40. Память (1/2)

— Чёртовы велосипедисты, — Усаги цокнула языком, провожая взглядом какого-то мальчишку, который заляпал её любимый сиреневый комбинезон.

Она недовольно потянулась к своему джинсовому рюкзачку в поисках влажных салфеток. День не задался с самого начала — она умудрилась спалить завтрак, тем самым оставив Мамору голодным. Пусть он и сказал, что не так уж сильно хотел завтракать, Усаги всё равно чувствовала себя подавленно. В стирке она тоже потерпела фиаско, и теперь некогда белые вещи, постиравшись с постельным бельём, приняли оттенок зелёного.

Поэтому, когда Макото и Уна предложили встретиться, Усаги обрадовалась, что сможет избежать конфузных ситуаций, а после отдыха станет более внимательной. Но даже на улице её настигла неудача в виде велосипедиста, который не мог объехать лужу после ночного дождя.

— Ну что же ты делаешь? Ты так сейчас только больше грязных разводов оставишь! — Усаги удивлённо подняла голову, и перед ней тут же оказалась Макото, которая уже сидела на корточках, пытаясь отобрать у неё салфетки. — Не надо так нервничать, это всё поправимо.

— И тебе привет, — Усаги смущённо отвернулась и встретилась взглядом с Уной. — Привет. И вообще, я не виновата, что некоторые невоспитанные люди так быстро ездят, ещё и по лужам. Весь день какой-то дурацкий!

Усаги надула щёки и схватилась за край лавочки, на которой ожидала Макото и Уну. Отчаянно хотелось разреветься даже из-за таких глупостей, потому что их оказалось слишком много. Усаги, конечно, не собиралась реветь посреди парка, но настроение всё падало и падало ниже плинтуса. На мгновение подумалось, что и встреча с близкими уже ничего не изменит, но Усаги была очень рада.

— Какая бука, — закончив, Макото улыбнулась и поднялась на ноги. — Всё так плохо?

— Пока вы не пришли, всё так и было, — Усаги не могла не улыбнуться в ответ и потянулась за объятиями. — Я скучала.

— Мы же не так давно виделись, — протянула Уна, поправляя своё платьице.

Усаги немного завидовала, ведь ей приходилось жариться в водолазке и комбинезоне, а ещё рядом лежала чёрная ветровка. Пусть и слепило солнце, ветер или дождь мог начаться в любую минуту, а ей необходимо было заботиться не только о себе. Тем более, по вечерам всегда холодало, а Усаги не могла знать наверняка, до которого часа будет гулять. Климат Лос-Анджелеса был для неё всё ещё непредсказуемым, не так много она здесь и прожила.

— А я всё равно успела соскучиться, — заверила Усаги, всё ещё прижимаясь к Макото, которая не менее радостно отвечала на объятия. — Как кафе? Что у вас вообще нового случилось?

Усаги, подхватив обеих спутниц под руки, не спеша направилась по дорожке парка, в котором на самом деле не раз уже была, но от этого менее интересным он не становился. Уне пришлось нести куртку Усаги, а Макото лично отобрала рюкзак, аргументируя тем, что он тяжёлый.

Спорить было бессмысленно, как и доказывать, что она не немощная, поэтому Усаги лишь наслаждалась прогулкой и беседами. Она уже привыкла, что каждый старался её опекать, но порой всё же переусердствовали. Но это было приятно, несомненно. Они всегда о ней заботились, вне зависимости от положения и прочего. Жаль, что Усаги должным образом это смогла принять не так давно, перестав сомневаться в окружающих её людях.

— Значит, у вас сейчас нехватка персонала? — переспросила Усаги, прожевав пирожное. Макото жаловалась на то, что многие студенты, подрабатывающее ранее, бросили работу из-за учёбы. — И сейчас не сезон… Может, я могла бы помочь? Давно я полы не мыла! Ну, в «Розарии».

— Ещё чего, отдыхай и набирайся сил перед рождением дочери, — фыркнула Макото и сделала глоток кофе. — Полы я и сама помыть могу, а на кухне постоянно всё кипит во всех смыслах.

— А Уна не может помочь? — Усаги повернулась к сестре, которая до этого момента где-то витала в облаках, меланхолично размешивая нечто, что когда-то можно было назвать мороженым. — Когда я последний раз приходила, ты ведь помогала, не?

— Я могу разносить заказы, а готовить вообще не моё… — Уна выдохнула и вдруг поднялась на ноги. — Мне надо в уборную.

— Что с ней такое? Она какая-то не такая, что ли, — Усаги обратилась к Макото, провожая Уну взглядом, пока та не скрылась за дверью туалета. — И не грустит, но и не похоже на её обычное состояние.

— На новый год звонил её отец, просил поговорить если не с ним, но хотя бы с Берилл — как-никак, она ей долгие годы была матерью и тоже переживает, — выдохнула Макото и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. — Но Уна до сих пор не хочет ни с кем мириться. И я боюсь лезть, если честно — мне не хочется портить и без того хрупкие отношения между нами. Но и в тоже время я прекрасно понимаю и Берилл, и Масато… И с одной стороны, мне хочется верить, что они заслужили подобного, но так ли это? Я попросту не знаю, что должна сказать в такой ситуации.

Усаги задумчиво замолчала, а её рука так и зависла над блюдцем с десертом. Последние слова Макото полностью охарактеризовали и её состояние — она не знала, что сказать. Ранее никто никогда не доверял своих проблем ей, точнее, настолько глобально. Это радовало, ведь ей доверяли, но с другой стороны удручало — Усаги понимала, что бесполезна в подобных вопросах.

— Мне очень хочется увидеться со своей семьей, — прошептала Усаги, всё-таки опустив ложечку на блюдце с характерным звоном. — Я соскучилась, мне не хватает мамы, папы, даже моего противного брата. Но… это сложно. Мне всё ещё нужно время, чтобы собраться с духом, время, чтобы набраться решимости и признаться Мамору о себе. Поэтому я думаю, что Уне тоже просто надо время. Мне кажется, как бы она ни была зла, обижена и прочее, она тоже соскучилась по тем своим родителям. Но у неё также есть ты, ей сложно принять решение, чтобы не обидеть и тебя тоже. Поэтому… Наверное, лучшим решением будет просто и дальше её поддерживать, она сама должна всё решить для себя.

— Мне хочется поговорить с ней, обсудить, узнать, что она чувствует, попытаться помочь, — Макото выставила локти на столешницу и спрятала лицо в ладонях. — Но я боюсь… Я не хочу, чтобы она возненавидела меня, не хочу снова её терять. И в то же время мне больно на неё смотреть, ей ведь тяжело, но она же упёртая! Этим она пошла в своего папашу…

— А я думаю, что она этим в тебя, — Усаги хихикнула и попыталась отцепить ладони Макото от лица. — Ты замечательная мама, тебя не за что ненавидеть. Если бы она тебя презирала, если бы осуждала за твой поступок, никогда бы не простила. И она выбрала тебя. Не тех, с кем прожила большую часть жизни. Это ведь много значит, да?

— Это и меня пугает… Разве так бывает? Я действительно заслужила прощение? — Уголки губ Усаги опустились, когда Макото подняла на неё взгляд. Из зелёных глаз стекали крупные дорожки слёз, соединялись на подбородке и стекали по шее, прячась в складках воротника рубашки. — Может, я просто меньшее из зол? Что, если она не хочет жить ни с кем из нас, но я в её глазах не такая предательница, как они?

— Эй, хватит, — Усаги нахмурилась и слегка потрясла ладони Макото. Её сердце болезненно сжималось от развернувшейся картины, на её глаза тоже наворачивались слёзы, но она держалась, чтобы до конца поддержать дорогого человека. — Я знаю, что тебе тяжело, меня временами терзают подобные сомнения. Но почему ты не доверяешь собственной дочери? По своему опыту скажу — мало кто делает то, что ему действительно не нравится. А значит, она хочет быть с тобой. Хочет! Она наверняка уже отпустила обиды касательно того случая, так почему же ты не можешь простить саму себя?

— Мама, ты глупая, — Усаги резко обернулась на Уну, всё-таки утирая пролившиеся слёзы. — Почему ты об этом говоришь ей? Почему ты никогда не делишься своими проблемами со мной?! Твоя дочь я, а не она!

С этими словами Уна, схватив свою сумочку, стремительно направилась к выходу с террасы кафе, в котором они собрались перекусить перед продолжением прогулки по торговому центру. Только, видимо, на сегодня всё закончится именно здесь.

— Иди за ней, — Усаги обратилась к Макото, чьи руки слегка подрагивали, а её взгляд был направлен вслед удаляющейся дочери. — Поговори с ней, она сама этого хочет… Лучше ведь страдать, когда тебя прямо пошлют, чем страдать от незнания того, что будет?

— Не могу же я тебя бросить только потому, что она выросла избалованным ребёнком, — Макото, вроде как, совладала с собой и, схватив несколько салфеток, начала приводить себя в порядок. Но прямо диаметрально своим словам она также собирала всё кругом себя.

— Как раз и можешь меня бросить, давно пора, — Усаги уверенно кивнула и улыбнулась. — Я ведь тебе уже говорила: у меня есть своя мама, как и у тебя своя дочь. Которая очень ревностно ко мне относится, знаешь ли… Так что беги, пока она действительно не обиделась на тебя.

— Мне очень жаль, Уса… — произнесла Макото, уже поднимаясь из-за стола. — Спасибо большое.

— Да ладно, зато я доем твоё мороженое! — Усаги рассмеялась и подмигнула Макото, которая уже аккуратно пятилась назад. — Удачи вам!

— Последнее время ты стала похожа на себя, — сказала напоследок Макото, на что Усаги недоумённо нахмурилась. — Ты снова улыбаешься так же, как раньше, ты похожа на ту наивную и милую девочку, которая заставила меня поверить в то, что я могу иметь семью.

Когда Макото наконец-то скрылась из виду, Усаги всё так же сидела, задумчиво уставившись на одну точку. Она пыталась рассмотреть мелкие узоры на деревянной столешнице, но взгляд никак не фокусировался, всё было расплывчатым. День выдался ещё тяжелее, чем Усаги себе представляла.

Слегка тряхнув головой, она притянула к себе бокал с мороженым, к которому Макото даже не притронулась. Лакомство уже растаяло, и грести ложкой по стеклу было бессмысленно, поэтому Усаги вытащила соломинку из своего сока и, предварительно облизнув кончик, начала потягивать мороженое. Вокруг стало чуточку жарче, и она оттянула ворот водолазки, пропуская к себе больше манящего ветерка.

Что можно простить, а что нет? Усаги нередко задумывалась над подобными вопросами раньше, рассуждая, как долго ей следовало обижаться на маму на те или иные запреты, как долго ждать момента, чтобы простить? Сейчас ей казалось таким глупым то, что она так сильно распылялась из-за каких-то мелочей. Сейчас Усаги злилась на саму себя, потому что причинила своей семье столько боли. Злилась, что не могла набраться смелости, чтобы вернуть всё на круги своя.

И сегодня, когда Макото, которая воссоединилась со своей дочерью ещё в весной прошлого года, говорила о том, что не заслужила прощения, Усаги поняла, что тоже не сможет поверить в то, что кто-либо простит её за всё, что она сделала. И именно это мешало ей набраться смелости, чтобы попытаться наладить контакты со своей семьей. Хоть она и сама сказала, что лучше быть отвергнутым, чем быть в неведенье собственных переживаний, это было сложно.

Послышался характерный звук, и Усаги встрепенулась, отодвинув от себя уже опустевший бокал. Она даже не почувствовала вкуса.

Конечно, на словах всегда было легче. На словах, пытаясь помочь другим, было легче. Всем.

Усаги отодвинула стул и, закинув на плечо рюкзак, а куртку кинув на согнутый локоть, неспешно направилась к торговому центру. Пусть и одной, но прогулка была бы ей и малышке на пользу.

Внутри здания Усаги сразу же направилась к магазинам с детскими товарами, зная, что это была единственная вещь, которая сейчас подняла бы ей настроение. И, стоило подойти к полочкам с ползунками, улыбка сама собой расплылась на губах, едва пальчики коснулись маленьких костюмчиков. Таких крохотных, что казалось невероятным, что когда-то и Усаги будет прижимать к себе такую же малышку.

— Тебе нравится? — Усаги, ухватившись за край крохотного розового платьица, второй рукой коснулась своего живота. — Когда ты наконец-то будешь с нами, мы с папой будем покупать тебе такие же, даже лучше.

Усаги с неохотой вышла из отдела одежды для маленьких девочек и направилась к соседнему, пытаясь прикинуть, что можно было бы купить. Потому что она не сомневалась, что у Мины и так есть всё самое необходимое для малыша Гелиоса. Какая мать, такой и ребёнок — фиг подберёшь подарок. С этими мыслями Усаги вздохнула и отправилась к полкам с игрушками — они-то всегда буду в тему и актуальными.

Рассматривая различные погремушки, Усаги неосознанно прикусила щеку, не имея представления, что выбрать. Конечно, можно было взять, что угодно, Гелиос всё равно не поймёт, но с другой стороны — пока что и не поиграет толком. Необходимо было выбрать полезный подарок. Поэтому с тяжёлым вздохом Усаги отставила очередную игрушку и направилась бродить дальше.

Продавцы-консультанты так и посматривали на неё, но Усаги постоянно отводила глаза, чётко решив для себя, что хочет выбрать самостоятельно, невзирая на чужое мнение. Наверное, она слишком заморачивалась, но для неё было важным выбрать то, что понравилось бы новоявленным родителям.

У родителей Усаги никогда не было знакомых с новорождёнными детьми, когда у неё был осознанный возраст. Рождение своего брата она тем более не помнила, будучи старше всего на три года. Мина была первым человеком, который родил, среди всех знакомых Усаги. Второй разродилась Луна, буквально пару дней назад, и на самом деле стоило подумывать над подарком и для малышки Дианы.

Перед глазами предстал отдел с аксессуарами для купания, но Усаги тут же махнула на него рукой, вспоминая содержимое одного из чемоданов Мины, который она прихватила по случаю временного переезда. И на этом все идеи попросту закончились.

Усаги раздражённо сдула с лица прядь волос и вышла из магазина с мыслью, что сегодня она точно ничего более не придумает, поэтому она отправилась в супермаркет, раздумывая над лёгким ужином, который она точно не испортит. День действительно не задался.

Дорога, ведущая к дому, пролегала мимо таких же огромных и великолепных особняков, как у них с Мамору. Только все они были пусть и самыми обычными, но в более спокойных тонах, чем их дом. Их двухэтажный особняк напоминал дом Дракулы, как когда-то про себя смеялась Усаги, и внутри казался не менее мрачным, хоть там и было довольно много различных цветов более ярких оттенков. Но всё это отличалось от того, что было в Токио.

У неё дом пусть и был меньше, но он казался куда уютнее. Порой вещи кучкой мостились на полках, потому что некуда было девать, а здесь ей не нравились полупустые, а то и полностью голые полочки. И Усаги понимала, что вся та атмосфера была заслугой её мамы, самой семьи. У них с Мамору пролегала подобная атмосфера, но всё равно это было немного не то — всё-таки габариты здания и пустые комнаты давили. Хотелось заполнить пустоту.

Усаги вошла внутрь и с радостью скинула все пакеты на ближайшую полочку, наконец-то избавляясь от всех тяжестей. Скинув обувь, в которой было до безумия жарко, Усаги достала телефон из рюкзачка, чтобы созвониться с Макото. Всю дорогу до дома её только и занимали мысли о произошедшем днём, но она не знала, какой момент подобрать для звонка, чтобы не помешать и не вызвать очередную волну ревности в Уне. Прошло уже достаточно времени, как казалось Усаги, поэтому она всё-таки осмелилась на звонок.

— Алло?

— Привет, — ответила Усаги, как только прозвучал привычный голос Макото: без какой-либо горечи и прочих отрицательных эмоций. — У вас всё в порядке, вы больше не ругались?

— Ох, да, мы поговорили, и обеим стало легче, — Усаги показалось, что Макото улыбалась, и сама незаметно для себя улыбнулась, подходя к холодильнику. — На самом деле мне было страшно. Представляешь, мне уже сколько лет, а перед одной козявкой было боязно что-либо говорить.

— Представляю, — Усаги рассмеялась, пытаясь представить подобную картину, где обычно строгая и серьёзная Макото жалась от волнения перед собственной дочерью. — Мне жаль, что одной из причин вашего недопонимания была я.

— Как я уже и говорила, Уна попросту избалованный ребёнок, — Макото выдохнула. — Она не до конца понимала суть происходящего, не зная всех деталей. Ей нужно немного времени, чтобы понять и принять причины всего этого. Тебе незачем обвинять себя просто потому, что кто-то сказал, что ты якобы виновата. У каждого своя правда.

— Я скорее переживаю за вас, чем за себя, — отмахнулась Усаги, доставая графин с соком. — Я понимаю, что чувствует Уна, мне не за что обижаться на неё. По сути, я действительно заняла её место — украла её мать, день рождения. Хорошо, что я хоть имя своё захотела оставить.

— Прекрати заморачиваться, — цокнула языком Макото. — Она взрослый человек, и её обиды — сугубо её проблемы. Никто из нас не знает, что будет дальше, поступая так или иначе. Я ни о чём не жалею, ведь если бы не встреча с тобой, я бы никогда не решилась рассказать всю правду. Всё, что ни делается, всё к лучшему. Спасибо за понимание, дорогая. Мне жаль, что мы так некрасиво оставили тебя совсем одну.

— Ну, я-то не одна, малышка всегда со мной, — улыбнулась Усаги, погладив живот. — Всё в порядке, зато я съела твоё мороженое!

— Ах, как я могла забыть, — рассмеялась Макото, и атмосфера стала гораздо легче — в конце концов, о грустном говорить совсем не хотелось. — Теперь всё хорошо, больше не о чем волноваться. Уна сказала, что поговорит с отцом, чтобы мы все вместе всё выяснили.

— Ты тоже будешь с ним общаться? — обеспокоенно спросила Усаги, вспомнив атмосферу, витающую между родителями Уны, когда Усаги стала невольной свидетельницей их разговора.

— Да, Уна попросила, чтобы мы поговорили все вместе. Я, Нефрит и она.

— Нефрит? — переспросила Усаги, чуть нахмурившись.

— А, да, это прозвище Масато, — по интонации было понятно, что Макото чуть смутилась, поэтому Усаги не стала развивать тему дальше. — Единственное, о чём я с ним говорила за последние девятнадцать лет — это местоположение и состояние Уны. Не представляю, о чём с ним разговаривать, о чём и сказала Уне, но она настаивает, что нам есть, что обсудить.

— Думаю, она права. Особенно тебе есть что сказать, ты имеешь право выговориться.

— Мне уже давно фиолетово. Я не простила его, но давно перестала на его счёт как-либо переживать, — ответила Макото, и послышался отдалённый голос Уны. — Прости, меня сейчас сгрызут. Спасибо ещё раз, думаю, мы сможем нормально прогуляться в другой раз.

— Всё нормально, я ведь уже сказала, — выдохнула Усаги, прокручивая пустой бокал в своих руках. — Удачи вам, пусть бака Уна не ругается, а то так и останется с морщинами.

— Я передам ей, — рассмеялась Макото, и с этими словами отключилась.

Усаги отложила телефон в сторону и медленно побрела к коридору за продуктами, чтобы расставить те в холодильнике. Последние слова, пусть и не впервые услышанные, прочно засели в голове и не хотели никуда оттуда уходить.

Многие люди продолжали общение с обидчиками, пользуясь тем же принципом — не прощая, но попросту отпуская и более не подпуская к себе слишком близко. Простят ли её родители, когда она наберётся смелости и придёт к ним, чтобы извиниться? Будет ли с таким же пренебрежением о ней говорить собственная мама, как Макото говорила об отце Уны? Конечно, Усаги понимала, что прощение будет заслужить непросто, но подобные мысли угнетали, даже хотелось плакать.

В коридоре первым делом Усаги собралась навести порядок — повесить куртку в шкаф, поставить обувь на место. Но стоило ей подойти к своеобразному беспорядку, она поняла, что дома была не одна — одна из кроссовок врезался в туфли Мамору.

— Мамо-чан? — радостно крикнула Усаги, поглядывая из стороны в сторону в ожидании ответа, чтобы сразу ринуться в нужном направлении.

Когда ответа не последовало, она направилась в единственное место, где её точно не могло быть слышно. Тем более, если бы Мамору был в комнате, он бы услышал её ещё в тот момент, когда она вернулась домой.

Усаги аккуратно приоткрыла дверь, заглядывая внутрь. Она подошла к рабочему столу, на котором «удобно» устроился Мамору, посапывая. Усмехнувшись, Усаги присела рядом на корточки, ухватившись за край столешницы, чтобы не свалиться. С нежностью проведя ладонью по волосам Мамору, она тихонько вздохнула, негодуя, что он не впервые заснул в своём кабинете.

— А ты когда-нибудь меня простишь? — с горечью прошептала Усаги, продолжая поглаживать мягкие пряди волос. Слёзы наворачивались на глаза, но она всё-таки сдержалась и быстро сморгнула.

Усаги аккуратно уселась на мягкий ковёр, облокотившись на стол. Она запустила в волосы пятерню, наводя на голове ещё больший беспорядок, и тяжело выдохнула. Сегодняшние размышления никак не помогали, а только угнетали, но и прятаться от них было неправильным.

Судный день ожидал, и казалось, что он всё ближе и ближе. Усаги понимала, что любая ложь всегда всплывает наружу, тайное рано или поздно становится явным. Случай с Макото не стал исключением, да и всё остальное когда-то вскрывается. Как когда-то Мамору станет известно, кто она такая. Усаги не думалось, что он останется довольным тем, что его столько времени водили за нос, кормили красивой сказкой и вечно что-то выдумывали, лишь бы не говорить правду.

Не то, чтобы Усаги не доверяла Мамору — напротив, он был прекрасным слушателем и всегда готов был помочь ей. Усаги боялась, что узнав, кто она такая, он её бросит. Нет, не так — узнав, что она лгунья, Мамору её бросит. И, по сути, глупо будет его осуждать, но Усаги никак не хотела с ним расставаться. С Мамору было сложно расставаться на несколько часов, как же она сможет его отпустить навсегда?

Отмахиваясь от ненужных мыслей, Усаги завертела головой и тут же ударилась затылком об стол. Скривившись, она схватилась за голову, поморщившись и тихо шипя какие-то проклятия. Действительно дурацкий день.

— Усако? — она развернулась на зов и улыбнулась Мамору, который потирал глаза, словно маленький ребёнок. — Что случилось, ты чего на полу сидишь?

— Вернулась домой, а ты, оказывается, тоже здесь, только снова уснул, где не надо. Заболеешь же, — Усаги ухватилась за протянутую руку и поднялась на ноги, после чего тут же заключила Мамору в объятия. — Ну вот почему сложно перебраться на кровать, когда чувствуешь, что засыпаешь?

— А там без тебя совсем делать нечего, — заявил Мамору и обхватил её руками, прижавшись щекой к груди. — Всё в порядке? Ты выглядишь печальной.

— Просто устала, да и день с самого утра не задался… Теперь у нас больше нет белых полотенец, — призналась Усаги, поджав губы, на что Мамору только хмыкнул. — А ты чего так рано вернулся? Ты не голоден? Ты нашёл, чем пообедать?

— Не начинай, женщина, — Усаги закатила глаза и принялась перебирать волосы Мамору, как несколько минут назад, когда он мирно посапывал. — Купил себе несколько бутербродов, но мои коллеги удивились, как это я пришёл без бенто. Знаешь, а мне все завидуют — другим никто обеды не собирает. Поэтому то, что я разок остался без ничего, не страшно.

Усаги улыбнулась, смущённая такими словами, и даже перестала ворчать, чтобы не портить впечатления. Мамору же самодовольно усмехнулся и прикрыл глаза, отдаваясь её ласкам. На какое-то мгновение Усаги захотелось его треснуть, как тогда, когда они в «Короне» устраивали шоу на потеху всем посетителям и тем самым действовали Мотоки на нервы. Вспоминая всё это сейчас, Усаги не удержалась и слегка хихикнула.

— Что такое? — Мамору приоткрыл глаза и с любопытством уставился на неё.

— Да так, вспомнила кое-что очень весёлое, — ответила Усаги и начала отстраняться от Мамору. — Мы с малышкой хотим есть, и ты, я уверена, тоже. А я ещё продукты оставила в коридоре… Вставай, надо заниматься делами.

Усаги отошла в сторону и тут же отвернулась от Мамору, чтобы ненароком не выдать своих чувств. Воспоминания захлестнули, но и тем самым вызвали очередную волну предположений того, что будет, когда она признается Мамору о своей личности. На какой-то момент ей подумалось, что она могла бы сделать это прямо сейчас, пока между ними витала разряженная обстановка, пока они на доли секунд вернулись туда, откуда когда-то давно начали.

Пока ещё рано, она сможет подобрать момент чуточку позже. Она обязательно всё расскажет.

— И ты всё это сама тащила? — пробурчал Мамору, увидев размер пакета, принесённого Усаги. — Мы ведь договорились основательно закупаться вместе, тебе незачем столько всего таскать, Усако.

— Но там были скидки! — протянула в свою защиту Усаги, состроив щенячьи глазки. — Представляешь, только увидев манго, нам сразу захотелось его попробовать! А то, что на него была ещё и скидка, только усилило слюновыделение!

— А морепродукты и бекон? Какая между всем этим связь? Неужели начался тот самый период, в который беременная женщина начинает есть всё подряд? — притворно ужаснулся Мамору.

— Ой, морепродукты надо срочно закинуть в холодильник, — спохватилась Усаги и вырвала из рук Мамору пакет с покупками. Когда продукты были спасены, она продолжила: — Мама посоветовала мне один рецепт, он мне так понравился, и захотелось попробовать приготовить подобное. Чаудер называется, вроде. А если останется картофель, можно сделать запеканку!

— Какие-то наполеоновские планы у тебя, дорогая, — Мамору пришёл к ней на кухню, бросив на диван её рюкзачок. — Неужели тебе так нравится готовить?

— Поначалу меня это раздражало, — призналась Усаги, закатывая рукава водолазки. — Но когда начало получаться, вроде стало даже интересно. Но больше всего мне нравится радовать тебя. И раз ты не спишь, будешь радовать меня своей помощью! Давай ты пока почистишь картошку, а я переоденусь.

Усаги, чмокнув Мамору в щёку, убежала в комнату, на ходу расстёгивая комбинезон. Если она будет переживать и накручивать себя раньше времени, то дурацкий день продолжится. Усаги надеялась, что хотя бы вечер удастся провести приятно.

— Встречалась с мамой? — поинтересовался Мамору, когда Усаги вернулась, переодетая в домашнюю одежду.

— А, да, но мы побыли вместе совсем немного, — выдохнула Усаги, присоединяясь к чистке необходимых овощей. — У мамы с Уной возникло некоторое недопонимание, поэтому по торговому центру я ходила только с малышкой. Кстати, я нифига не придумала, что можно подарить — у Мины и Кунсайта и так всё есть, без понятия, что им может понадобиться.

— У нас ещё есть время, придумаем что-нибудь, — кивнул Мамору, откладывая последнюю почищенную картофелину. — Что дальше, мой великий шеф-повар?

— Вот будешь так надо мной стебаться, перестану тебя кормить, — Усаги надула губы и, сощурившись, ткнула Мамору в плечо рукояткой ножа. — Нарежь бекон небольшими кубиками.

— Кстати, я всё хочу спросить, — начал Мамору, заставив Усаги чуть взволнованно оторваться от чистки моркови. — Почему тогда на дне рождении Уна назвала миссис Кино мамой? Она ведь твоя кузина, нет?

— О, ну, — Усаги чуть замялась — она ожидала вопросы иного характера. — Да, просто Уна большую часть времени проводила с моей мамой, поэтому и привыкла так её называть… У неё с родной матерью всё очень сложно. Кстати, о подарке. У тебя есть какие-нибудь соображения?

Усаги удобно и вовремя перевела тему, потому что не хотела вновь врать, да и её ответ всё-таки чуть смутил Мамору. Может, ему и было интересно, но ответить на её слова ему было нечего.

— У меня опыта общения с детьми меньше твоего, — Усаги подошла к Мамору и отобрала у него дощечку с нарезанными кусочками бекона. — Честно, без понятия совсем. Может, ты припомнишь что-нибудь из своего детства? Ну, знаешь, родители часто фотографируют праздники малышей, с подарками и так далее…

— Первый день рождения — это не смотрины едва родившегося ребёнка, так что фотографии вряд ли нам помогут, — нахмурилась Усаги и отправила бекон в большой сотейник с водой. — Да и здесь, в Эл-Эй, нет никаких альбомов толком: помнишь же, что мама тебе не показывала мои детские снимки. И слава Богу…

— Ну, у меня тоже вряд ли возможно отыскать что-то подобное, — Мамору отошёл в сторону, пока Усаги сновала по кухне туда-сюда, разрываясь между различными действиями. — Чем-то ещё помочь?

— Вообще-то нет, — Усаги окинула взглядом сложившуюся на кухне ситуацию и отрицательно мотнула головой. — Вообще, иди, работай — ты ведь, когда раньше приходишь, всегда с собой что-нибудь приносишь. Только я тебя прошу, не надо спать на столе!

— То ножом угрожаешь, то ложкой, — Мамору поднял ладони в примирительном жесте, и Усаги всё-таки убрала ложку в сторону, улыбнувшись. — Опасная ты женщина, дорогая.

— Кофе будешь? — вдруг поинтересовалась Усаги, когда Мамору почти что вышел из арки.

— Это чтобы я точно не уснул? — усмехнулся Мамору, на что она закатила глаза. — Буду.

Последнее время Мамору всё больше напоминал ей того человека, с которым она изначально и была знакома. Конечно, он продолжал сохранять те черты характера, с которыми Усаги познакомилась уже здесь, в Америке. Он удивительно совмещал в себе прошлое и настоящее, заставляя сердце Усаги биться от приятной ностальгии и тех приятных чувств, которые вызывал в ней своими поступками.

Но это наводило на вопросы: каким он был настоящим? Усаги казалось, что именно таким, каким был с ней. Может, звучало самоуверенно, но Мамору не раз заверял, что она особенная для него. И тогда можно было думать, что и тогда в Токио она могла быть особенной?

Усаги мотнула головой и принялась нарезать лук. Ему просто нравилось над ней потешаться, это действительно было забавно. Не могла же ему нравиться маленькая девочка? Мамору тогда был достаточно взрослым, чтобы рассматривать её как объект симпатии. Но почему-то это всё равно вдруг задело.

Спустя час ужин наконец-то был готов, и, хоть картофеля ещё хватало для запеканки, Усаги уже было лень что-либо делать. Ей безумно хотелось есть, как и дочери. А вместе их желание было ещё больше, поэтому едва Мамору явился на кухне, Усаги тут же чуть ли не набросилась на еду. Едва не подавившись, она получила лёгкий нагоняй от Мамору, но её мягкая извиняющаяся улыбка, кажется, спасла положение.

По окончании ужина, пока Мамору мыл посуду, которую почти что насильно отобрали у Усаги, она всё-таки решила покопаться в детских фотографиях Мамору в поисках вдохновения. Времени до знакомства с малышом Гелиосом оставалось совсем немного, и если не удастся придумать сейчас, то вряд ли получится вообще.

Усаги аккуратно устроилась на полу и приоткрыла дверцы комода, надеясь, что горка альбомов, которые она складывала, не свалятся на неё. Она придержала первый съезжающий альбом и тут же вытащила его, откладывая на пол возле себя. Детские фото оказались на самом дне, под альбомом с подписью «Токио». Усаги, подавив в себе желание окунуться в приятную ностальгию, начала пролистывать в который раз детские фотографии Мамору.

Едва перед ней оказалась улыбающаяся мордашка, она сама широко улыбнулась. Маленький Мамору вызывал в ней сплошное умиление и какой-то невообразимый восторг. Особенно Усаги нравилась фотография, где он, сидя на руках своей матери, скривился и плакал из-за горстки крема на пухлых щёчках.

— Ты чего тут хихикаешь? — Усаги обернулась к наклонившемуся к ней Мамору и тут же рассмеялась ещё больше, представив подобную картину в настоящем времени. — Усако, ты меня пугаешь.

— Ты просто такой миленький, я не могу, — Усаги продемонстрировала ему снимок, второй рукой утирая выступающие слёзы. — Так бы и затискала.

— Мои страдания тебе только на потеху, да? — Мамору указал на снимок и устроился рядом с ней на полу. Усаги лишь положительно кивнула на его вопрос.

— Я просто не могу перестать смотреть на тебя — ты был таким милым мальчиком! — продолжала хихикать Усаги.

— А сейчас некрасивый, что ли? — Мамору вопросительно приподнял бровь.

— Конечно же красивый, Мамо-чан, — заверила Усаги и повисла на шее Мамору, прижимаясь щекой к его лицу. — Но маленьким мальчиком вообще смахиваешь на какое-нибудь божество.

— Если тебе так нравится, может, после дочери попробуем сделать маленькую копию меня? — предложил Мамору, поворачивая к ней голову и касаясь губами её щеки.

Усаги замерла в руках Мамору и удивлённо на него уставилась, чуть приоткрыв рот. Она никогда не пыталась загадывать слишком далеко, не задавала вопросы о будущем, до которого было ещё жить и жить. И когда Мамору так буднично говорил о таких вещах, как рождение второго ребёнка, сердце Усаги на мгновение пропускало удар, и забывалось, что нужно дышать.

— Боюсь, в таком случае тебе придётся меня каждый день спасать, иначе сердечко не выдержит от концентрации милоты, — нашлась с ответом Усаги, улыбнувшись.

— Куда же я без тебя? Буду спасать, конечно, — заверил Мамору, поднимаясь на ноги, и Усаги с неохотой расцепила руки. — Чего ты вообще решила фотографии рассматривать?

— Ну, во-первых, мне доставляет огромное удовольствие эти рассматривания твоих детских фотографий, — начала Усаги, пролистывая тонкие и пожелтевшие страницы. — А во-вторых, я в поисках идеи для подарка. Тебе тоже стоит подумать, это и твои друзья.