32. «Я никогда не...» (1/2)

Просыпаться совсем не хотелось. Не хотелось открывать глаза и давать возможность помучить себя слепящему солнцу. Усаги лишь что-то нечленораздельно промычала, переворачиваясь на другой бок. Но когда её рука коснулась чего-то тёплого и сравнительно твёрдого, сон как рукой сняло. Несколько раз сморгнув, она сфокусировала взгляд на почти прозрачных пуговицах, которые ночью успела довольно детально рассмотреть. И сложить полученную информацию воедино совсем не составляло труда.

— Ты чего творишь?! — Мамору успел схватить её, прежде чем она свалилась с кровати. Усаги испуганно на него смотрела, не зная, что и сказать. Она бегло осмотрела себя, отмечая, что вчерашний сарафан до сих пор при ней, только теперь помятый ото сна.

— Ты что тут делаешь? — сиплым голосом поинтересовалась Усаги, аккуратно спускаясь коленями на мягкий ковёр. Мамору всё ещё продолжал держать её за руку, и она попыталась вырваться из хватки.

— Живу здесь, — он чуть усмехнулся, убирая руку. Мамору выглядел сонным, наверное, она его своим толчком разбудила, хоть и не преследовала целей портить ему сон. — Это моя комната, если ты не забыла.

— А что тогда я делаю в твоей комнате? — поинтересовалась Усаги, бегло осмотрев окружающие предметы, чтобы удостовериться в правдивости услышанных слов.

— Ну, я тебя отнёс сюда, когда ты уснула на пороге, — принялся объяснять Мамору.

— А почему ты оказался здесь со мной? — строго спросила она, для пущего эффекта скрестив руки на груди. Но в то же время она была дико смущена тем фактом, что они вновь оказались в одной постели, пусть и просто спали.

— Вообще-то ты сама меня попросила, когда я тебя уложил и намеревался уйти. А ты схватила меня за руку, умоляя остаться, и как мне тебе отказать? — Мамору подпёр голову рукой, с усмешкой наблюдая за ней. Усаги ощутила, как краснеет, и поспешила отвести взгляд, пытаясь припомнить, действительно ли такое было. — Ты спросонья это говорила, мне незачем тебя обманывать.

— А тебе нравится, когда тебя умоляют, да? Ты питаешь к этому слабость, раз остался? — усмехнулась Усаги, нахально задрав нос, но её уверенность скорее была напущенной, в то время как внутри всё горело.

— Ну да, как тут устоять? Особенно в ту ночь, когда ты просила ещё, — Мамору подвинулся к ней ближе, за что тут же получил по лицу. — Ладно, прости, заслужил.

— Я не хотела, оно как-то само, — принялась оправдываться Усаги, с ужасом наблюдая, как на лице Мамору начал проявляться красный след после её ладони. — Но мне не нравится такое. Хватит говорить об этом, ладно? Я не хочу это вспоминать.

— Прости, — ещё раз повторил Мамору и, потирая щеку, поднялся с кровати. Он подошёл к ней, протягивая руку, чтобы помочь встать. — Я не приставал к тебе, честное слово.

— Заметь, я об этом не говорила, — Усаги чуть хихикнула, принимая предложенную ладонь. — Ты мне кажешься порядочным джентльменом и без согласия дамы точно бы ничего не сделал.

— Тогда не соизволит эта прелестная дама сопроводить меня на кухню? — Мамору сделал шуточный поклон, на что Усаги лишь закатила глаза, но не переставая улыбаться. — Потому что урчание вашего живота меня уже пугает.

— На самом деле я действительно голодна… Вчера вечером ничего ведь так и не поела, — она видела, как Мамору напрягся, ей даже показалось, что он на неё накричит за беспечность. Но он лишь устало выдохнул и отправился к выходу из комнаты, потянув её за собой. — Прости.

— Ты перед собой должна извиняться, а не передо мной — в конце концов, ребёнок берёт материал для формирования у тебя, а не у меня, — голос Мамору был спокойным, но Усаги казалось, что он был несколько раздражённым. — Оно и понятно, почему ты такая худая. Ты и раньше совсем ничего не ела?

— О, ну на самом деле я большая любительница поесть, — с энтузиазмом начала Усаги, вспоминая свою любовь к еде. — Просто из-за работы было не так много времени на себя, теперь и привыкла помалу есть. Но я исправлюсь, честно, ведь это надо нашему ребёнку.

Усаги уставилась на мужскую спину, с досадой поджав губы, коря себя за свою несобранность. Она только вчера говорила о том, что хочет быть хорошей мамой, но даже элементарного не может сделать. Крепко зажмурившись, Усаги постаралась сдержать слёзы — всё равно они никому не помогут, а вызывать жалость со стороны Мамору совсем не хотелось.

— Усако, ты идёшь? — Мамору остановился, разворачиваясь к ней. Она лишь кивнула ему и поспешила следом.

И как теперь можно было бы охарактеризовать их отношения? Он продолжал ласково называть её «Усако», мягко улыбался и вчера, по сути, первый сделал к ней шаг навстречу. Как она и хотела. Но почему-то всё равно было ещё множество вопросов, которые крутились в голове, и ответы на которые были принципиально нужны, чтобы чувствовать себя нормально. Отношения, которые у них строятся, далеки от тех, что Усаги привыкла считать нормой. А Мамору утверждал, что они вполне обычные и незачем так сильно переживать. Только это по большему счёту пугало, чем успокаивало.

Будет ли у них ещё нечто подобное, что было ночью на полу у двери? Ей было так спокойно и хорошо рядом с ним, будто они никогда и не были врагами. Этот разговор словно что-то переломил в ней, заставив посмотреть на Мамору в другом свете. Наверное, вчера им удалось сломать ту самую невидимую стену, которая мешала на протяжении месяца.

— Мне жаль, что вчера нам так и не удалось попробовать приготовленный тобою ужин, — Мамору принялся разогревать вчерашние труды Усаги, а она так и застыла на месте, не зная, за что можно было схватиться.

— Так где ты вчера был? — задала интересующий вопрос Усаги и тут же напряглась, когда Мамору перевёл на неё взгляд. Она не могла понять, что он может значить, но на всякий случай улыбнулась, пытаясь придать всему этому легкомысленную картину.

— С Кунсайтом, — просто ответил Мамору, обратно разворачиваясь к плите. — Прости за вчера, я не должен был так говорить с тобой.

— Всё в порядке, — Усаги чуть смелее улыбнулась, хоть никто её и не видел. Вчера это действительно её задело, но за несколько часов столько произошло, будто между тем вечером и этим утром прошла целая вечность, которая сблизила их. Непонятно ещё как, но определённо сблизила. — Я вчера с Миной была, мы прошлись по магазинам, пообщались…

— Ты не должна оправдываться передо мной, правда. Да и я помню твои слова о том, что ты не любишь, когда тебя контролируют. Это твоя жизнь, ты вольна делать то, что ты хочешь, — Усаги вмиг преодолела расстояние между ними. Её руки застыли в воздухе, так и не решаясь обвить мужской торс, поэтому она лишь схватила его за рубашку, чуть нахмурившись.

— Я помню, что говорила, — начала Усаги, уткнувшись лбом в спину своего собеседника. — Но не все ведь вещи должны приниматься за этот контроль. Ты просто волновался за меня, как и я за тебя. Я поступила эгоистично по отношению к тебе, мне очень жаль.

— Ты мне доверяешь? — Мамору неожиданно развернулся к ней, заставив поднять голову вверх. Усаги с небольшой заминкой, но всё же уверено кивнула, и её тут же заключили в кольцо объятий. — Мне бы не очень хотелось, чтобы между нами существовало враньё или нечто подобное. Я хочу, чтобы ты доверяла мне, и хочу доверять тебе.

Усаги непроизвольно сжала руки сильнее, уткнувшись носом в грудь Мамору, чтобы скрыть своё лицо. Ей казалось, что он читает её как открытую книгу, что все её эмоции у него как на ладони. Она ужасно смутилась, услышав последние слова, но это было лишь невероятное чувство стыда.

Он на полном серьёзе просил её не врать, но она уже врала. Врёт с того момента, как произнесла своё имя, рассказала историю, в которую уже сама готова была поверить. Но только до встречи с Мамору. С ним она вновь становилась той самой Усаги Цукино, девочкой, которую узнавали лишь по золотистым булочкам на голове. Ей казалось, что Мамору знает, кто она — слишком правильно давил на необходимые точки. Будто игрался с ней, давил и ждал, когда она сломается и признается самостоятельно.

Но это ведь могут быть и простые совпадения, после которых она себя накручивает? Он не помнит её, она видит по глазам, в которых нет тех смешинок, которые когда-то до чёртиков раздражали. Теперь в его взгляде было нечто другое. Такое, что неподвластно её жалкому восприятию об отношениях и жизни в целом. Видимо, не только Мамору не умел общаться с противоположным полом — Усаги начинала уверяться в том, что она такая же неумёха.

— Мне кажется, что у тебя что-то горит, — промычала Усаги, унюхав лёгкий запах гари. Она оторвалась от Мамору, отступая назад, пока тот в спешке разворачивался к плите, выключая конфорку.

— Если я спалил завтрак, то это будут твои проблемы, — заявил Мамору, на что Усаги, не удержавшись, лишь стукнула его в плечо, чуть нахмурившись. — Можешь достать тарелки?

Усаги кивнула, быстро шествуя до нужного навесного ящика, чтобы дотянуться до необходимой посуды. Тарелки находились не так далеко, но каждый раз всё же приходилось становиться на носочки. Иногда ей хотелось выругаться за такое безобразие, понимая, что с большим животом это будет не лучше. Может, она попросит Мамору придумать что-нибудь, а пока ей лишний раз не хотелось ставить какие-либо свои условия.

Когда перед Усаги оказалась еда, она с энтузиазмом набросилась на свой завтрак, пытаясь запихиваться всем сразу. И только едва слышный смешок Мамору заставил её взять себя в руки и вспомнить о том, что она находится не одна. Да и припоминались слова Луны о том, что не стоит есть так много одним разом, лучше она поест ещё раз через некоторое время.

— В этот раз у тебя получилось лучше, чем в прошлый, — вдруг произнёс Мамору, который с не меньшим энтузиазмом поглощал пищу. Только вот Усаги вдруг застыла с вилкой в воздухе, пытаясь правильно обдумать его слова. — Что-то случилось?

— В прошлый раз тебе не понравилось? — Усаги произнесла это несколько жалобно, чем хотелось бы. Рука с зажатой вилкой уныло опустилась на стол — желание поесть куда-то резко пропало.

— Я этого не говорил, — начал Мамору, но было заметно, что этого вопроса он никак не ожидал и что он ввёл его в ступор. — Лишь сказал о том, что в этот раз получилось лучше. Но это не значит, что в прошлый раз было плохо…

— И что же именно тебе не понравилось? — поинтересовалась Усаги, отложив вилку, и сложив руки на груди. Она не знала, почему её так задели эти слова, ведь Рей о её неудачных блюдах отзывалась куда хуже. — И вообще, почему нельзя было сказать об этом сразу? Я ведь тоже могу ошибаться, что-нибудь портить… Но если меня не тыкать, то это будет продолжаться и дальше.

— Помнится, ты меня уверяла в том, что здесь не нужны какие-либо прислуги, ведь ты всё можешь сама, — Мамору чуть усмехнулся, а она же ещё больше нахмурилась — Усаги не нравилась сторона, в которую клонил собеседник. — Повторюсь, я не сказал, что это было ужасно — всего-то немного пересолила…

— И почему ты мне об этом не сказал? — не унималась Усаги, хотя здравый смысл кричал, что нет нужды раздувать скандал, но чувства брали верх. — Сам говоришь про какое-то доверие, но ничего из своих же принципов не делаешь.

— Хорошо, — Мамору устало выдохнул, а от одного вида закатывания глаз Усаги напряглась сильнее, предвкушая монолог с множеством обидных вещей. — В следующий раз я обязательно скажу о переваренных спагетти и прочих неточностях. Ведь впоследствии это больше не будет первым разом, когда кто-либо готовил для меня.

— В смысле? Тебе ведь часто кто-то готовил… — недоумённо промямлила Усаги, пытаясь уловить связь между всем услышанным.

— Одно дело, когда тебе готовят и ты платишь за это деньги, а другое — когда приходишь домой и всё это несколько неожиданно, что и грубить никак не хочется. Ты ведь старалась, и я видел, как ты нервничала в тот вечер, — Мамору произнёс это вполне спокойно, а под конец на его губах заиграла полуулыбка. Усаги от таких слов даже немного стушевалась, потупившись — снова она казалась самой себе вселенской злодейкой, которую ничего не устраивает. — В следующий раз я буду предельно честен с тобой. Не можем мы ведь в действительности каждый раз есть пересоленные блюда…

Усаги, не удержавшись, легонько пнула Мамору под столом, но тут же улыбнулась, когда он едва заметно закатил глаза на её выпад и вернулся к трапезе. Снова это странное чувство начало одолевать её, только никаких толковых мыслей не было на этот счёт. Они явно вели себя странно для людей, которые адекватно заговорили только вчера. Усаги казалось, что она знает Мамору целую вечность, но при этом ничего существенного о нём не знает. Мотнув головой, пытаясь отогнать нелепые размышления, она вновь схватилась за вилку.

— На самом деле это хорошо, что ты хочешь принимать правду, какой она есть — это очень поможет в воспитании детей. Наверное, — Мамору под конец стушевался, тем самым вызывая удивление Усаги. — Надеюсь, ты такая же прямолинейная?

— О да, — она криво улыбнулась. — Только вот собственного ребёнка я вряд ли смогу обидеть такой мелочью, как, к примеру, назвать его первый рисунок полным отстоем.

— Вот как раз в таких вещах и нужно сохранять здравый смысл, — педантично заметил Мамору, и теперь настала очередь Усаги закатывать глаза. — Я серьёзно — иначе эти каракули будут у него до конца жизни.

— Но это ведь дети! Нельзя с ними так жестоко, — протянула Усаги, подперев голову рукой, с интересом уставившись на Мамору, который на её слова лишь пожал плечами. — Что, самый первый рисунок даже на холодильник не повесишь?

— Укажу на все косяки и повешу над столом, чтобы смотрел и учился, — усмехнулся он, на что Усаги лишь прыснула, пытаясь не рассмеяться. — И что такого смешного я сказал?

— Мне кажется, ты будешь очень строгим папочкой. Хоть ребёнок будет любить меня больше, — она чуть хихикнула, пытаясь представить хотя бы размытый образ того будущего, которое, возможно, её ожидает. Или, правильнее сказать, их?

— Дети всегда любят мам больше, — Мамору пожал плечами, поднимаясь из-за стола.

— Не думаю.

Усаги поднялась следом, вырывая из его рук грязную посуду. Если уж ей не досталась готовка, то мытьё достанется уже ей. Если Рей или Мако она не отказывала в такой услуге, то перед Мамору не хотелось выглядеть заядлой лентяйкой или же неумёхой.

Когда он встал возле неё, опираясь на столешницу, Усаги очень хотелось задать вопрос о том, кого же Мамору любил в детстве — маму или папу? Но вовремя осеклась, вспоминая слова Мины о том, что он очень давно потерял свою семью. Поэтому Усаги лишь задумчиво уставилась на тарелку перед собой, пытаясь представить жизнь без своих родителей. Да, она уже довольно долго обходится без них. Но, а если бы она лишилась их с самого детства? Смогла бы она справиться с их потерей и жить, как Мамору?

Усаги боковым зрением рассматривала Мамору, продолжая мыть посуду. Он был до невероятности красивым — почему она раньше этого не замечала? Или замечала, но всячески отталкивала от себя эту мысль после всех их перепалок? Если их ребёнок будет на него похож, она будет безумно рада. Потому что, несмотря на всю обычность, Мамору действительно выглядел очень интересно. А если совместить это с его каким-то странным внутренним обаянием, то ей в который раз становилось ясно, почему случилось то, что привело их к этому.

Мамору неожиданно обернулся к ней, из-за чего Усаги смутилась, спешно отводя взгляд в сторону. Но внешность — это ведь не самое главное, правда? Ведь сколько существует красивых людей, но с характером у них явные проблемы. Усаги бы хотелось назвать и Чиба несахарным, но по существу она знала о нём не так много, как хотелось бы.

— Мамо… Мамору, ты ведь сегодня не идёшь на работу? — тихо поинтересовалась Усаги, закручивая краник. Она отставила последнюю вымытую тарелку на сушилку и активно начала встряхивать руками, пытаясь таким образом унять своё волнение.

— Нет. Что-то случилось? — в голосе Мамору засквозили нотки беспокойства, и Усаги поспешно замотала головой.

— Просто я хотела… думала, что было бы неплохо, если бы нам удалось провести вместе немного времени, — Усаги бормотала себе под нос, уставившись на сцепленные руки. Если он сделал первый шаг для них, то и она должна сделать нечто подобное. Поэтому, набрав побольше воздуха, она собралась с духом и выпалила: — Может, мы устроим ужин и мило поболтаем? Знаешь, ну, как мы болтали ночью… Мне очень понравилось с тобой общаться.

Ей всё ещё было стыдно поднимать голову, будто она какая-то младшеклассница, которая пытается передать объекту симпатии любовное письмо. От такого невольного сравнения сердце в груди забилось ещё сильнее, и Усаги очень сильно захотелось провалиться сквозь землю. Или хотя бы удариться головой об стенку. Но по-другому предложить свою задумку она никак не могла, и до сих пор было сложно думать о том, как именно воспринимает её Мамору.

— Вчера я хотел предложить нечто подобное, — через некоторое время признался Мамору, заставив Усаги удивлённо вскинуть на него лицо. — Думал, посмотрим кино или что-то в этом вроде. Я не знаю, как проводят свободное время… эм, парочки.

— Ты вчера взял выходной из-за меня? — озвучила свою догадку Усаги, и когда Мамору положительно кивнул её словам, чуть поникла. Она совсем не ожидала подобного. И получается, он готов был сделать первый шаг уже тогда, а она его оттолкнула. — Но у тебя ведь нет телевизора, я всё здесь осмотрела.

Всё то, что намечалось, наталкивало Усаги на одно слово, но она совсем не могла вспомнить его. Оно каталось на языке, оставляя некий привкус понимания, но никак не получалось его озвучить хотя бы в своей голове. Может, она боялась признаться самой себе, может, действительно забыла, что значит говорить его по отношению непосредственно к себе.

— После твоих слов я размышлял о его покупке, советовался с Кунсайтом. Но он мне предложил один из своих, аргументируя тем, что Мине сейчас хватает одного, — усмехнулся Мамору, хотя Усаги казалось, что ему немного неловко. Хоть не ей одной. — Поэтому я должен был съездить за ним вчера, но раз у нас обоих планы поменялись, я ничего не забирал.

То, как Мамору невзначай подчеркнул слова о смене планов, заставило Усаги чуть улыбнуться. Ей показалось, что таким образом он попытался сделать из вчерашней ситуации не только её конфуз, но и приписал себя к числу виновных. Он совсем не пытался её обвинять во всех грехах, что одновременно приносило огромное облегчение и чувство вины. Ведь сама Усаги уже не раз пыталась спихнуть всю ответственность за случившееся на кого-нибудь другого.

— А сегодня? — аккуратно начала Усаги, всё ещё ощущая себя неловко. — Сегодня мы сможем сделать то, что ты планировал вчера?

— Если ты не против, то конечно, — Мамору улыбнулся, что придало ей больше уверенности в себе и своих словах.

— Отлично, — Усаги улыбнулась в ответ, стараясь смотреть в глаза своему собеседнику, пусть это и было чертовски сложно. — Только у нас пустой холодильник, поэтому сделать ужин будет проблематично.

— Мне нравится, с какой лёгкостью ты произносишь «у нас», — он не переставал улыбаться. — Это не проблема, мы сейчас сможем съездить в ближайший магазин за продуктами, а после я съезжу к Кунсайту. С тебя выбор фильма, а пока собирайся.

С этими словами Мамору ушёл, а Усаги ещё несколько минут стояла будто приклеенная, не смея и сдвинуться на шаг куда-нибудь в сторону. Она и сама не заметила, как естественно произнесла «у нас», а не «у тебя», ведь её до сих пор смущало то, что Мамору говорил о том, что это и её дом. Усаги могла бы долго и нудно грузить себя размышлениями на тему того, что это лишь временно, но именно в этот момент это действительно её не волновало. Ведь жизнь налаживалась, вроде как, и ей не хотелось лишаться таких моментов. Пусть и неподвластных её обычному восприятию, но это казалось интересным приключением.

Мотнув головой, Усаги мигом бросилась в свою комнату, ведь Мамору собирается гораздо быстрее, чем она. А давать повода дразнить себя ей никак не хотелось, хотя она не была до конца уверена в том, что у Мамору осталась такая привычка. Пока что он дразнил её той самой ночью, чем до невероятности смущал. А ещё Усаги не могла понять — он смеялся из соображений дать ей понять, что ему не понравилось, или наоборот?

Когда она выбралась из своей комнаты одетой и причесанной, Мамору уже стоял, ожидая её у выходной двери. Он не смеялся и не торопил, терпеливо ждал, когда она соберётся. Усаги, пусть никто и не подгонял, надевала верхнюю одежду как можно быстрее, надеясь, что когда-то ей удастся научиться собираться гораздо быстрее, не устраивая при этом ещё больший беспорядок в своём шкафу.

В этот раз, садясь в машину, она не предпринимала попыток застегнуть ремень самостоятельно. Мамору, который, скорее всего, потянулся к ней на автомате, явно удивился, не встретив никакого сопротивления. Он быстро скрыл свои эмоции, но Усаги видела, как краешки его губ взметнулись вверх, и её губы расплылись в такой же довольной улыбке. Это мелочь. Но это очень важная мелочь для него — Мамору явно испытывал какое-то чувство паранойи, которая была связана с машинами. Возможно, она ошибается, но наверняка та автомобильная авария оставила на нём какой-то отпечаток. И он просто хочет знать, что она в безопасности. Ей ведь ничего не стоит, чтобы уступить в такой мелочи, если ради неё он решился на большее.

Когда они приехали в магазин, Мамору сразу же схватился за тележку, заставив Усаги растеряться. Только внутри супермаркета до неё дошло, что она совсем не знает, что именно требуется купить. И снова она плохо знает предпочтения Мамору, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, что можно было бы приготовить. О чём она ему сразу и сказала.

— Не вижу никаких проблем — просто бери то, что хочется тебе, я всеядный, — видимо, Мамору пытался таким образом исправить положение, но на деле лишь сильнее озадачил Усаги.

Она около получаса бродила по магазину, пытаясь понять, что можно было бы взять. Хотеть она хотела много, но вот не всё она умела готовить, поэтому упор она делала лишь на свои умения, которые особо не блистали разнообразием. Многое она готовила под наблюдением Макото или Рей, следуя их указаниями или рецептам. А того, что отложилось в её светлой голове, можно было пересчитать по пальцам.

Иногда Усаги оборачивалась на Мамору, пытаясь увидеть на его лице хоть капельку скукоты, какого-то недовольства. Но этого совсем не было — он выглядел обычно. Может, он просто умело скрывал свои эмоции? Потому что Усаги была уверена, что в такой ситуации попросту не могло не быть скучно. А он её даже не торопил, и не допытывался по тысяче раз «ты выбрала?» или нечто подобное. Просто был рядом и ободряюще улыбался каждый раз, когда Усаги оборачивалась на него.

Вот только лучше бы он что-нибудь говорил, потому что в голове не было совершенно никаких идей. И только когда в глаза бросился сырный отдел, Усаги наконец-то посетило вдохновение. В первые дни, когда Макото удумала учить её готовить, одним из первых блюд была американская запеканка, за которую Усаги удостоилась похвалы от самой Рей. Именно поэтому Усаги принялась с энтузиазмом бегать по магазину, параллельно вспоминая необходимые ингредиенты. Иногда она терялась среди стеллажей, не зная, куда бежать, но Мамору любезно помогал ей всем, чем мог.

Но большую часть времени они молчали. Сама Усаги стеснялась начинать разговор, да и совсем не знала, какую именно тему хотела бы поднять. У неё было множество вопросов, но все их она оставила на «десерт», надеясь разузнать обо всём интересующем вечером. Тогда она будет достаточно смелой, но на обратном пути она не могла сказать и слова. Поэтому удивилась, когда разговор начал Мамору.

— На днях должны сделать твою карточку, но я уже буду на работе. Если что, ты ведь сможешь съездить сама? — он быстро на неё посмотрел, возвращая взор на дорогу.

— Какую карточку? — нахмурилась Усаги, уставившись на мужской профиль.

— Банковскую. Я ведь не могу тебе оставлять деньги, как маленькому ребёнку, на комоде, — беззаботно ответил Мамору. — Поэтому у тебя будет своя карточка и ты также сможешь распоряжаться деньгами.

— Ты мне слишком доверяешь, — пробубнила Усаги, отведя взгляд в сторону окна.

— У меня нет оснований не доверять тебе, Усако, — то, каким тоном это было произнесено, заставило её невольно сжать кулаки и поджать губы.

Усаги хотелось плакать — она не заслужила такого доверия. В ней боролось желание всё рассказать и желание оставить всё так, как есть. Ведь первое предвещало неизвестность, а второе — стабильность, которая ей очень нужна. Не будут же они всё время говорить на откровенные темы, и когда-то их жизнь будет обычной. Ей надо всего лишь немного перетерпеть, и всё будет хорошо. Она сможет привыкнуть.