Глава 3. Артемида (1/2)
— Amō, amās, amat, amāmus, amātis, amant, [1]— диктует Татьяна Ивановна, преподавательница латыни.
Даша называет её синим чулком, потому что она выглядит как восторженная идеалистка, которая ставит духовное неизмеримо выше любого проявления материального. У неё седой пучок, очки в роговой оправе, сухое вдохновенное лицо и шаль цвета зелёнки. Она профессионал своего дела и при этом — понимающий человек. Каждый раз, когда кто-нибудь задаёт ей вопрос, она отвечает так развёрнуто и с такой тщательностью, будто от её ответа зависит вся дальнейшая жизнь вопрошавшего. Думаю, это проявление заботы с её стороны.
В аудитории, где мы с ней занимаемся, всегда солнечно, должно быть, она выходит окнами на восток. На стенах барельефы в виде небольших колонн и любимые крылатые выражения преподавательницы, распечатанные и заботливо помещённые в рамочки. Все они назидательные, вроде «Errare humanum est, stultum est in errore perseverare»,[2] потому что Татьяна Ивановна превыше всего ценит благонравие и благопристойность.
Глаголы первого спряжения в активном залоге — это здорово. Но сентябрь уже подходит к концу, а Кира всё ещё не может побольше разузнать про Диану. Можно подумать, что он делает это назло, если не знаешь его. Но Кира просто такой человек. У него… Некоторые проблемы с собранностью, памятью и ответственностью.
Сначала я почти не думал о Диане. Но стоит мне её увидеть, как она сама же первая оказывает мне знаки внимания. А после её взглядов и улыбок я уже не могу выбросить её из головы до конца дня. Это так ново и необычно, что не может оставить равнодушным.
Я стал пытаться выведать о ней сам — выглядывал её всюду, пару раз удалось увидеться в столовой. Она всегда мне кивает, а на потоковых лекциях мы даже здороваемся. Но я по-прежнему не знаю о ней ничего, кроме имени и того, что она староста.
— Amor, amāris, amātur, amāmur, amāmini, amantur,[3] — безжалостно продолжает Татьяна Ивановна. А мне кажется, что это произносит Диана. Я хорошо запомнил её голос. Он такой… Шепчущий, интимный. Когда вспоминаю его, мурашки идут по коже.
Придя в анонимный клуб, я бы начал так: «привет, меня зовут Саша Селифонтьев, мне 18 лет, и я ни разу не влюблялся и, уж тем более, не встречался с девушкой». Звучит скучно и немного грустно, но это правда.
Я успешно справлялся все эти годы: мне хватало поддержки семьи, опоры в Боге, дружбы и восторженности славными героями, погибавшими под стенами Трои и засыпавшими солью поля Карфагена. Недаром греки выделяют несколько видов любви. Божественная агапэ доступна всем. Сторге дарят родители. К Кире и Даше я чувствую нечто наподобие филии. Но как насчёт людуса и эроса? Говорят, когда они сливаются получается другой вид любви — мания. О, да. Думая о Диане, я испытываю примерно это. При том, что ничего не знаю о ней и мы толком не говорили.
Какая глупость, не ожидал этого от себя.
С другой стороны, существуют же независящие от нас склонности и влечения, которые сложно контролировать? Мой духовник всегда советует тщательно следить за своими чувствами и различать их малейшие оттенки и переливы — это поможет на исповеди. Но я отказываюсь полагаться на эту рефлексию, ибо она намекает на то, что во мне взыграло моё затаённое самолюбие. Мол, все вешались на Киру, а тут кто-то заметил меня. Но дело не совсем в этом.
Мой духовник, отец Андрей — друг моих родителей и, с какой стороны не посмотри, очень либеральный священник. Он всегда подталкивал меня вперёд, к жизни, отвлекал от потери и травмы, как мог. «Александр, было бы неплохо найти друзей». «Александр, конечно, занимайся любимым делом и не бросай своих увлечений». «Александр, а как там дела с девушками? Наверняка, приглянулась какая-нибудь?». Ощущение такое, будто наладить контакт с Дианой — значит, сделать последний шаг к «нормальности».
— Саш, — Даша трясёт меня за плечо. — Остановись, ты сгрыз половину ручки.
— А, да? Извини, — машинально отзываюсь я.
Даша качает головой и утыкается в учебник. Интересно, проведя два года бок о бок с ней, почему я ни разу не задумался, влюблён ли я? У неё же не написано на лбу «друг». Она же девушка. Как это странно, никогда не думал о ней, как о девушке, хотя этот факт налицо.
Кира как-то поставил себе целью посмотреть все фильмы бондианы. После осуществления своего замысла он долгое время утверждал, что Даша — вылитая девушка Бонда из «Живи и дай умереть». Он тыкал меня носом в сохранённые им на телефон кадры, и я был вынужден признать, что он прав.
Но, так или иначе, мы втроём никогда не говорили о, так называемой, личной жизни. Я понятия не имею, была ли Даша влюблена, встречалась ли с кем-то, какие парни ей нравятся. Это справедливо и в случае с Кирой. Да, девчонки вечно норовят с ним познакомиться, но он никогда не поддерживает это их желание. Почему?..
Почему я никогда раньше не задумывался о его импровизированном целебате? Наверно, меня просто не волновала это проблема, я воспринимал его поведение как данность. А если я спрошу у него теперь, он ответит? Должен ответить, он же мой лучший друг…
— Итак, остаётся пять минут до конца пары, — голос Татьяны Ивановны останавливает полёт моих мыслей. — И вот, что я предлагаю вам в качестве домашнего задания: напишите мне эссе на свободную тему. Разумеется, она должна быть связана с латинским языком. Но других ограничений нет. Всё, что трогает конкретно вас.
— А написать нужно на русском? — с ужасом вопрошает однокурсник Макс.
— Конечно, — улыбается преподавательница. — Важна ваша эмоциональная вовлеченность. Чтобы латынь для вас не была пустым звуком, но наоборот — вы бы связали её с чем-то, что вам дорого.
— Твою мать, — шепчет Даша. — То есть «Matem tuam». Ты про что будешь писать?
— Не знаю… — сложно, оказывается, в равной степени уделять внимание учёбе и сердечным делам. — Наверно про Вульгату что-нибудь, — говорю наобум первое, что пришло в голову.
На большой перемене мы снова встречаемся в столовой. Дианы здесь нет. Она редко обедает. Наверное, следит за фигурой.
— Ну что? — я смотрю на Киру, не моргая, уже минут пять, пока он уминает булочки с корицей.
— В смысле? — вопрошает с набитым ртом Кира. Даша пьёт кофе без сахара и не вмешивается.
— Ты узнал что-нибудь?
— Ага, ещё как! Говорят, жену того богатея, которому раньше принадлежали эти здания, большевики расстреляли прямо здесь. И труп зарыли под клёнами. Поэтому, — он понижает голос, будто хочет сообщить тайну. Кира в восторге от подобных городских легенд. — Свет и мелькает. Это её неупокоенная душа, а вовсе не проблемы с проводкой…
— Он спрашивает про Диану, — перебивает Даша. Она произносит имя Дианы так пренебрежительно. Что это с ней?
— А, — понимающе кивает Кира. — Слышал, как её обсуждали в курилке. Вы, кстати, знали, что во внутреннем дворе тоже дымят? Как раз рядом с теми клёнами…
— Что там с Дианой? — нет мне дела до курилки и неупокоенных барынь, будь они неладны.
— Окей, — протягивает Кира. — Рассказываю.
— Характеристика на члена комсомола Юсупову Диану, — пытается шутить Даша. — А как по отчеству?
— Без понятия, — Кира засыпает в себя полпачки Тик-така. — Короче, её папа то ли прокурор, то ли судья какой-то, я не вдавался. Закончила какую-то гимназию суперкрутую. Занималась какими-то танцами, названия которых я не запомнил.
— Понятно. Какая-то воображала, — вставляет Даша.
— Ещё она водит машину, входит в студсовет и вторым иностранным выбрала испанский, — завершает свой краткий доклад Кира с чувством выполненного долга.
Судя по всему, она серьёзная и самостоятельная — я пытаюсь судить, как можно более непредвзято. Просто факты и следствия, верно? А завтра у нас общая пара. Она, скорее всего, придёт. Конечно, придёт, она не похожа на человека, который будет прогуливать без причины. Кира и Даша смотрят на меня как на дурака, будто читают мысли. Впрочем, они в чём-то правы. Мы поднимаемся из-за стола.
— Только знаешь, Саш, не начинай втирать ей про отличие монофизитов от монофилитов, если вдруг она заговорит с тобой, — Даше всё смешно. — А то она после этого и на километр к тебе не подойдёт.
— Спасибо за совет. Но к вашему сведению, я планирую подойти к ней первым.
— Оо, — из Даши начинает изливаться скептицизм. В унисон ей делано удивляется Кира.
— Ничего-ничего, завтра посмотрим, как вы заговорите, — успокаиваю я сам себя. — Ждите вторую пару…
— Да уж, жду не дождусь, — сморщился Кира. — Такая засада: единственная пара, кроме физры, где мы вместе — и это…
— Что «это»? — спрашивает Даша.
— Орлов этот противный.
— А что с ним? — мне он показался вполне сведущим в своём предмете преподавателем. Говорит умно — неплохой лектор. Вроде, с чувством юмора.
— Напрягает он меня, — Кира нервно сжимает лямку рюкзака. — Вечно пялится. К тому же Гера говорит…
— Кто? — не пропустил ли я чего, зациклившись на Диане?
— Один парень из курилки, Герман зовут. Он с третьего курса истфака, — поясняет Кира. — Так вот, он сказал, что Орлова вообще в универе недолюбливают. Советовал держаться от него подальше, потому что сам от него натерпелся.
— Ты бы для разнообразия попробовал писать конспект на паре. А не играть в телефон, — предлагает Даша. — Орлов бы сразу и потерял к тебе интерес.
В следующий раз мы встречаемся только на нашем девятом ряду, местах у окна. Вторая пара — история России. Я выглядываю Диану. Аудитория постепенно заполняется народом. Стараюсь не обращать на них внимания.
По их лицам видно, что они не особо-то рады происходящему, будто оказались не на своём месте. Для них список кораблей — это что-то из Мандельштама, и они явно не ощущают себя атлантами, на плечах которых держится антиковедение в нашей стране. Золотая латынь, гносеология, история государства Российского? Всё это для них абстракция. При хорошем раскладе они даже вызубрят необходимые билеты. Но потом благополучно всё забудут. Их это не заботит, оно им не надо. Для них реальная жизнь важнее этой нереальной науки. Они не такие как я.
В реальной жизни я чересчур напортачил, я для неё не гожусь. Человек я ужасный, но ещё есть шанс стать хорошим филологом. Однако, это походит на новую попытку спрятаться, которую мой духовник бы не одобрил. Забаррикадироваться с двумя друзьями в мире грёз, игнорируя настоящий — это не то, чего он от меня ждёт. А интерес ко мне Дианы похож на ниточку, связывающую меня с внешним, глобальным, «нормальным».
Раньше всё представлялось таким простым. Я шёл своим путём, точно знал, чего хотел. Мне всё было ясно. Теперь мне неясно ничего. Я только думаю о том, что Диана — она вроде меня. Иначе зачем бы такой как она выбирать не самый перспективный факультет? Говорят, такие идут на какую-нибудь экономическую безопасность или международные отношения. Но она здесь и обратила внимание на меня — значит, есть в ней что-то необычное…
Стоило мне об этом подумать, как она заходит. У неё всегда такой вид, будто она точно знает, чего хочет. Спокойный и уверенный. Она идёт на своё место. Садится на первом ряду. Достаёт сменный блок…
— О, её взгляд ранит в самое сердце! — перегнувшись через Дашу, Кира прилип к окну. — Вы видите, видите?
— Опять какая-то псина, — вздыхает Даша. — Занавесьте окна.
— Пёса, какой хороший пёсичка…
— Мотаро вообще в курсе, что ты постоянно обнимаешься за его спиной с чужими сучками?
— У нас высокие отношения, за рамками условностей, — Кира — сама серьёзность. — Как говорится там у Сани: познаете любовь, и она сделает вас свободными.
— Почти. Там написано: «познаете истину, и истина сделает вас свободными», — исправляю я.
— Неважно. Любовь и есть истина. Ха, скажите, что я неправ? Мм, Дашуль? — Кира поддевает её плечом.
— Я скажу, что меня стошнит, если ты ещё раз произнесёшь слово на «л».
Входит Орлов, за ним помощница Ирочка — лаборантка с его кафедры. Это «пожилая девушка» неопределённого возраста, «старая дева» по классификации Даши. Невысокая и худенькая, прячется за вязаными кардиганами, очками и чёлкой. Ирочка решает мелкие технические вопросы, не стоящие внимания Орлова. Часто можно увидеть в нашем корпусе: как правило она таскается за своим начальником с какими-то бумагами на подпись. Она же следит за посещаемостью на лекциях и баллами на семинарах. В общем, эксплуатирует он её, будь здоров, хоть рабовладельческая эпоха давно миновала.
Орлов церемонно закрывает дверь, обводит студентов быстрым взглядом, словно подсчитывает, сколькие на этот раз не смогут связать двух осмысленных предложений по теме. Ирочка в это время раскладывает на его столе папки, включает проектор. Когда старосты подают ей списки присутствующих, она уходит, и начинается занятие.
Сегодня речь о князе Олеге. Я честно стараюсь слушать и даже что-то записываю, но всё же то и дело поглядываю в сторону Дианы с её тугими косами. Она выглядит воинственной и смелой как северная княгиня эпохи раннего средневековья.
— Я вам, конечно, не стану рассказывать сказок о том, как из черепа коня выползла змея и укусила Олега, — смеётся сам себе Орлов. — Это уже сделали за меня старина Нестор и проказник Пушкин. Однако…
— Кир, какая у вас следующая пара? — мне нужно знать, куда она направится на перемене, чтобы успеть перехватить. Хорошо, что он сидит между мной и Дашей — остаётся пусть и небольшая, но вероятность того, что она не услышит моего вопроса, обращённого к нему. А то не избежать её осуждающих вздохов.
— Не помню, — ожидаемый ответ. — Надо расписание смотреть.
— Так посмотри.
— Но Даша сказала не сидеть в телефоне, а то…
— Ну, глянь быстро, пока Орлов отвернулся к доске. Он не заметит, — клянчу я.
Со вздохом Кира запускает руки под парту и начинает рыться в рюкзаке, в поисках смартфона. Даша недовольно косится на нас. Кира выкладывает телефон на парту и…
— Кирилл, — звучит как заклинание, после которого со всех спали оковы сна. — Что за неуважение? — голос Орлова прорезает напряжённую тишину аудитории. Все обращаются к Кире, который не успел даже зайти в приложение. — Сколько можно? Я не потерплю подобного отношения на своих занятиях. Берите вещи и пересаживайтесь вперёд.
— Можно не надо? — спрашивает Кира.
— Не-мед-лен-но.
Кира обречённо заталкивает тетрадь в зев рюкзака и нехотя плетётся к проходу. Он спускается очень медленно, но Орлов ждёт, скрестив руки и не продолжает. Дотащившись до первого ряда, Кира страдальчески оборачивается на нас. Даша смотрит на него с жалостью и почти материнской нежностью. Да, неудачно получилось и, вроде как, из-за меня. Надо будет извиниться.
— Может, я лучше выйду? — Кира хватается за последнюю соломинку.
— Садитесь, Кирилл, — Орлов хлопает по исписанной деревянной столешнице. — Вот сюда, прямо напротив, чтобы я вас видел.
Кира садится, и только после этого Орлов отходит к доске и возобновляет лекцию. Все выдыхают. Даша смотрит на меня осуждающе, подозревая, что я явился причиной изгнания нашего друга. Через какое-то время я вижу, что Кира роняет голову на парту. Он даже не пытается.
Диана, сидящая через проход от него, нет-нет и поворачивается в его сторону, чтобы лицезреть это вопиющее неуважение. Мне стыдно за него. Орлов подходит всё ближе и ближе к рядам, останавливается напротив Киры. В один момент мне даже кажется, что сейчас он возьмёт его лицо в свои ладони, чтобы он хоть пару минут посидел с поднятой головой. Но этого, конечно, не происходит. Орлов просто недовольно переминается с ноги на ногу и живописует нам биографию Олега.
После отмашки Орлова, все начинают собираться, но я заминаюсь. Даша уже выталкивает меня, но я не знаю, в какую мне сторону. Поддержать Киру? Или подойти к Диане, пока она не ушла? Выберу второе — друзья обидятся, первое — упущу Диану. Ситуация патовая.
С горем пополам мы с Дашей добираемся до Киры, но, прежде чем успеваем что-либо сказать, нашим вниманием завладевает Орлов. Ирочка уже явилась, чтобы сопроводить начальника до его кабинета, неся ноутбук и провода, но он отмахнулся и обратился прямо к Кире: