[638] Мин Лу рвёт и мечет (2/2)

Ван Жунсин сделал вид, что поверил. Мин Лу с детства восхищался подвигами царя Ли Цзэ, а теперешняя неприязнь — всего лишь ревность к сопернику. Мин Лу безответно и безнадежно влюблён в свою мачеху, но поскольку это запретная тема, то никогда ни с кем и словом об этом не обмолвился и ничем, кроме фанатичного почитания, свои чувства не выдавал. Ван Жунсин слишком хорошо знал Мин Лу, потому обо всём догадался сам. А вот теперь появляется небожитель, бог даже, и преспокойно заявляет свои права на то, что Мин Лу никогда получить не сможет. Неудивительно, что Мин Лу взбеленился.

— Это можно счесть благосклонностью нашего бога, — сказал Лао Энь. — Нельзя считать это… непотребством. Траур давно закончен, будь вдовствующая императрица обычной женщиной, она преспокойно могла бы вновь вступить в брак.

— Вряд ли речь идёт о браке, — возразил Лао Хань. — В крайнем случае, чтобы сохранить репутацию и честь династии Вэнь, вдовствующую императрицу можно будет провозгласить жрицей бога…

— И упечь в монастырь? — насмешливо спросил Ван Жунсинь.

— Матушку в монастырь?! — взъярился Мин Лу.

— Мы этого не говорили, — в голос воскликнули министры, проявив небывалое единодушие.

— Не позволю! — не слушая их, прорычал Мин Лун. — Никому не позволю! Я этого бога… я…

— На дуэль вызовешь? — скептически спросил Ван Жунсин. — Мин Лу, остынь. Прежде чем делать поспешные выводы, не стоит ли спросить у твоей мачехи, что она думает по этому поводу?

— Ты! — вспыхнул Мин Лу. — Ты ведь не думаешь, что матушка…

Именно это Ван Жунсин и думал, но ответил осторожно и дипломатично:

— Если бог войны проявил благосклонность к твоей мачехе… Я не говорю, что между ними может происходить что-то недостойное, благосклонность может проявляться по-разному, — тут же оговорился он, видя, как гневно разгорелись глаза юного императора. — И если твоя мачеха ответила богу войны тем же, хотя бы и из заботы о благополучии царства Вэнь, поскольку гнев бога может обернуться небывалыми бедствиями, то в этом нет ничего предосудительного. Твоя мачеха — умная женщина.

Министры одобрительно покивали, хоть и ни слову не верили. Какие заботы о благополучии царства! Такому мужчине, каким предстал перед ними Ли Цзэ, никакая женщина не откажет, даже у старшей придворной дамы кое-какие неприличные мыслишки восстали из пепла, а уж она-то дама почтенная и давно вышла из возраста, что тогда говорить о молодой красивой вдове?

Мин Лу заскрежетал зубами и несколько раз тонул ногой:

— Нет! Не позволю! Не позволю ему обесчестить матушку! Я… — споткнулся он и продолжил с отчаянием: — Я заставлю его взять за это ответственность!

— Как? — невольно удивился Ван Жунсинь.

— А вот увидишь, как, — буркнул Мин Лу и демонстративно скрестил руки на груди, намереваясь простоять у павильона вдовствующей императрицы хоть всю ночь. Сделать это ему не удалось. Ван Жунсин уговорил его идти спать, а сам обещал постоять на страже вместо него и сразу же сообщить, если барьер исчезнет или кто-то выйдет из покоев Тайхоу. Мин Лу неохотно согласился, но, уходя, павильону кулаком всё-таки погрозил. Ван Жунсин обречённо подумал, что приглядывать ему придётся вовсе не за павильоном вдовствующей императрицы, а за личными покоями императора, чтобы Мин Лу в запале не натворил непоправимого: уж лучше прогневать императора, чем бога.