Глава 3: «мистер чон» (1/2)
— Делать людям больно... раненым людям — это сложно понять.</p>
Ким Анна</p>
«Голод — это аппетит, обострённый настолько, что им можно убить других<span class="footnote" id="fn_32927612_0"></span>». Слышали о таком? Нет? И слава Богу. А есть ли он? Верите? Молитесь, да? И он Вас услышал? Исполнил просьбу, мольбу глупых детишек? Нет же, о чём говорить, если он не желал выслушать творений своих, детей из крови и плоти своей, своих маленьких ангелочков. Скинул им на плечи Адама да Еву, а перед этим Лилит, в потеху наблюдая. А как Люцифер устал и решился высказаться против Его высокомерия, так тут же стал вестником гнева, несчастья и непокорности. Непослушное дитя! Сатаны ли? А может всё же Бога? Но стал самим Дьяволом. А знали ли Вы, что Адом, что Раем, заправляет тот самый Создатель? Творец. Чу-до-тво-рец (только чуда того сраного, всё не видно). Нет? Вот и хорошо, дети мои. И слава Богу. А может, и Дьяволу слава?...
Псих...
Ребёнок...
Горячий...
Опасный...
Обжигающий...
Невероятный...
Властный...
Умный...
Самовлюбленный...
Упёртый...
Желающий...
Страстный...
Несчастный...
Он соглашается со всем этим. Тем, как называют его, завидно кидая за спину или восхищённо лепеча комплименты, ведь правда как солнце: глаза режет, а желание выпалить глаза не исчезает, ведь безумно интересно, что там, на этой ярчайшей звезде. Шумная толпа всё не замолкает, продолжая нахваливать и поздравлять с очередным приближением к старости или чего хуже, (а кому то и лучше) смерти. Двуличные мрази. Но он лишь тянет уголки губ, прищуривает глаза, заливисто, но не искренне, смеясь, крепко обнимая и благодаря за эти лицемерные улыбки и подарки. Наблюдая. Множество запахов щекочут ноздри — многие отвратны до скрежета зубов и желания вдохнуть свежего воздуха.
Но сегодня он встретил его, и теперь не в силах оторвать взгляда — в голове слишком много всего. Десятки молодых и влиятельных, лишь благодаря родителям, деток, не сравнятся с этим мужчиной. Тэхён ждал, и не зря предчувствовал, дав знак на баре, стукнув острым ногтем на большом пальце о стакан с алкоголем. Этому человеку ни в коем случае нельзя принимать ту дрянь, что так любят эти студентские родительские суки. Он более двух часов терпел бесполезный трёп своих горячо-любимых однокурсников или друзей тех самых «друзей», хотя и в помине не знает и половины людей. Но так даже лучше: больше народа — меньше кислорода, уйма слухов и несдержанных грязных секретов.
А уши повсюду, глаза тем более.
— Что такое, Юнги-хён? — он заметил как старший задумчиво натирал винный бокал, уставившись в сторону входа, прямо за его спиной, бросая редкие незаинтересованные, скорее усталые взгляды на толпу молодых людей, снующих по залу и сидящих за столиками у стен на кожаных диванчиках, распивающих алкоголь и не только, балуясь чем потяжелее.
— Меня всё ещё не покидает чувство тревоги... — переводя взгляд к лицу. — Прошло немного больше двух часов, а я уже разочарован в этих лживых улыбках. Им бы только обдолбиться на шару, хотя денег куры не клюй, — хмыкает, с прищуром наблюдая за спину Киму.
В голове сразу всплывает фраза: «сколько бы не было нулей, их всегда будет недостаточно». Тэхён обводит пару десятков людей взглядом: пьяные, со своей компанией или одиночки в поисках приятного времяпровождения на этот вечер. Все они пришли не для того, чтобы поздравить от чистого сердца, а для собственной выгоды и веселья. Как и каждый из присутствующих в этом зале. Точно так же как и он. Всё складывается как никогда лучше. Поэтому он и устраивает подобные вечера, будучи во главе вечных вечеринок и алкогольных тусовок, возникает неповторимый внешний вид, а с ним и нужные сплетни и слухи. Главное знать когда, с кем и где. С остальным позаботятся сплетники.
— Не беспокойся, всё под контролем. Да и, думаю, он прибудет в течении часа, а остальное уже пустяки. Главное, для начала, его присутствие, — уверенно заявляя, на что Юнги лишь сдержано и успокаивающе улыбается. Если Тэхён так говорит, значит так тому и быть. — Я больше переживаю за Вас с Чимином, — старший отмахивается. — В тебе то я уверен, хён. А вот Чимин-а... — и прореживания не безосновательны, ведь Пак ещё тот любитель встрять туда, куда психически здоровый не сунется и кончиком пальца.
Но кто говорил, что среди людей есть хоть один адекват?
— Неужели, так скучал? — шепот у самого уха, обжигает морозным дыханием, а лёгкий оттенок медового соцветия обволакивает округу.
Тэхён довольно ухмыляется, сразу понимая кто стоит сбоку — его аромат был слышен ещё минутой ранее. Скользя по подчёркнутой талии, опоясанной кожаными ремешками, ладонью подсчитывая складки ткани и обнимая, заводит руку на поясницу, утягивая ближе к себе, прямо к коже разделяющей двумя слоями ткани. Плотнее и горячее дыша в чужую шею, вдыхая полной грудью дурман аромата, успокаиваясь в ту же секунду и понимая по спокойному дыханию омеги, что всё в пределах нормы и не о чём переживать. Чимин отсутствовал на протяжении получаса, а Тэхён был спокоен, знал, что с ним всё в порядке, даже будь тот на безлюдной улице, переживать стоит не за омегу, а за тех, кто его встретит.
— Душа моя, конечно, я скучал. Где ты порхал всё это время? — на слова Тэхёна, блондин ядовито усмехается, прибирая чужую смоляную прядку за ухо, завуалировано шепча:
— Опылял местные цветники, — на языке Пак Чимина: «подслушивал местные сплетни и разговоры».
— Моя ж ты пчёлка, — хмыкает Тэхён, одобрительно поглаживая поясницу Пака. — Всё трудишься без передышки, молодец. Возьми коктейль у Юнги-хёна и отправляйся отдыхать, на сегодня достаточно, остальное за нашими мушками (официанты). К тому же, я скоро буду занят, так что не беспокойте без нужды и не переживайте, — успокаивая, переводя взгляд с Чимина на Юнги.
— Я-то спокоен как кот, — уверяет. — Хотя это скорее о Юнги-хёне. Кстати, хён, сделай что-то холодненькое, а то и помереть можно в этой духоте.
— Вот же ж, наглец, — цыкает старший, но всё же берётся за шейкер. — Тогда будь добр, не вырви сегодня волосы тому омеге, — Чимин, не сразу соглашаясь, но в скоре понимая о ком речь, всё же кивает, осознавая. И, забирая свой бокал грейпфрутового сплеша<span class="footnote" id="fn_32927612_1"></span>, наслаждается приятными прикосновениями Тэхёна на собственной талии.
— Даниэль, эта блядь... — хватая трубочку с барной стойки, недовольно шепча под нос, но даже так его прекрасно слышно. — И думать не хочу о нём. Да и не видел ещё. Не пришёл всё таки?
— Нет, — бросает Тэхён, слегка разочаровано, и не из-за столь великой любви к этому омеге, а к его острому слуху, языку и последующих слухах от него же. — Главное, чтобы он не додумался вломиться к моему разговору.
— Эта сука может, — хмыкает Пак.
— Чимин-а, прекрати выражаться, будучи таким красивым сегодня, тебе не к лицу подобные слова, — устало просит Юнги, хотя и понимает, что спорить с Чимином, или более того, указывать, смысла нет.
— Спасибо, хён. Но я лишь констатирую факт, сука есть сука. А он любитель лечь под кобелей, — пожимает плечами, с чего Тэхён лишь вздыхает, ему ли не знать о неприязни между этими двоими, которые вечно пытаются задеть друг друга, да побольнее.
— Всё в порядке, ты главное не бей по лицу, — просит Тэхён, на что Юнги недовольно цокает.
— Ты его поощряешь, — хмурится мужчина. Он не фанат вольностей и неодобрительных слухов о Чимине, из уст того же Даниэля, а Паку и вовсе плевать, потому что Тэхён практически всегда поддерживает того, не запрещая и не ставя условий. В прочем, как и самому Юнги, и не только из-за того, что Мин старше, но и из-за его рассудительности и здравомыслии.
— Просто даю свободу. Она, как мы знаем, бесценна и скоротечна, как та самая чаша Пифагора<span class="footnote" id="fn_32927612_2"></span> — и оба с этим как никто другой согласны. Ведь на собственной шкуре знают какого это, не иметь возможности сделать глоток свежего воздуха, а подчиняться руке кормящего хозяина.
Тэхён делает новый оборот алкоголя в хрустальном бокале, хоть это и не вино, но привычка насыщать алкоголь кислородом никуда не делась. Острый ноготь большого пальца дважды клацает по стеклу — пытается отвлечься. Он бросает взгляд на сосредоточенного Юнги, который привычно расслаблен, но это лишь внешняя оболочка, тот прекрасно умеет держать лицо когда нужно. Сейчас же он спокоен, Тэхён чувствует его размеренное биение сердца и лёгкий аромат молочного миндаля с кислинкой спелой сливы, словно дорогостоящее вино. Чимин уже упорхал в гущу толпы, привычно заводя лёгкие и ненавязчивые диалоги с выпившими гостями. От подобной мысли он несдержанно хмыкает.
Да уж, горячо-любимые, друзья.
Кисть с лёгкостью поворачивает алкоголь по стенкам стакана и браслет из чёрного бисера цокает о стекло, в этот самый момент он чувствует это тяжёлое амбре ароматов. Смесь бьёт в голову, пытаясь вскружить разум и растворить мозг, как тот самый сыр на свежеиспечённой пицце маргарите, от чего ком застревает в горле, не позволяя сделать глоток обжигающего алкоголя, дабы смочить рот — это давит. Такой тёплый, скорее горячий, словно горящий костёр в осеннюю ночь, сладкий, но не приторный, слегка пряный, сияющий и переливающийся. Шафрановые ноты стойкие, поэтому чувствуются первыми, а за ними горячий и древесный, они раскрываются сладковато-пряным и сливочным полутоном, после которого постепенно появляется бальзамический и мускусный нюанс на кончике самого языка.
Тэхён знает: шафран — это самая дорогая специя и один из драгоценнейших ароматических компонентов в мире. Этот феромон человека, сразу даёт понять, что за спиной не среднестатистический альфа (ведь настолько тяжёлый точно не для омеги), а статный носитель данного аромата. И, Тэхён понимает, что это тот, кого он так долго ожидает, хоть тот и не подозревает. Но есть то, что он всё никак не в состоянии разобрать, и это слегка пошатнуло, хоть внешне он всё так же не показывает интереса к персоне за спиной. Что же за древесный оттенок, что оседает послевкусием и пряной ноткой? А так же он чувствует те самые мотивы лесной листвы и нагретой на солнце коры, и лишь в конце телесные переливы амбры. Этот феромон сложно забыть или спутать с кем-то другим. Этот человек, как предполагает Тэхён, даже не стараясь, давит феромоном, показывая своё высокое положение в обществе. Он не скрывает и не подавляет аромат, плевав на окружающих.
Что уже говорит о многом.
Он так же чувствует ещё один новый аромат среди десятков молодых людей в зале, ведь только бета не почует этот дурман, вскруживший голову: спелый солнечный гранат, с лёгкой, свежей ноткой ненавязчивой кислинки и тонкий, специфический, зелёный аромат с пудровыми нюансами, обволакивающий сладко-терпкие винные нотки сердца, а так же тот самый древесный оттенок, говорящий о (Тэхён уверен) родстве этих людей. Аромат ветивера сухой, дымный, с лёгкой древесной ноткой. Композиция с оттенком ветивера вызывает ассоциацию то раскалённых песков пустыни (хоть Тэхён и ни разу там не был) с пыльным сухим запахом, то влажных дождевых лесов с мокрой землёй и тяжелыми испарениями прелой листвы, смятых цветов, перезрелых ягод и фруктов, упавших на траву.
Вдохнув эти ароматы двух мужчин, он чувствует словно снова оказался в детстве, в том самом густом и могучем лесу. Он почувствовал себя дома.
Тэхён бросает последний взгляд на зеркальное отражение перед собой у барной стены с алкоголем под потолок — в голове на мгновение проскакивает фрагмент того, как Юнги матерясь, взбирался по стремянке, дабы добраться до очередной бутылки. Но благодаря тому самому зеркалу и настолько высоким полкам, кажется, словно выпивки намного больше, нежели есть на самом деле. Мельком заметно (всё же в зале довольно темно) как двое статных и широкоплечих альф расходятся в разные стороны у входа, буквально в паре метров от него. Один из мужчин в прозрачных очках и серебряной оправе, следует к толпе танцующих людей. Второй мужчина обводит тёмный зал взглядом, слегка щурясь из-за приглушенного освещения — как и положено в клубе, который скорее можно прозвать баром с танцующими людьми. Тэхён встречается с ним взглядом: тёмным и лишь на мгновение с проблеском интереса.