Часть 2 (Атсуко) (2/2)

- Это… - голос его сорвался. – эту мерзость тебе внушили в приюте?! – разъяренно спросил он, но увидев, как задрожала девочка, смягчился. – Извини, я не хотел тебя напугать, - и после непродолжительной паузы произнес. – Как ты смотришь на то, чтобы я оформил над тобой опеку?

Блондинка резко подняла голову: силуэт мужчины расплывался из-за слезной пелены на глазах.

- Не плачь, - совсем тихо, увещевательно попросил он. – Ты будешь не одна. У меня еще пятеро хулиганов на шее, - смутился. – Правда, они помладше тебя будут. Ты с малышами дело имела?

- Конечно, - серьезно кивнула девочка. – Я единственная, кто присматривал за малышами, - пока они не предавали ее.

- Разрешаю даже пользоваться воспитательными подзатыльниками, - не менее серьезно произнес Ода. – Эти ребята тоже остались без родителей, и за ними теперь присматриваю я да хозяин одного кафе. Но он уже с этими хулиганами-заводилами не справляется. Хотя, на самом деле все они очень добрые. Ты им понравишься, - мягко улыбаясь рассказывал о детях.

- Но… зачем им… такая, как я?

- Будешь помогать хозяину кафе, по возможности, если дети тебя не монополизируют, - улыбнулся и протянул руку, но замер, увидев панику в ее глазах. – Не бойся, - широкая ладонь опустилась на белую макушку осторожно потрепав, заставив девочку озадаченно замереть, а спустя пару мгновений совсем по-кошачьи ластиться, впервые чувствуя, что другой человек не делает ей больно.

Это была самая теплая ночь в ее жизни, когда она, свернувшись в клубок под одеялом, спала на еще одном футоне, чувствуя слабый запах лаванды, которой пересыпают спрятанные на длительное хранение вещи.

А на следующее утро Оду вызвал начальник, и мужчина попросил девочку присмотреть за квартирой, ведь, возможно, его не будет несколько дней. А еще можно было пользоваться холодильником и смотреть маленький переносной телевизор.

Это было самое счастливое время в ее жизни. Полное хрупкой, робкой надежды, что наконец-таки все у нее будет хорошо. Атсуко все с большей уверенностью старалась смотреть в будущее, которое она сама боялась даже представить. Позволила даже себе немного помечтать, о четверых младших братьев и одной миленькой сестренке, про которых упомянул Сакуноске.

Но все рухнуло в одночасье.

Ода пришел ночью. Весь мокрый, с каким-то пустым, потемневшим лицом. Увидев перепуганную Атсуко он попытался улыбнуться, но губы не желали его слушаться выдавая жутки оскал. Ноги его подкосились – он прикрыл лицо дрожащей рукой. Девочка набросила ему на плечи полотенце.

- Что произошло? – тихо спросила она. Мужчина уже объяснял ей, где работает, но обещая, что ноги ее не будет в мафии. Ни ее, ни младших.

- Они погибли, - прохрипел он. – Все. И этот упертый хозяин… и дети… - Ода схватился за голову, оседая. – Эти сумасшедшие ублюдки взорвали их прямо у меня на глазах.

Мечтать вредно. И опасно. Ведь когда они разбиваются, то больно ранят осколками. Она их даже ни разу не видела, кроме как на фото. Счастливых фотографиях, развешанных на обоях. И их нет…

По щекам потекли слезы, девочка сидела у стены и молча наблюдала, как Ода скупыми, техничными движениями собирает оружие. Мужчина не смотрел на нее. Лишь изредка раздавались щелчки взведенных пистолетов. Это было похоже на молитву.

Или последнюю исповедь.

- Ты не вернешься… - раздался ее тихий, шелестящий голос, когда он обернулся.

Он тихо выдохнул, и медленно, чтобы не напугать, опустился рядом.

- Я не знаю, - сказал просто, потрепав ее по волосам. – Но, если я не вернусь до завтрашнего полудня, то… - достал из кармана какой-то клочок бумаги, равнодушно посмотрел на него. – Я запишу тут номер телефона моего друга. Он, конечно, тот еще засранец, но работает на правительство. Скажешь, что от меня. Надеюсь, он поможет. Все-таки ты – обычный человек, не эспер. Тебя нет причин использовать. Просто пообещай мне, что больше не будешь бродяжничать, хорошо?

- Обещаю, - пробормотала едва слышно, неожиданно даже для себя уткнувшись ему в плечо. От мужчины пахло дождем, табаком и… гарью. Мысленно обещая, что никому и никогда не проболтается о тигрице в ее голове.

Таким Атсуко его и запомнила: высокую фигуру в закрывающемся дверном проеме. Единственный взрослый, который отнесся к ней по-хорошему.

Девочка так и просидела всю ночь у стены, тупо глядя перед собой. Но к рассвету все же задремала.

Пока не раздалось шкрябанье у двери, будто кто-то не может попасть в замочную скважину. Щелчок и грохот.

Девочка подскочила, и сонно хлопая глазами вышла в коридор, надеясь, что Ода все-таки вернулся.

Но в прихожей шатаясь стоял незнакомый мужчина в черном, порядком измятом костюме, у его ног грязным пятном валялось пальто. В окровавленных руках незнакомец держал бутылку. А в воздухе безбожно воняло алкоголем, заставляя Тсукико раздраженно зашипеть. Из-под растрепанных, немного вьющихся каштановых волос смотрели темно-карие глаза.

- Киса-киса! – вдруг заорал он, прикладываясь к бутылке. – Иди к новому папочке! Кис-кис-кис! Блохастик… - запнулся, вперившись в замершую от ужаса девочку полубезумным взглядом. – О-пань-ки… детеныш человечий, а где… - в его глазах мелькнуло понимание, и незнакомец расхохотался. Громко, почти захлебываясь, заставляя девочку в панике оглядываться, не зная, что делать.

Внезапно смех утих, и мужчина… нет, он моложе, чем Ода, как-то неожиданно оказался рядом с ней. Окровавленные пальцы вцепились ей в горло.

- Это впервые, когда Ода почти обманул меня… - прошипел он, глядя на нее мрачно, почти зло. В нос бил отвратительный запах перегара.

Атсуко захрипела, глядя на него в ужасе. Не было слышно даже рыка тигрицы, будто она исчезала, и девочка осталась один на один с безумцем. Ногти беспомощно царапали забинтованные запястья, слезная пелена застилала глаза. В ушах стучала кровь, заглушив даже звон стекла.

Горло выпустили, но сильные пальцы железной хваткой сжались на ее плечах, пока она хватала ртом воздух. Сердце бешено колотилось, больно ударяясь о грудную клетку.

-… умер… - наконец, сквозь шум в ушах, расслышала девочка. – Одасаку умер на моих руках… Он больше не вернется… - он все сильнее и сильнее наваливался на нее, почти повиснув на ней, роняя ее на колени. – И все из-за… - почти прошептал, нависая над ней, одной рукой сильно давя на плечо, второй крепко сжав ее скулы. – Он просил меня позаботиться о его котенке, а тут ты… блядь, - мужчина осекся, резко распрямляясь, прикрывая рот рукой. - Ебанный… - пошатываясь, задевая плечами стены, побрел в ванную, где, судя по звукам его тошнило.

А Атсуко сидела, обхватив себя руками, захлебываясь слезами, тонко поскуливая от боли и страха. Этот человек пугал ее до ужаса. Хотелось сбежать, но на ней была одна только футболка.

В ванной зашумела вода. Девочка осторожно поднялась на дрожащие ноги, заглядывая к нему, но готовая в любой момент задать стрекоча.

Шатен полулежал, нависнув над ванной и засунув голову под ледяную воду. Из его груди с хриплом вырывался воздух, хватая ртом воду. А ведь это именно он на фотографии вместе с Одой, и еще одним человеком в очках. Наверное, они друзья? И он тоже из мафии. Теперь понятны его повадки…

Атсуко вытерла мокрые от слез глаза, и увидела, что этот человек неловко пытается сорвать с себя галстук, но шатается и почти ударяется виском об унитаз.

Наверное, это неправильно. Ведь он едва не задушил ее, но… тело среагировало прежде разума, когда она подставила ладонь, подхватывая тяжелую голову.

Боги, да он же насквозь мокрый! Так и заболеть недолго! Тем более, незнакомец отрубился.

Девочка тяжело выдохнула: зря она это затеяла, но… и оставить все просто так она не могла.

А ведь когда он не кривился, то можно было понять, что человек перед ней очень молод. Почти юноша. Но тяжелый… зараза!

И Тсукико не могла помочь, подозрительно притихнув. Кое-как Атсуко смогла дотащить мертвецки пьяное тело до футона. Теперь самое… неприличное. Надо снять мокрую одежду, иначе друг Оды может заболеть. Это будет грубо по отношению к единственному доброму к ней человеку. Она смотрела куда угодно, но не на тело, лежащее перед ней, когда руки ловко и привычно (скольких малышей блондинка переодевала за всю свою жизнь в приюте – не счесть) расстегивали сначала пуговицы пиджака, а потом и рубашки. Галстук пришлось срезать найденными ножницами, слишком уж он был затянут на горле незнакомца.

А ведь бинты тоже промокли – пришлось срезать и их, внимательно следя, чтобы не было открытых ран. Но нет. Под слоем ткани скрывались лишь шрамы. Самые разные. И от ожогов, и резанные, и от огнестрельных ранений. Страшнее всего выглядели руки: будто неоднократно изрезанные чей-то безжалостной рукой. Атсуко лишь печально качала головой: у нее тоже была коллекция, но… не такая впечатляющая. Стало грустно оттого, сколько пережил лежащий перед ней. Даже страх отступил, уступая место сочувствию. Да изрезанные пальцы надо заклеить пластырем, а то простыня уже вся в крови. И рубашку застирать. Убрать пиджак и повесить пальто. Все действия она выполняла механически, не думая, пытаясь хоть как-то отвлечься, но…

Наконец, все было закончено квартира убрана, а шатен мирно спал под одеялом. Блондинка неверным шагом зашла на кухню и, уронив голову на руки, зарыдала в голос.

Пришло осознание: Ода мертв. Окончательно и бесповоротно. Она больше не увидит высокого человека в белом пиджаке, с ласковым, но немного печальным взглядом. Больше никто не потреплет ее волосы. А утром надо будет позвонить некому Анго, чтобы ее снова отправили в приют – она ведь обещала. И неважно, что с ней будет. Наверное, новые шрамы.

Атсуко и не заметила, как забылась тяжелым, мрачным сном, пока громкий шум в ванной ее не разбудил: вчерашний пьяница проснулся.

Она упустила время, чтобы сбежать. И что теперь делать?