговорщицки захихикала Усаги и, опираясь на изголовье кровати, принялась подниматься. Она поспешно отвергла любую предлагаемую Сейей помощь. — Ведь даже сейчас… Ты пришел, потому что это азарт, риск. Ты всегда был такой. Бросался в омут чего-либо. Предложили контракт в Америке? Ты без слов собрал парней и полетел на другой конец света. Захотел увидеть меня? Ты тут же всё бросил и рискнул. И разве женщина, следующая за тобой в подобных спонтанных идеях — просто менеджер?

— Ты ведь тоже всё бросила, когда мы летели в Америку.

— Да, потому что любила тебя, — мягко пояснила Усаги и заметила, как в ответ на её слова у Сейи дёрнулся кадык. — И я вижу, как она любит тебя.

Усаги, подойдя к окну, с улыбкой указала во двор, где стояла высокая светловолосая девушка, которую она заприметила ещё тогда, когда Сейя оказался на пороге дома её родителей. Дождавшись, когда он подойдёт ближе к окну, Усаги продолжила.

— И думаю, что ты любишь её. Я видела это в тот вечер — может, поэтому я и сбежала. Поняла, что ты уже был счастлив без меня. Что мне не было смысла заявлять о себе, чтобы не нарушать твою привычную жизнь. Только всё вышло наоборот…

— А если бы я пришёл тогда в аэропорт? — неожиданно начал Сейя, опустив вышесказанное Усаги. Он оставался на месте, пока она поглядывала в окно. — Если бы нашёл тебя сразу? Мы были бы сейчас вместе?

— Я не знаю, — Усаги пожала плечами, продолжая наблюдать за замершей фигурой.

Она могла лишь думать о том, насколько местами была несправедлива жизнь. И насколько двоякими казались вопросы Сейи, насколько они касались именно её?

— А что, если бы я тогда в клубе сразу понял, что это была ты, и догнал? — не уминался Сейя и поднялся, медленно направляясь к ней. Он смотрел себе под ноги, устроив кулаки в карманах брюк. — Мы были бы вместе?

— Нет, не были бы, — Усаги на него обернулась и подарила ему извиняющуюся улыбку. — Тогда у меня уже не осталось к тебе ничего, кроме фантомных чувств. Я отпустила тебя очень давно, Сейя.

— То есть, я сам виноват в том, что прошляпил своё счастье, — Сейя грустно усмехнулся и поднял взгляд в окно. После нескольких секунд разглядывания, он задал ей ещё один вопрос: — Но разве я люблю Харуку, если, едва выдалась возможность, бросился за тобой на другой край Земли?

— Тут немного сложнее ведь, честно говоря, не настолько я понимаю, о чём говорю, размышляя над природой чужих чувств. В какой-то мере поступаю так же поверхностно, как ты поступил с Мамору, — Усаги позябла и обняла себя руками, понуро отвернувшись. — Но могу лишь сказать, что точно не смогла бы быть той, кто сможет идти за тобой следом. Я уже не уверена, что знаю или знала тебя когда-либо, но почему-то уверена, что и ты не смог бы идти по дороге жизни с тем, кто тебя не понимает. А Харука, как бы там ни было, не оставила тебя. Она здесь, почти рядом, переживает и наверняка хочет утешить после того, как тебе якобы разобьют сердечко.

— Ты что же, в Богини Любви записалась? — с задором поинтересовался Сейя и наконец-то посмотрел на неё своим привычным весёлым взглядом без капли тревожности.

— О, нет, боюсь, эта роль уже давным-давно занята более подходящей кандидатурой, — Усаги заливисто рассмеялась, вспоминая о своей лучшей подруге. Мине наверняка понравится вся та любовная драма, происходящая в доме Цукино. — Я всего-то воительница за справедливость. И покараю тебя во имя Луны и любви.

Усаги притворно выстрелила в Сейю из своих пальцев-пистолетов, и он так же притворно завалился на стену, схватившись за грудь. Она продолжала смеяться, вспоминая о тех временах, когда они вместе веселились. Это действительно были замечательные воспоминания, с которыми не хотелось расставаться, но волей-неволей они стирались или забывались.

И потому Усаги надеялась оставить в своей голове образ Сейи без каких-либо обид и казусов. В конце концов, вряд ли они ещё когда-либо встретятся после сегодняшнего. Она могла вдоволь посмеяться с ним напоследок.

— Мне жаль… — начал Сейя, и его улыбка вновь окрасилась в печальные тона. — Жаль, что я наговорил лишнего. Не могу сказать, что хочу думать о нём лучше, чем слышал. Но отчётливо понял, что услышанное мной не во всём претендует на истину.

— Если не вообще всё, — фыркнула Усаги и закатила глаза. — Вот, смотри. Разве такой человек может быть плохим?

Усаги, вытащив фотографию из заднего кармана брюк, продемонстрировала её Сейе.

Это была та самая фотография, в ценности которой она не сомневалась ещё на стадии её создания. Их с Мамору последний день в «замке», когда ей удалось застать его врасплох, тем самым породив один из лучших кадров. Умиротворённая улыбка от того, что ему удалось её переиграть; растрёпанная шевелюра, потому что накануне она навела на его голове беспорядок, дурачась. Это была идеальная фотография. Но, может, просто потому что на ней был тот, кого она любила больше всего.

— Не знаю, помятый вид настраивает совсем на другие мысли, — Сейя усмехнулся, особо долго не задерживая взгляд на снимке.

— Я забыла её вытащить перед отлётом! — оправдывалась Усаги.

Цокнув языком, она старательно принялась расправлять несчастный снимок — это действительно непростительно с её стороны обращаться с таким сокровищем. Благо, что плёнка сохранилась, и она всегда сможет сделать хоть сто тысяч фотографий, да так, чтобы хватило заполнить им все стены в доме. Что уж там, Усаги едва сдержалась от мысли быстро оставить поцелуй на снимке и осторожно взглянула на Сейю, смущённо надеясь, что тот не заметил её намерений.

Но он лишь задумчиво смотрел в окно, слабая улыбка пробивалась на его лице, но это так же было похоже на неуверенность и извинения. Усаги поникла, испытывая сочувствие и симпатию к некой Харуке. Она её совсем не знала, за исключением некоторых фактов, которые, к тому же, могла сама и придумать, тем не менее. Это же Сейя — пусть он иногда эгоцентричен и самонадеян, но ему всегда удавалось располагать к себе людей. И только самым лучшим он позволял оставаться рядом. Потому Усаги искренне надеялась, что он поймёт и примет свои чувства.

— Я буду болеть за тебя! — искренне пообещала Усаги и сжала предплечье Сейи, одарив воинствующим взглядом.

— Я рад знать, что приобретя стержень и силу, ты осталась всё той же Оданго из моих воспоминаний, — Сейя зубасто усмехнулся и потрепал её по голове. Как и делал раньше, когда на её голове красовалась излюбленная причёска. — А у тебя как успехи? Или ты променяла традиционные ценности на свободу американцев? Ты хоть любишь этого Мамору?

— А вот это ты точно не узнаешь раньше него, — Усаги, оттянув левое нижнее веко, задорно продемонстрировала Сейе язык, после чего медленно заковыляла к выходу из комнаты. — Пойдём. Тебя и меня уже заждались те, кому нам ещё есть что сказать.

— Мне жаль, — просто произнёс ей в спину Сейя.

— Всё в порядке, — ответила Усаги, не оборачиваясь, и уверенно схватилась за ручку двери. — Я ни о чём не жалею. Потому что безумно счастлива. И желаю тебе тоже понять это.

Две одиноких слезинки схватились по её щекам, пока она медленно спускалась по лестнице. Это оказалось тяжелее, чем она думала — встретиться лицом к лицу с зарытым внутри страхом, высказаться перед человеком, к которому невольно испытывал огромную обиду за предательство. Но в то же время это оказалось необходимой терапией, последним квестом в её погоне за полноценным счастьем. И Усаги была рада встрече, надеясь, что она была полезной не только для неё.

— Мамо-чан! — позвала Усаги, спускаясь по лестнице.

Когда Мамору развернулся ей навстречу, она пыталась понять по его лицу и языку тела, как обстояли дела после разговора с её родителями с глазу на глаз. По его свободным и не рваным движениям Усаги могла сказать, что, по крайней мере, ничего страшного не случилось, а улыбка на его лице и вовсе заставила ускориться, чтобы окончательно успокоиться в его объятиях.

Оказавшись в кольце заботливых рук, Усаги спрятала лицо на груди Мамору и ласково потёрлась. Невольно утирая лёгкие слёзы о ткань его одежды, она захихикала, вспоминая прошлое Рождество и их свидание.

— Я рада, что тебя не съели, — пробормотала Усаги, крепче сжимая торс Мамору в своих руках. Будто бы почувствовав присутствие отца, их малышка толкнулась.

— Почему мы должны были его съесть? — возмущённый голос отца заставил всех присутствующих рассмеяться. — И почему ты обнимаешься с ним, а не с папочкой?

— Привычка, — Усаги пожала плечами, надеясь, что это было несерьёзным заявление, но, стоило обернуться на отца, она отпустила Мамору, не выдерживая печальных глаз. — Теперь Мамо-чан моя опора и поддержка, папа.

— Раньше для тебя таким был я. Сложно одновременно переваривать факт твоего воскрешение и то, что для тебя я более не главный мужчина в жизни, — отец продолжала грустно вздыхать, даже когда Усаги окутала его своими объятиями.

Это было довольно необычно — вот так вот обнимать того, с кем давным-давно не виделся. Усаги ещё не успела даже с матерью вдосталь обняться, учитывая, что они всегда были ближе друг к другу. В конечном итоге Усаги за последние годы привыкла думать, что никто не любил её просто так — она только и твердила себе, что чья-то замена и не более. Тем самым опуская тех, кто действительно её любил безвозмездно — родителей. А они определённо любили.

— Но, если что, папа одобряет твой выбор, Крольчонок, — Кенджи подмигнул ей и они вдвоём ехидно захихикали, после чего отец неловко попытался её обнять в ответ, чтобы не задеть живот. — Лучше, чем всякие певуны.

— Папа, — возмущённо начала Усаги и поспешно глянула на лестницу.

— Я знаю, что никогда вам не нравился, мистер Цукино, — Сейя, спускаясь по лестнице, устало выдохнул и с улыбкой посмотрел на засмущавшегося Кенджи. — Я теперь даже не уверен, что нравился самой Оданго.

— Не настолько всё плохо… — пробормотала Усаги, немного сконфуженная подобной ситуацией. — Ты и сейчас мне нравишься! В каком-то смысле…

— Оданго, ты не помогаешь, — страдальчески простонал Сейя, запрокинув голову и скорчив гримасу. Но практически тут же рассмеялся и подмигнул. — Или наоборот. Даже тут не уверен. А ты? Ты разве не злишься, что я пытался украсть у тебя Усаги?

Вместе с Сейей все остальные члены семейства Цукино с интересом повернулись к Мамору. Усаги особенно сильно ожидала ответа на этот вопрос, размышляя над тем, приревновал ли вообще Мамору? Хоть капельку? У него ведь в прямом смысле пытались увести девушку практически из-под носа! Казалось, даже папа напрягся в ожидании — его хватка на её плече стала сильнее.

— А я должен злиться? — удивлённо ответил Мамору, поглядывая на Сейю сконфуженным взглядом. — Я прекрасно знаю, что Усаги отказала бы тебе. Да вообще любому. Но и она не предмет спора, приз или трофей, который можно украсть. Но даже если бы Усаги согласилась на твоё предложение, мне было бы очень больно. Но в конечном итоге смирился бы — это её выбор.

— Тьфу ты, и правда принц из сказок, — Сейя изобразил рвотные позывы и, казалось бы, даже содрогнулся — по нему действительно плакала сцена, с его-то талантами. — И вообще, это ты у меня её украл!

— В этом я не очень уверен, — Мамору улыбнулся и перевёл заговорщицкий взгляд на Усаги — почему-то она была уверена, что правильно поняла его мысли и недовольно надулась. — Но спасибо тебе.

— Не знаю, о чём ты, — Сейя, приподняв бровь, окинул Мамору оценивающим взглядом и пожал плечами. — Но, полагаю, должен я благодарить. Что Оданго счастлива. Береги её, Мамору-сан. Просто совет от хорошего парня, которому немного не повезло сделать то же самое.

— Не называй её Оданго…

— Да-да, понимаю, не очень приятно, когда мать твоих детей всячески обзывают и всё такое… — начал Сейя, примирительно подняв ладони, хотя его взгляд выражал полное пренебрежение и усталость от подобных сладких разговоров.

— Нет, ты не понял. Оданго — это моё прозвище для Усаги. Ты и это пытаешься украсть, — Мамору поджал губы и серьёзно взглянул в ответ.

— Что? Да я знаком с ней больше, и явно был первым! — Сейя, казалось, более не шутил, а действительно яро негодовал. И потому обернулся к Усаги. — Скажи ему!

— Прости, но с Мамо-чаном я познакомилась гораздо раньше, — она пожала плечами и виновато улыбнулась. — И да, он первым стал звать меня «Оданго»…

— Всё, я более этого не выдержу, я ухожу! — Сейя взмахнул рукой и быстро направился в сторону выхода. Но у двери обернулся и, глядя на Усаги, улыбнулся. — Сайонара, Усаги.

Сейя ушёл сразу же, стремительно закрыв дверь за собой. Он даже не подумал о том, чтобы попрощаться с остальными присутствующими — будто для него в тот момент существовали только они вдвоём. Когда-то так и было. Но теперь у Усаги осталась лишь безмерная благодарность, ведь если бы не он, его невероятные амбиции и смелость следовать куда угодно, невзирая на всякий риск, она никогда бы вновь не встретила Мамору.

«Спасибо, Сейя», — было единственным, что хотелось сказать, но осталось лишь в голове.

— Необычный денёк выдался, — подытожила Икуко, окидывая взглядом оставшихся людей в гостиной. — Мамору-сан, ужин или вы уже пойдёте?

— Куда пойдёт Мамору? — сразу же встрепенулась Усаги — родители, что же, не разрешат ему остаться на ночь?

— Не я, а мы, — поправил её Мамору. — Ты уже забыла, что мы собирались к Мотоки?

— Мотоки-онии-сан! — воскликнула Усаги.

Точно, они ведь собирались в «Корону», там Мамору провёл весь вечер, подготавливая Фурухата к её визиту. Судя по всему, всё прошло довольно гладко. Только Усаги не была уверена в том, найдутся ли у неё силы — она подремала и немного перекусила, вполне могла бы продержаться немного. Они прилетели ненадолго, стоило использовать время по максимуму.

— Мамору-сан, может, вы всё-таки перекусите? — продолжила настаивать Икуко. — Всё равно надо время скоротать, пока Усаги будет готовиться.

— Готовиться? К чему? — удивлённо переспросила она, переводя взгляд от мамы к Мамору. — Это же не мне предстоит встреча с мертвецами.

— Тебе есть к чему готовиться — мы идём, можно сказать, не просто в гости. На свидание, — мягко ответил Мамору, едва заметно краснея.

Усаги тут же приоткрыла в удивлении рот, и когда вопрос «У нас свидание с Мотоки?» сам нашёл свой ответ в её голове, она просияла, едва поборов в себе желание броситься в объятия Мамору. Надо же — свидание! Они часто гуляли и отдыхали вместе, но редко называли происходящее столь громким словом. Вроде бы, не обещалось ничего особенного, но как грели подобные слова её юношеское и романтическое сердце.

— Я из одежды брала по минимуму, чтобы был выбор какой-то, — задумчиво изрекла Усаги.

— Всё в порядке, дорогая, мы можем подобрать что-нибудь и в моём гардеробе, — предложила Икуко, обнимая её одной рукой. — А папа пока что сделает перекус для Мамору-сана.

— Ты ведь подождёшь меня, Мамо-чан? — поинтересовалась Усаги, склонив голову.

— Конечно, не пойду же я на свидание с тобой без тебя? — ухмыльнулся он.

Усаги заметила, как рука Мамору инстинктивно дёрнулась, но не более — вероятно, он по привычке хотел погладить её по голове или взъерошить волосы. Но засмущался присутствия её родителей, не иначе. Злорадно хихикнув, Усаги прикрыла рот ладошкой и посмотрела на Мамору из-под ресниц, втайне наслаждаясь его несчастным положением. Ему уже второй раз приходилось знакомиться с её семьей.

Икуко улыбнулась, глядя на их переглядки, но всё же потащила Усаги вновь наверх, вслух рассуждая, что можно было бы придумать с её образом. Усаги, подхватив энтузиазм матери, предвкушала выбор различных нарядов, надеясь на что-нибудь изящное и одновременно тёплое. Хотя ей как никому было известно, что она нравилась Мамору абсолютно в любой одежде.

— А о чём вы расспрашивали Мамо-чана, пока меня не было? — полюбопытствовала Усаги, когда они оказались в родительской комнате.

Здесь то же мало что изменилось, только, казалось, что появилось больше фотографий с Усаги, расставленные тут и там. Вполне вероятно, где-то в доме так же был алтарь, посвящённый ей, и, если честно, от таких предположений хотелось лишь сглотнуть тяжёлый ком в горле. Более того, страшно было представлять, сколько денег пришлось потратить на захоронение пустоты, а ещё прогоревшие средства за старшую школу…

— Усаги? — за шквалом размышлений Усаги не сразу поняла, что мама некоторое время пыталась до неё дозваться? — Всё нормально?

— Да, просто вымоталась, совсем немного, — она свела указательный и большой палец к минимуму, пытаясь выдавить правдоподобную улыбку. — Но это же свидание с Мамо-чаном! Я выдержу, ещё и не захочу потом домой!

— Ты так любишь его, что мне даже начало казаться, будто ты использовала Сейю, чтобы перебраться в Америку и найти Мамору-сана… — мягко улыбнулась мама и подошла к шкафу.

— В то время я полностью выместила Мамору из своей головы, но звучит прикольно, — Усаги слегка рассмеялась, с интересом заглядывая в содержимое шкафа. Она даже не предполагала, что у мамы могло остаться такого, чтобы подошло ей в положении. — А как ты поняла? Что я люблю его.

— А разве это не ясно? — удивлённо к ней обернулась мама, приподняв брови. Усаги в ответ лишь смущённо пожала плечами. — Ты прямо не говорила, но околицами, намёками, да и прямыми действиями. Всё вполне кристально. И мне очень нравится видеть тебя такой — счастливой и влюблённой. Даже папа доволен, как бы не плакался.

Усаги кивнула, сама радуясь подобным чувствам в себе. Но почему-то думалось, что этого вовсе не видел Мамору. Или не хотел замечать. Как бы ни отрицалось, как бы ни хотелось думать о том, что «всё равно», на деле всё равно вовсе не было. Хотелось в принципе крикнуть родителям в лицо, нормально ли им вообще, что их единственная дочь, к тому же беременная, до сих пор не замужем. Чёртов Сейя поселил в её голове семя неприятных раздумий.

— А как вам с папой Мамору? — поинтересовалась Усаги, меланхолично рассматривала всё подряд, что попадалось её взору.

— Я же уже ответила — вежливый и симпатичный молодой человек, — по-видимому, эту часть разговора Усаги и упустила, витая в облаках. Мама, отыскав в шкафу искомое, в итоге вытащила на свет синий чехол. — Он нам немного рассказал, чем занимается, как вы живёте. Что планируете. Тут больше папа нашёл, кому присесть на уши — всё без умолка рассказывал о том, какая ты замечательная, а Мамору-сан то и делал, что поддакивал, да кивал улыбаясь. Папа завтра обещал показать коллекцию твоих детских фотографий.

— О нет, их надо сжечь, — притворно ужаснулась Усаги и закатила глаза — папа такой папа, только и делал, что смущал её. — Но я рада, что Мамо-чан вам нравится. И что вы не восприняли слова Сейи всерьёз…

— Ну, в этом случае есть некоторая тревожность, и хочется понять, что и как, но я понимаю, что ты, хоть и глупенькая у меня, но сможешь сама подобрать парня себе под стать, — Икуко погладила её по щеке и закрыла шкаф.

— Насчёт Сейи ты так не думала, — скептически ответила Усаги, опускаясь на кровать — ей надоело стоять без особого дела.

— Он тоже неплохой молодой человек, думаю, в конечном итоге, нам с папой довелось бы и его одобрить, — мама пожала плечами и потянула за собачку молнии чехла. — Оно старовато, но, я не так давно перестирывала все вещи, так что должно быть свежим.

Мама явила свету белое шифоновое платье с короткими рукавами, но выглядело оно довольно свободно, что подходило под нынешнюю фигуру Усаги. Длинная юбка в несколько слоёв, золотистый пояс на талии, переходящий в бант за спиной — платье было простым, но очень элегантным. Только вот оно не очень подходило погоде — в Лос-Анджелесе ещё бы прокатило, ввиду тёплого климата, но в Токио в марте всё ещё было прохладно. А в таком тонюсеньком наряде и подавно.

— У меня есть несколько тёплых кофт, вполне подходящих под образ, если так подумать, — поспешила добавить мама, видимо, заметив неуверенный взгляд Усаги. — И тёплые колготки, конечно. Телесного цвета, будет не очень заметно. Да даже если черные, на улице всё равно уже вечер.

— Ты так старательно его нахваливаешь, что начинает казаться, будто у меня нет выбора, — слегка рассмеялась Усаги, пропуская ткань между пальцами.