34. Вопрос приоритета (1/2)

Ранее знакомые картинки казались чужими, не вызывали тех эмоций и ассоциаций, что были вот совсем недавно. Усаги абсолютно ничего не чувствовала, не слышала и будто смотрела куда-то в неизведанную пустоту, прислонившись к боковому стеклу автомобиля. Это состояние началось ещё с момента, когда она увидела номер своего доктора, а после приезда лишь приняло свою конечную форму. Нельзя было описать это одним словом, словосочетанием или целым предложением. Никто и никогда не смог бы сказать, что именно происходило с Усаги.

Она сама просила доктор Гилмор быть полностью откровенной, не юлить и говорить, как есть ещё тогда, в первый день приёма. Едва ли не слёзно умоляла в случае чего высказывать всё так, как есть. И когда так и случилось, где-то краешком сознания Усаги сожалела об этом, но что бы изменилось, получи она ответ в более мягкой форме? Как такое вообще мягко можно воспринимать? И где-то внутри себя она была готова к этому. Может, это её неверие в то, что всё обойдется, сыграло с ней злую шутку? Может, она действительно должна была думать только о хорошем?

Усаги и начала верить, поддавшись общему настрою своих близких, пообещала это своему будущему ребёнку. А теперь, получается, она соврала? Она подвела своего ребёнка, подвела Мамору, который мечтал о семье. Она подвела всех, ведь изначально не смогла настроиться на хороший лад.

Откинувшись на спинку сидения, Усаги поправила ремень безопасности и сложила руки на животе. Мамору в этот раз пристегнул её только со второй попытки: его руки слегка подрагивали и сам он выглядел несколько раздраженным и нервным. Из-за неё.

Усаги повернулась в сторону Мамору, пытаясь сфокусировать свой взгляд на профиле спутника. Он выглядел так же, как и всегда, только брови чуть больше нахмурены, а костяшки пальцев побелели оттого, как сильно он впился в руль. Мамору ничего не сказал ей с тех пор, как они вышли из больницы, старался не смотреть на неё. Наверное, начни он разговор, Усаги бы вряд ли что смогла ответить, но он даже не пытался.

Видимо, она и их ребёнок больше ему не нужны. Это оказалось непосильным для неё, и Усаги всё-таки дала волю своим чувствам. Слёзы моментально хлынули, будто только и ждали этого момента.

— Уса… — Мамору наконец-то посмотрел на неё и даже потянулся рукой к её лицу, но Усаги лишь отмахнулась, отворачиваясь обратно к окну. — Я понимаю, что…

— Ничего ты не понимаешь! — истерически взвизгнула Усаги, растирая слёзы по лицу, но они, кажется, вовсе не хотели заканчиваться. — Я тебе больше не нужна, да? Инкубатор оказался бракованным?

— Успокойся, — строго произнёс Мамору, не спуская взгляда с дороги. Для Усаги это было словно пощёчина, которая ещё больше подкрепляла её мнение. — Пожалуйста, не нервничай, Усаги. Нам ведь сказали, что это не на сто процентов верная информация, не накручивай себя раньше времени. Прошу, Усаги.

Очень много хотелось сказать в ответ, но Усаги так и не собралась с мыслями и с досадой отвернулась от Мамору. Она давно не видела его таким сердитым и серьёзным, последний раз наверняка был в Токио. Возможно, он имел право сердиться, Усаги не могла знать точно, но она сейчас хотела совсем не этого. Она хотела простых объятий, как вчера, они бы были сейчас лучше всех успокаивающих слов, которые не имели смысла.

Когда картина за окном сменилась неизвестным видом, Усаги слегка встрепенулась, пытаясь начать соображать. Это точно не была дорога до дома, это было что-то совсем другое, не похожее на привычное. Она быстро обернулась на Мамору, ожидая услышать какие-либо пояснения, но он всё так же смотрел перед собой. Усаги злилась на него, за его молчание и равнодушие, но всё равно не могла накричать, даже как несколько минут назад. Она снова зря только успела размечтаться. Они с малышом больше никому не нужны, только друг другу.

Неожиданно автомобиль остановился на краю парковки, где помимо них стояли десятки автомобилей. Усаги пыталась осмотреться, чтобы понять, где они находятся, ведь место казалось ей смутно знакомым, но голова отказывалась соображать. А когда перед ней открылась дверца, Усаги готова была заскулить и разрыдаться с новой силой. Но вместо этого всё-таки сдержалась и постаралась выдавить из себя хоть что-нибудь:

— Ты меня решил выкинуть, да? — сквозь всхлипы произнесла Усаги, поднимая взгляд на Мамору. Снова это непроницаемое эмоциями лицо, даже без полюбившейся улыбки. Усаги не знала и не хотела видеть такого Мамору.

— Прекращай болтать глупости, Уса, — устало выдохнул Мамору, протягивая руку. На мгновение его лицо сменило маску строгости, преобразившись в ту картину, которую Усаги видит каждый день, когда встречает его с работы. — Мы просто прогуляемся.

Мамору сам отстегнул ремень и аккуратно вытянул Усаги из машины, несмотря даже на то, что она пыталась вырываться. Крепко схватив её руку, он поставил машину на сигнализацию, и потянул к каким-то воротам. Усаги предприняла попытку отцепить от себя Мамору, но он лишь переплёл их пальцы и сжал чуть крепче. Тогда она решила просто-напросто стоять на месте, ведь не будет он волочить её за собой.

— Чёрт возьми, Усаги! — Мамору свободной рукой обхватил её лицо, заставив посмотреть на него. — Хватит думать о том, что ты мне больше не нужна. Я нигде этого не сказал, чтобы ты имела право думать об этом.

— Твои слова и действия, а точнее, их отсутствие говорят сами за себя, — прохрипела Усаги, хлюпнув носом. Она вцепилась в руку Мамору, одарив его самым злобным взглядом. Но тут же испуганно дёрнулась, когда заметила некое поблёскивание в уголках его глаз.

Мамору всё же потянул её за собой, и она поддалась, шагая вслед за ним, опустив голову на их сцепленные руки. Всё получалось как-то слишком противоречиво, у неё начинала болеть голова из-за происходящего. Видимо, логики в таких ситуациях не бывает, или это попросту у неё никогда её не было?

Парк оказался смутно знакомым — может, Усаги была здесь когда-то проходом? Может, они ездили сюда гулять вместе с Рей или прошлым летом с Миной? В данный момент всё казалось безразлично одинаковым, поэтому Усаги не стала над этим задумываться, хоть это и отвлекало от других рассуждений.

В парке было довольно многолюдно, что вполне неудивительно для выходного дня. И немалое количество машин тому подтверждение. Кажется, они прогуливались по каштановой аллее, шествуя мимо могучих деревьев с голыми ветками. Возможно, весной и летом здесь гораздо красивее, может, даже осенью вполне неплохо, когда листья окрашиваются в багряно-оранжевые цвета. А зима дарила неприятное чувство, будто всё кругом умерло, и это удручало.

— Почему мы приехали именно сюда? — тихо поинтересовалась Усаги, не желая углубляться в свои мысли, которые и так прочно засели в её голове. Свободной рукой она поправила шарфик, спрятав туда носик, а второй сильнее сжала ладонь Мамору, радуясь, что он так её и не отпустил.

— Это просто ближайший парк, который я знал, — выдохнул Мамору, и Усаги ощутила, как он в ответ сжал её ладошку, погладив большим пальцем. — Подумал, что нам двоим было бы неплохо прогуляться. Проветриться, так сказать.

— Прости, что наговорила подобное, — всё также тихим голосом продолжила Усаги, медленно шагая рядом с Мамору, уткнувшись взглядом на носки своих сапожек. — У меня просто, по всей видимости, в крови заложено всё портить.

— Есть такое, — Мамору подавил смешок, заставив Усаги обратить на него внимание. Но, когда их взгляды пересеклись, она поспешно опустила свой вновь под ноги. Сжав губы в тонкую линию, Усаги старалась не зацикливаться на этих двух словах, ведь сама же сказала о таком. — Я не имел в виду то, что ты наверняка подумала.

— Откуда ты можешь знать, о чём я думаю? — чуть огрызнулась Усаги, но её бормотание вряд ли могло походить со стороны на обиду или злость.

— У тебя всё на лице написано, — с весёлыми нотками в голосе ответил Мамору. — Смотрю и сразу в голове: «Этот чурбан наверняка теперь бросит меня». Так ведь?

— Совсем нет! — поспешно возразила Усаги, но тут же смутилась. — Ладно, пару минут назад так и было… Я просто разнервничалась, ясно? Разве ты не нервничаешь? Тебе всё равно на своего ребёнка и его судьбу?!

Усаги резко остановилась, полностью разворачиваясь к Мамору лицом. Она чуть повысила голос, некоторые прохожие обернулись на неё, после чего начали тихо перешептываться, но это совсем мало волновало. Она смерила его самым строгим взглядом, но чувствовала, как начинает покрываться румянцем стыда. Усаги посмела усомниться в Мамору, но, смотря ему в глаза, понимала, какая же всё-таки глупая.

Не выдержав напора, она вновь опустила голову, крепко зажмурившись. Но тут же распахнула глаза, когда её неожиданно заключили в крепкие объятия. Это именно то, чего Усаги ждала в этот момент больше всего и, чуть улыбнувшись, обняла Мамору в ответ, позволив нескольким слезинкам скатиться по её щекам.

— Уса, это ведь не выкидыш, наш ребёнок жив и будет жить, — прошептал Мамору и отстранился назад. Обхватив лицо Усаги ладонями, он провёл большими пальцами по её щекам, растирая солёную влагу.

— И какая жизнь с таким синдромом? Ты видел этих малышей? — пылко ответила Усаги, вновь начиная плакать ещё сильнее. Схватившись за запястья Мамору дрожащими руками, она продолжила через всхлипы: — Да на них больно смотреть! А что их ждёт в дальнейшем? Таких детей не принимает общество, он никому там не будет нужен! Мне страшно представлять, с какими ужасами нашему ребёнку придётся столкнуться…

— А как же мы, Усако? Нам не нужен будет наш малыш? Ты готова вот так просто сразу же отказаться от своего ребёнка, едва на пути появилась первая преграда? Которая вообще-то ещё не имеет никакого подтверждения, — Мамору не говорил с ней с нотками злости, раздражения. Он был серьёзен и относительно спокоен. Относительно, потому что Усаги почувствовала, как дрогнули его пальцы на её щеке.

— Я просто боюсь… — тихо призналась Усаги, продолжая цепляться за Мамору, как за спасательный круг. — Я боялась, что не смогу стать нормальной мамой для здорового ребёнка, что же говорить про?..

Она запнулась, отводя взгляд в сторону. Ветер слабо развевал её волосы, которые постоянно лезли в лицо, но Усаги боялась отпускать Мамору, чтобы убрать пряди. Это не настолько важная вещь, чтобы хотя бы на мгновение лишаться источника своего равновесия. Ей было стыдно, до безумия стыдно за свои слова и мысли, но и врать она не могла. Ни Мамору, ни самой себе — это действительно для неё страшное бремя и в этом ведь ничего такого? Все чего-нибудь боятся, почему и ей нельзя чего-то испугаться? Хотя бы на несколько минут. И, прежде чем Мамору вновь открыл рот, Усаги порывисто продолжила:

— Я никогда не была сильной, никогда, чтобы справиться с подобным. Дело даже не в том, что я боюсь за себя, что сломаюсь. Мне страшно за него… Знаешь, на самом деле я ужасный человек, — Усаги чуть криво улыбнулась, задирая голову кверху. — За свою недолгую жизнь успела в стольких вещах напортачить! Так что неудивительно, что жизнь меня наказывает подобным образом. Но… Почему должен страдать он?! Это я виновата, я! Наш ребёнок ни при чём, чтобы страдать из-за моих проступков!

Голос Усаги вновь сорвался на крик, и она уже начала рыдать в голос, полностью наплевав на то, что рядом глазели неизвестные зеваки. Ей было настолько больно едва ли не впервые в жизни, и эта боль всё никак не хотела утихать, нарастая всё больше и больше. Она отпустила руки Мамору, думая, что после таких слов и он отпустит её, уйдет, и это было бы вполне справедливо. Но Мамору лишь сместил руки на её плечи, прижимая к себе, заставив глаза Усаги удивлённо расшириться.

— Почему ты от меня ещё не ушёл? — ошеломлённо произнесла она, не понимая, почему она всё ещё не стоит здесь в одиночестве. — Я столько всего наговорила, а ты…

— И что ты такого сказала, чтобы тебя можно было бросать? — Усаги почувствовала макушкой, как устало выдохнул Мамору, но не отпустил её, лишь крепче стиснул объятия. — Ты просто боишься. Я тоже боюсь, но ты — мать, тебе всё это гораздо тяжелее даётся, нежели мне. Или ты всё-таки мечтаешь вычеркнуть меня из своей жизни?

Усаги замутнённым взглядом смотрела на аллею, изредка всхлипывая. Она больше не могла представить свою жизнь без Мамору — эти представления были куда более устрашающие, чем реальность, которая происходила сейчас. Без него и его сильных объятий она боялась думать о том, что бы с ней было. Почему-то только ему удавалось её усмирить, пристыдить, как когда-то давно. Только теперь к этому списку прибавилось умение успокоить и приободрить.

— Когда мы ехали в машине из больницы, когда ты на меня даже не смотрел, ничего не говорил, мне показалось, что ты больше не хочешь оставаться с нами, со мной, — Усаги продолжала говорить, не осмеливаясь смотреть на Мамору и обнимать его в ответ. — Может, первое время ты был бы рядом, а потом бы наверняка бы бросил, увидев, как это сложно. Мина мне рассказала, что ты рос совсем один, а Луна говорила о твоём желании иметь детей. Прости, что не смогла исполнить твою мечту, мне так жаль. Я всегда всё порчу, только я виновата в том, что…

— Перестань! Перестань говорить так, будто нашего ребёнка больше нет, просто перестань, — Мамору сжал её сильнее, но Усаги почти не чувствовала физической боли, которую заглушала та, что внутри. — Ты исполнила всё, о чём я только мечтал. Поэтому прошу, перестань во всём винить только себя и так часто извиняться передо мной. В том, что случилось, совершенно нет твоей вины. Да и ещё ничего не известно, в конце концов! Мы должны надеяться и верить до последнего.

— Вот в этом мы с тобой и отличаемся, — глухо отозвалась Усаги, всё ещё не смея смотреть в глаза Мамору. Она сжала кулаки, надеясь, что снова не начнёт рыдать. — Ты изначально верил в то, что всё будет хорошо. Возможно, даже не задумывался о подобном, когда узнал о том, что станешь отцом. Поначалу и я не думала о таких вещах, а потом начала слишком зацикливаться. И в итоге с самого начала посеяла у себя в голове сомнения. Именно поэтому я должна просить прощения и имею право обвинять себя. Я слишком часто перевешивала вину на других, когда-то надо взять ответственность и на себя.

— Помнишь свои слова о том, что я спас тебя? — вместо ответа произнёс Мамору и, не дожидаясь каких-либо действий или слов от Усаги, продолжил: — Так вот… Это ты спасла меня в тот день, когда согласилась быть рядом. Я не знаю, какие именно ты преследовала цели, но в любом случае благодарен тебе за этот шанс, за который я перед тобой в неоплатном долгу. Вначале я немного сомневался в тебе — ты казалась такой маленькой. Сама ещё ребёнок! Что такое девятнадцать лет? Это время для университета, друзей и каких-нибудь там вечеринок. А ты всё это бросила, решив сохранить ребёнка и стать мамой. И поэтому ты называешь себя плохой матерью, что решилась даровать ему жизнь?

Усаги ощутила, как что-то капнуло на её лоб, и она удивлённо подняла голову наверх. Мамору беззвучно плакал, что было впервые на её памяти. Поражённая не только увиденным, но и словами, которые он произнёс, Усаги невольно улыбнулась, наконец-то протягивая руки к лицу Мамору. Чтобы, как и он, утереть его слёзы, причины которых была она и её безрассудное поведение и слова.

Она стольких людей заставила плакать, что даже было страшно считать. И даже парень, который когда-то шутил над тем, что она никогда не выйдет замуж, стал мужчиной и плакал о том, что хочет оставаться рядом с ней. Усаги никогда раньше не слышала таких слов в свой адрес. Они отдавались внутри двояким чувством боли и радости, никак нельзя было определить, схватиться за ниточку чего-нибудь определённого, прощупать.

У Мамору, возможно, были всё-таки свои причины так говорить, но именно в этот момент Усаги было плевать на собственные домыслы. Она чувствовала, что нужна кому-то. Нужна человеку напротив с самыми красивыми глазами и человечку внутри, который, как она надеялась, унаследует эти самые глаза цвета ночного неба. И они нужны ей, оба.

— Я знаю, что не имею права тебя о чём-либо просить, но, пожалуйста, не сдавайся так быстро, хорошо? — Мамору сжал её ладони, тепло улыбнувшись, смотря прямо в глаза. Так, что нельзя было бы отвести взгляд даже при самом сильном желании. — Просто позволь мне остаться рядом с тобой. Я помогу, чем смогу, и буду рядом столько, сколько позволишь. Вместе мы справимся со всем. Ты мне веришь, Усаги?

— Не называй меня Усаги, называй меня только Усако, — вместо ответа прошептала Усаги, всё ещё поглаживая лицо Мамору, насколько ей позволяла его хватка.

Всё услышанное было нечто сказочным и нереальным, на что в голову для ответа приходила какая-нибудь ерунда. Усаги потребовалось ещё несколько секунд после удовлетворительного кивка Мамору, чтобы собраться с духом и произнести то, что надо.

— Прости… — начала она, но её тут же попытались перебить. — Нет, я не за это хочу извиниться, не за то, что виновата. Хоть и моё чувство вины никуда ещё не исчезло, сейчас мне просто хочется извиниться за то, что я слишком слабохарактерная, и постоянно сомневаюсь во всех, кто меня окружает. Мне стыдно, но я постараюсь стать лучше. Правда! Для вас. Для тебя и нашего малыша.

С этими словами Усаги перехватила инициативу и обхватила мужские пальцы, сжимая крепко, но стараясь не переусердствовать, хоть и было сложно сконцентрироваться на подобном. Она увереннее улыбнулась Мамору и поднесла их руки к своему животику. Усаги опустила глаза вниз, наблюдая за тем, как Мамору отпускает её ладони, но лишь для того, чтобы прикоснуться к слегка округлившемуся животу, который ещё не особо было видно под курточкой и прочей одеждой. Усаги едва вздрогнула от этих касаний, но всё же чуть рассмеялась, и начала самостоятельно утирать остатки слёз.

— Я больше не хочу убегать. И хочу сказать ещё кое-что, — продолжила Усаги, пока у Мамору не созрели хоть какие-то мысли ответить ей, пока он был погружен в эти ощущения, а на его лице играла блаженная полуулыбка. — Спасибо.

— За что? — Мамору недоумённо нахмурился, обвив её руками полностью. Усаги хотелось рассмеяться от вида такой потерянной мордашки, пусть и был серьёзный момент. Но Мамору ей казался слишком милым — надо же, он может не понимать простых вещей. Так же, как и она.

— За то, что подарил мне стимул жить, а не существовать, как это было последние годы, — вполне серьёзно ответила Усаги, пусть и несколько секунд назад ей хотелось лишь заливисто рассмеяться. — Просто спасибо, за всё.

Улыбнувшись, она лишь уткнулась носом в грудь Мамору, со всей силы вцепившись в рукава его пальто. Слёзы снова градом хлынули из её глаз, но на этот раз они скорее означали облегчение, чем отчаяние и прочие эмоции, доныне преследующие её. У неё есть человек, на которого она всегда сможет положиться, который не бросит её. И самое главное, не бросит своего ребёнка, что для Усаги было куда важнее, чем собственная судьба. Даже если она действительно не справится, она уверена, что Мамору позаботится об их ребёнке сполна.

— Это тебе спасибо, Усако, — она почувствовала, как Мамору прикоснулся губами к её макушке и, не сдержавшись, задрала голову, чтобы подставить собственные губы. Поцелуй вышел порывистым и смазанным — Усаги довольно быстро отвернулась, пытаясь вновь спрятать лицо на груди Мамору.

В этих сильных объятиях хотелось стоять едва ли не целую вечность, и совсем всё равно, что это происходило на улице, где случайные прохожие глазели на них. Да, Усаги бы хотелось, чтобы такие счастливые моменты никто не видел, наслаждаться этим только с Мамору, но именно тогда было совсем не жалко. Пусть смотрят, ей было всё равно, пока рядом с ней он.

Но идиллию нарушила трель телефона, доносящаяся из кармана курточки. Усаги чуть отстранилась, хлюпнув носом, и потянулась за мобильником, не имея понятия, кому она понадобилась в этот момент. Но увидев на экране номер Мины, она словно оцепенела и наверняка побледнела от страха. Усаги совсем забыла, что обещала позвонить после приёма, который был несколько дней назад.

— Привет, — несмело произнесла Усаги, приняв вызов. Она схватила Мамору за ладонь, надеясь, что так ей будет легче разговаривать. — Прости, совсем забыла позвонить.

— Привет! Я так и подумала, человек без головы, — рассмеялась Мина, заставив Усаги свободно выдохнуть. — Хотя у меня уже прокрадывались мысли, что что-нибудь случилось. Но всё ведь хорошо? Вы уже узнали пол ребёнка?

— Да… да, у нас всё хорошо, — Усаги собралась с духом, стараясь говорить ровным голосом, чтобы не выдавать своего волнения. Ей нельзя было пугать Мину ни в коем случае, ей переживать ещё вреднее. — Я попросила миссис Гилмор не говорить мне пол, так что пока не знаем. Честно говоря, даже не знаю, когда захочу узнать, хоть мне и интересно.

— Да? И почему? Мне вот интересно, сделали ли вы моему сыну невесту или нет, — весело продолжила Мина, заставив Усаги невольно фыркнуть, сдерживая смех. Но, быстро успокоившись, она лишь сильнее сжала руку Мамору, потянув его в сторону. Надоело стоять, ей хотелось пройтись.

— Просто не хочу и всё, — односторонне ответила Усаги, не зная, что можно было бы сказать ещё. Несомненно, ей очень хотелось поделиться произошедшим с лучшей подругой, но совсем не хотелось, чтобы она зря переживала из-за чужих проблем.

— Ты чем-то расстроена? Или я что-то не то сказала? — в голосе Мины послышались нотки беспокойства, заставив Усаги встрепенуться.

— Нет! Всё в порядке, — поспешила она заверить подругу. — Просто мы гуляем с Мамору…

— А, так я не вовремя! Так бы сразу и сказала. Тогда до скорого, больше не забывай обо мне! — с этими словами Мина быстро отключилась, оставив Усаги наедине со своим смущением и прочими странными ощущениями.

— Почему ты ей не сказала? — поинтересовался Мамору, когда Усаги спрятала мобильник обратно в карман курточки, оставив ладошку внутри, чтобы согреться. Вторая же рука надежно покоилась в мужской хватке, которая приносила множество положительных эмоций.

— Я не хочу, чтобы она переживала. Она слишком много обо мне думает, а я слишком проблемная. Есть вещи, о которых ей лучше сейчас не знать, может, потом расскажу. И прошу, не говори Кунсайту. Да и мы ничего ещё не знаем наверняка, так ведь? — Усаги посмотрела на Мамору, улыбнувшись. — Поэтому не стоит грузить Мину ложными переживаниями…

— Но ведь для тебя они совсем не ложные. То есть, я хочу сказать, что ты имеешь право переживать, я тоже переживаю. Но веришь ли ты действительно в то, что всё будет хорошо или просто пытаешься убедить себя в этом и заодно показать это другим? — Усаги чуть нахмурилась, недоумённо слушая Мамору. На её памяти он едва ли не впервые говорил так несвязно и настолько глупые вещи, которые граничили с мыслями о том, что ей хотелось аборта.

— Я знаю, что очень часто себе противоречу, — выдохнула Усаги, стараясь не злиться и не обижаться. — Но ты ведь сам меня уверяешь в том, что, несмотря на все невзгоды, будешь со мной, что бы ни случилось. А если это действительно так, почему я должна так сильно переживать? У меня совсем нет желания убивать нашего ребёнка, каким бы он ни был. Да и не думаю, что у меня есть право на подобное.

— Прости, я не это имел в виду, — Мамору отвёл взгляд в сторону. — Если дело касается тебя, моё умение говорить куда-то пропадает.

Усаги почувствовала, как начинает краснеть, поэтому тоже отвела смущённый взгляд в сторону. Её сердцебиение участилось, а ладошки неожиданно стали влажными и она надеялась, что Мамору не обратит на это внимание. И, не дай Боже, отпустит её. Ведь когда она чувствует его прикосновения, все препятствия не кажутся такими страшными.

Но Мамору отпустил её. Усаги даже застыла на месте, с неверием уставившись на ладошку, которая ещё хранила такое необходимое тепло. Но беспокойство сразу же уступило место любопытству, когда Усаги всё же перевела взгляд на своего спутника. Мамору, сидя на корточках, собирал пожелтевшие листья, примостившиеся на обочинах тропинок. Хоть и наступила зима, ещё можно было встретить множество опавшей листвы на дорогах города.

— Это, конечно, не розы, но всё же, — Мамору протянул ей охапку листьев, к которым Усаги протянула руки, не отрываясь от глаз напротив.

Это было слишком смущающим, хотелось спрятать лицо, но и не смотреть на него казалось невозможным. Особенно когда на щеках Мамору проступил едва заметный румянец. Может, это из-за холода, может, он действительно был смущён. Но Усаги невольно улыбнулась от такого вида и поспешила спрятать улыбку за листвой, всё же неловко опустив глаза вниз.