Часть 2 (1/2)

В следующий раз, когда Прайс проснулся, он оставил глаза закрытыми, так следовало делать и в первый раз. Он понял, что лежит на какой-то поверхности, а руки его снова прикованы, к чему-то похожему на перекладину детской кровати. Больничная койка, ага.

Он выровнял дыхание, прислушиваясь к окружающему его пространству. Воздух пах морозом, слышался шорох волн, где-то тихонько крикнула какая-то птица, должно быть чайка.

Догадка: он был где-то у океана, в России. Могла быть, конечно, и другая страна, которая граничит с океаном и замерзает в октябре, но он сомневался, что это так. Насколько ему было известно, ультранационалисты действовали в основном на западе России и стран бывшего восточного блока, исключением была Камчатка.

Послышался звук отодвигаемого стула, рядом кто-то встал. Охранник? Когда мужчина стал говорить во что-то, должно быть рацию, Прайс осторожно приоткрыл глаза.

Его встретила темная комната с двумя койками, одну из которых он и занимал. Над ним было единственное в комнате окно, занавешанное тоненькой белой шторой и закрытое решеткой. Окно выглядело словно бы из семидесятых годов и выходило на унылый горизонт. Молодой русский солдат смортел вниз и тихим, хриплым голосом говорил что-то в маленький микрофон, притороченный к форме. Носил он ту же форму, что и Макаров, за исключением кепки. Выглядел он, как парень, который может выписать неплохой удар, если его затянут в драку. Кремень внутри, мягкий снаружи.

В руку Прайса без наручников была вставлена капельница, прикреплённая к мешку с кровью на стойке для внутривенных вливаний. Его форма была заменена на клетчатый, белый больничный халат. Единственными другими предметами в комнате были: два деревянных табурета у кроватей, пара металлических шкафов, крепившихся к стене, камера слежения и металлическая дверь на засове. Кроме того, рядом с дверью, прикрепленной к стене, была отдельная зона, огороженная решеткой. Выглядело строго и казенно, как тюрьма. Как одиночка.

Пока он не увидел камеру слежения, первой мыслью Прайся было вынуть капельницу и задушить солдата свободной от наручников рукой, если тот подойдёт, не смотря на его положение. Тогда он нашел бы способ снять наручники, найти ключи, если они были при охраннике. Это было заманчиво. Но он понимал, что на данном этапе выбраться все равно не получилось бы, независимо от того есть камеры или нет. Ни плана, ни информации, ни поддержки, ни союзников. Это был первый раз, когда он остался совсем один, с тех пор, как поступил на службу.

Он решил ”проснуться”. Джон мог быть терпеливым — однажды он подменял пару предметов на койке Макмиллана, в течении месяцев трёх (прежде, чем тот понял) после того, как Макмиллан разыграл его, рекрута. Сказал Прайсу принести пробы выхлопных газов, чтобы взять пробу качества.

До сих пор Прайс не понимал, как попался на это. Забавно, что и Роуч бегал по таким идиотским заданиям.

— Добрый день, — поздоровался русский солдат, заметив, что Прайс проснулся. — Тебя не было два дня.

— Ага, — ответил Прайс, приподняв бровь. — Так происходит, когда в тебя стреляют.

— Юрий. Мое имя. — коротко представился солдат, указывая на себя. — К сожалению, вы пропустили обед. Ужин будет в семь вечера, если вы проголодались.

— И что ты предлагаешь? Лежать тут и почесывать задницу все это время? — хмыкнул Прайс и опустил глаза на свою руку. Метка души. Это было красиво, облака на его коже будто кружились вокруг друг друга.

” Я и моя родственная душа”

После паузы Прайс усмехнулся глянув на солдата.

— Макаров. Он хочет допросить меня с пристрастием сейчас, когда я очнулся или это сделаешь ты? Или кто то ещё из его головорезов?

— Я не знаю, что он собирается делать с вами, — пожал плечами Юрий. — Он ничего не приказывал насчёт вас, если вам интересно.

— Не интересно.

— Хорошо, — просто ответил Юрий. Громила. Выглядел неразговорчивым типом.

— Хорошо, — повторил за ним капитан. — Ты не мог бы сказать мне, где я, черт возьми? Это тюрьма или военный госпиталь?

Юрий сжал губы в тонкую полоску, ответил коротко.

— ГУЛАГ.

— Который закрыли в шестидесятых, — заметил Прайс.

Замечание удивило солдата.

— Да, официально, — сказал он. — При советах, странно, что вы знаете.

— А как же. Знай своего врага в лицо и все такое. — пожал плечами Прайс.

Знал все это он из нескольких прочитанных русских романов. Ему нравились исторические работы, включая художественную и научно-популярную литературу. Россия всегда привлекала его.

Хотя нет, больше нет. Сейчас он хотел бы быть подальше от всего русского.

Так или и иначе, но ответ Юрия подтвердили подозрения Прайса. ГУЛАГ это Россия. Где-то рядом с океаном, вероятно, Дальний восток. Возможно все же полуостров Камчатка. И под контролем ультранационалистов, поскольку ГУЛАГ не был учреждением, используемым нынешним правительством.

Юрий снова опустился на свой табурет, его голубые глаза смотрели настороженно. Прайс какое-то время смотрел в ответ, пока не раздался стук в дверь и речь на русском языке.

— Он не спит, — отозвался Юрий.

”Он проснулся”

Вошли два охранника ГУЛАГа и, предположительно, врач. На охраниках была надета форма с тигровой синей полосой, в руках G36C. Высокие и плечистые. Обветренные и каменные лица больше походили на военное измождение, чем на естественное выражение. У доктора, как и у всех в этой чертовой комнате, была обрита голова. Также на его остром носу сидели квадратные очки, на плечи было накинуто белое пальто, либо халат. Выглядел он слишком жизнерадостным для такого места, как ГУЛАГ.

Доктор устроился на втором в помещении табурете и заговорил, таким жутким русским акцентом, который Прайс никогда в жизни не слышал. Он даже не понял, что за язык использует врач. Юрий взглянул на растерянное лицо Джона и сказал что-то доктору. Ах вот оно что, это был английский.

Было решено, что переводчиком будет Юрий.

— Как вы себя чувствуете? — спросил врач через Юрия.

— Дерьмово.

Юрий растерялся, Прайс, подавляя желание закатить глаза, повторил:

— Дерьмово.

И пошло - поехало. Общие, дежурные вопросы врача. Вы чувствуете боль? Нет, только когда смеюсь и когда вокруг столько охраны. Какие-то изменения в состоянии? Нет, если только вы меня отсюда не выпустите. Головокружение, тошнота или головная боль? Нет, но может, если встану, или сяду, или попрыгаю. По шкале от одного до десяти, где десять самое худшее, как бы вы оценили свое состояние? Восьмерка физически, десятка мысленно. Может, мне сбегать и купить болеутоляющее, сранные вы ублюдки?

К концу допроса-опроса доктор выглядел менее счастливым. Очень хорошо.

Доктор сказал ещё пару слов, прежде чем встать и направиться к двери, жестом приказав охране следовать за ним.

Юрий кивнул на слова врача и повернувшись к капитану, сказал:

— Вы получали морфин. От боли. По десять милиграм каждые шесть часов. Переливание крови вам отменят, раз уж оно уже сделано.

Прайс удивился качеству его лечения, но потом с недовольством понял. Доктор обращается с ним лучше, чем с остальными заключёнными, из-за его статуса родственной души Макарова. И это бесило. Он это ненавидел. Лучше уж терпеть боль, чем такое вот унижение.

— Я передумал, — проворчал Прайс, с трудом садясь. О, это было зря. Голову повело, все стало нечетким.— Не надо больше обезболивающих.

Доктор обернулся на него, взглянул на Юрия, тот перевел:

— Почему?

— Мне не нужно это объяснять, — покачал головой Прайс.

”Делайте, как вам нравится, у нас все равно заканчиваются запасы”

— Как угодно, — перевeл Юрий.

Делай, как пожелаешь. У нас все равно кончаются припасы. Окей.

Скука. Прайсу было чертовски скучно. Уже сходил с ума, уже практически предвкушая допрос, буквально отсчитывая время. Он знал, что это произойдет, просто не знал когда.

Он убивал время доставая Юрия. Бедный дурак. Но ему, похоже, тоже было скучно.

— Просто бросьте меня в клетку, — сказал Прайс на следующий день, когда агония от ран, без обезбола, сокрушала все его мысли. Глубокая, острая, она пронзала тело каждый раз, когда он двигался. К черту гордость.

Юрий хмыкнул в ответ, моргнув в знак согласия. Он держал в руках российский журнал о знаменитостях, на обложке которого красовалась сногсшибательная женщина в шубе. Время от времени он поглядывал на Прайса, чтобы быть в курсе его действий, но в остальном выглядел расслабленным, незаинтересованным. Возможно это его обычное поведение, Джон не мог его прочесть.

— Подумай об этом, — продолжил Прайс.— У нас обоих наконец-то будет какое-то занятие. Закуйте меня в наручники или что там у вас есть, мне плевать.

Он устал уже разглядывать булыжники в кладке стены, считать их и выстраивать пазлы по стыкам.

Юрий перелистнул страницу. Прайс взглянул на татуировки на его руках. Тот снял перчатку всего пару секунд назад, листать глянец в толстой ткани проблематично.

— Для чего твои татуировки?

Враньё. Он знал прекрасно, что это русские тюремные татуировки.

Это наконец заставило Юрия бросить на него недовольный взгляд. Он вздохнул, казалось, что-то обдумывая, прежде, чем позвать другого охранника, за дверью. Вместе, они отстегнули наручники Прайса от койки и сомкнули их уже на нем. Джон перекинул ноги через край кровати, слегка пыхтя от напряжения, на которое охотно отвечали его раны. Сделав глубокий вдох, он медленно встал.

Как только его ступни коснулись ледяного пола, он рухнул, навалившись телом на Юрия, который поймал его, как раз перед тем, как лицо Прайса чуть не впечаталось в камень пола.

Сгорбившись и сморгнув темные пятна, Прайс процедил:” Я в порядке” и собрал остатки своей энергии, чтобы доковылять до решетчатой зоны. Другой охранник открыл дверь клетки, впустил Прайса и закрыл ее.

Покрасневший от напряжения чувствуя себя так, будто только что пробежал марафон, Прайс прислонился к стене, чтобы отдышаться. Раны по всему его телу вопили от нарузки, ребра и живот жгло нещадно. Конечно, ультранационалистам пришлось выстрелить в него шесть раз, прежде, чем схватить.

Юрий следил за ним своими жуткими тусклыми глазами, наблюдая, как Прайс начал медленно расхаживать по маленькой камере. Джон ухмыльнулся ублюдку, его колени предательски затряслись, а лоб стал мокрым от пота, но он все ещё стоял прямо.

Почувствовал, как предмет, украденный их брюк-карго Юрия, незаметно уместился в рукаве его хламиды.

В течении следующих трёх дней до своего освобождения - к сожалению, только из клиники - Джон поставил себе задачу выудить, как можно больше информации у Юрия. Днём, когда он был с ним. Ночью его сменял другой охраник, в такой же зелёной форме. Высокий, бандитского вида мужчина по имени Виктор. Татуировки покрывали всю его шею. В отличии от Юрия, он не сказал Прайсу ни слова - горгулия в человеческом обличьи.

Прайс отметил, что форма и снаряжение Юрия было определенно лучше, чем у охраников ГУЛАГа, которые несомненно тоже были солдатами. Он видел его на первом допросе, вместе с Макаровым. Так что да, он определено выше по рангу.

— Так что, у Макарова не осталось больше торговых центров, чтобы вы с ним их бомбили? — Прайс потянулся. — Или он так сильно чем-то занят? Я думал, вы сейчас все на отдыхе. Курортный сезон и все такое.

Юрий выглядел смущенным, ответил коротко ”нет” и молчал весь остаток для, отказываясь от любых разговоров. Отлично. Прайс воспользовался этим временем, чтобы осмотреть то, что он стащил у Юрия. Тот не заметил пропажи, пожоже, потому что никак об этом не упомянул.

Выяснилось, что Прайс украл ручку, простую авторучку. Дешевенькую, но новую. Хорошо. Такие предметы так или иначе теряются часто, если Юрий не был внимателен к тому, куда он клал свои предметы, он мог просто предположить, что потерял ручку.

На второй день ему разрешили переодеться в джинсы, белую футболку и синюю рубашку с длинными рукавами. Дополнительными предметами стали: мягкая черная куртка с биркой пронумерованной ”000627”, вязаная шапочка, нижнее белье и ботинки.

— 000627, — прочел Прайс, впервые увидев цифры.

— Твое новое имя, — ответил Юрий. — Заключённый номер 627.