Лю Кан в Шаолине (2/2)

Синяя эденийка спала тяжёлым сном. Её распухшее от слёз и посеревшее лицо, мешки под глазами сообщали о невыразимых душевных страданиях. Джейд прилегла рядом с ней, взяла её за руку — та отзывалась на её прикосновение неровным биением пульса. Она чувствовала, что сердце её подруги было готово разорваться!

Расплата за легкомыслие и «проверку желанием», испытание страстью могли закончиться трагически. Джейд поняла, что Старшие боги решили наказать их за то, что они вдвоём спьяну в тот роковой вечер насоображали на двоих и воплотили в жизнь.

А ведь было же, во имя Шиннока, предписание эденийской династии! Заклятие со времён Фрейи: никто в Эдении не должен пользоваться эденийской магией во вред своим ближайшим! Иначе наколдуешь то, что очень тяжело устранить, без последствий точно не обойдётся…

Вот и наколдовали, подумала Джейд. Доигрались. «Китана, я плохая подруга, я — ненадёжный товарищ, я не уберегла тебя… А ведь клялась тебе, что мы друг друга — оплот надёжности, опора на всю жизнь… Прости…»

Полежав ещё несколько минут, она дотронулась до волос Китаны, словно поправляла их, и хотела уже встать и уйти…

— Джейд, не уходи… Не бросай меня… — Синяя эденийка очнулась от тяжёлых снов.

— Коталь спрашивал о тебе.

— Передай ему, чтобы вам не посчастливилось пройти через это же. Я вам обоим желаю счастья, Джейд.

Зелёный ассасин обняла Китану. Не нужно было слов. Жест безмерной благодарности громче этой реки слов, они не нужны. Они излишни. Им важно лишь присутствие друг друга.

— Кити, я виновата перед тобой.

— Я тоже. Мы с тобой в равном положении, Джейди. Если того желают Старшие боги, то я готова потерять всё. Одна их воля, и не станет ничего.

— Я тоже готова. Я проследую за тобой, не переспрашивая и не отвергая ничего.

— Джейд… Я знаю: я одна в этой вселенной. Лю Кан ушёл от меня. Одна, — простонала синий ассасин. — Я это заслужила.

— У тебя есть я. И твои родители.

— Нет второй половинки. Я одна, — повторяла Китана. — Я устала. Мне плохо и больно! Душа болит, на части разрывается. Хуже самых изощрённых пыток… Если бы меня разрывали на кусочки, мне не было бы больнее… Хоть бы меня кто упокоил навек. Лишившись своего Лю Кана, я не хочу, я не могу жить!

— Тогда и меня пусть не будет, — решила Джейд, — вместе с тобой, Китана, в ад не страшно.

***

Если бы он, Лю Кан, видел, что сейчас происходит с Китаной, то, не раздумывая, ринулся бы ей навстречу, забыв обо всём. Но он предпочёл выключить связь по порталу и убрать огненные отсветы, приводившие не только весь Шаолинь, но и всю провинцию, где он сейчас отдыхал, в священный трепет. Словно и не было тех сверхспособностей, что резко выделяли его среди местного населения.

Весть о том, что он прибыл в Китай, облетела все окрестные деревни и города. В Шаолинь устремились толпы людей, желающие обрести большее спокойствие и дзен, которым многим из них так не хватало в жизни. И для каждого прославленный боец находил слова поддержки, вкладывал свою энергию в каждую произнесённые им фразу, что не могло не радовать посетителей. Они организовали не просто экскурсии в Шаолинь: для некоторых буддистов это было сродни паломничеству. Люди всё прибывали и прибывали: им хотелось взглянуть на молодое поколение бойцов Шаолиня, возможно, что-то перенять у них. Дисциплина и выдержка, такт воспитанников Лю Кана и Кунг Лао поражали воображение всех посетителей. Больше двухсот человек изъявило желание вступить в их ряды. Раздавались голоса в пользу возрождении Войска Шаолиня. Памятуя о том, что кому-то надо продолжать защищать Земное Царство, Избранный пообещал в недалёком будущем исполнить их волю.

За десять дней Шаолинь посетило до тридцати тысяч человек. Сотни людей жертвовали на Храм Шаолиня суммы в десятки тысяч юаней, им хотелось видеть популярный храм всегда в отличном состоянии. Помня, что эта обитель некогда целые полвека представляла собой развалины, прежде чем за неё взялись неравнодушные китайцы, Лю Кан одобрял эти пожертвования, на них была расширена и улучшена территория Школы боевых искусств Шаолинь. Здесь обучали настоящих грандмастеров, Монах Шаолиня был очень горд за традиции своей родины и новых воспитанников.

— Ваша светлость Лю Кан, — говорили ему люди, — Вы несёте в себе тот свет будущего, Вами управляет доброе начало.

— Мы желаем, чтобы тот человек, та женщина, которая Вас любит и с которой Вам очень повезло в жизни, была и оставалась для Вас путеводной звездой, — продолжил эту мысль один из будущих монахов-единоборцев.

Сами того не ведая, доброжелатели, высказав это Избранному, наступили ему на тайную мозоль и разбередили его душевные раны. Человек, который сказал Избранному это пожелание в лицо, не отводя глаз, словно что-то знал, произвёл на Лю Кана неизгладимое впечатление.

— Назови имя, — потребовал Лю.

— Вэй Лян, — ответил молодой человек.

— То, что ты сейчас пожелал, вернётся к тебе сторицей, — пообещал ему Лю. — Успехов, будущий воин Шаолиня.

Лю Кан переместился сюда, чтобы выгнать мысли о плотских утехах из недавнего прошлого, которые завели его не в ту степь. Он нахмурился, но сдержав свой гнев: эти люди не виноваты, они ничего не знают о том, что происходило между ним и Китаной, и эту чужестранку в глаза никогда не видели! Они всего лишь искренне пожелали ему добра и счастья!

…Всю ночь Лю Кан не спал. Десятая ночь в Шаолине за этот год не дала ему покоя.

«Будь что будет, — решил он, — завтра отбываю в Эдению! Китана…»

С этой минуты Лю вновь утратил покой. Но он не мог внезапно исчезнуть: для людей, которые почтили его своим вниманием, это было неуважением.

Но, очевидно, люди что-то поняли, потому что они с пониманием отнеслись к его метаниям. Не нужно быть провидцем, чтобы понять и почувствовать: если твой человек в беде, то нельзя его оставлять.

— Мы всегда будем ждать Вас, — наперебой раздавались голоса людей, — для нас Вы были и остались Избранным защитником.

— Мы доверяем Вам. Три раза Вы нас спасали от нашествия чужестранцев, и верим, надеемся, что Вы нас не бросите.

Вечером грандиозное собрание разошлось. Тепло попрощавшись с монахами и с народом, Лю Кан вошёл в портал и пропал из поля зрения служителей храма.