[595] Юноша с несчастным лицом (2/2)

— Ваше мастерство управления боевым кнутом поражает воображение, — покраснев, сказал Цинь Юань.

Янь Гун удивлённо приподнял брови. В голосе юноши звучало неподдельное восхищение, он сказал так не чтобы подольститься.

— Вот как? — вслух спросил евнух. — Тогда почему бы не сменить меч на одно из упомянутых оружий?

— Я… — пролепетал Цинь Юань, — я… неуклюж, у меня всё из рук валится. Я пробовал использовать и лук, и кнут…

— И? — с интересом подтолкнул его Янь Гун, потому что Цинь Юань замолчал, вероятно, смутившись настолько, что слова застряли в горле.

— Стрелы недолетают, я не настолько силён, а кнут… я запутался и упал, когда размахнулся, — пролепетал Цинь Юань.

«Да это просто чудо, что его не убили в первом же сражении!» — поразился Янь Гун.

— Иди за мной, — велел он, хмуря брови.

Янь Гун быстро пересёк лагерь и вошёл в царский шатёр. Цинь Юань остановился за порогом, как вкопанный. Янь Гун обернулся:

— Почему остановился?

— Но ведь это царский шатёр, — сказал Цинь Юань с некоторым благоговением в голосе.

— Разумеется, это царский шатёр, — фыркнул Янь Гун и, видя, что сам Цинь Юань и шагу внутрь не сделает, взял его за руку и повлёк за собой. То, как широко раскрылись при этом глаза Цинь Юаня и разгорелось лицо, он не заметил.

Ли Цзэ стоял, склонившись над картами, и не заметил поначалу вошедших.

— Цзэ-Цзэ? — окликнул его Янь Гун. — Разведчики вернулись.

Ли Цзэ очнулся от созерцания и выпрямился.

— А это кто? — удивился он, заметив Цинь Юаня, которого евнух всё ещё крепко держал за руку.

— Это Юань-эр, — объявил Янь Гун, — наш новый адъютант. Что скажешь, Цзэ-Цзэ?

Судя по ошарашенному лицу Цинь Юаня о своём повышении он слышал впервые, Ли Цзэ так и сказал.

— Жалко мальчишку, — сказал Янь Гун, отпуская, наконец, руку юноши, которого запросто окрестил Юань-эром, — убьют же.

Ли Цзэ поглядел на Цинь Юаня, который страшно смутился этому вниманию и тут же сложил кулаки и поклонился, выронив при этом меч. Янь Гун многозначительно поиграл бровями.

— Понятно, — сказал Ли Цзэ. — Что ты там говорил о разведчиках?

Янь Гун разложил на столе бумаги, которые принёс с собой. С царём он обращался запросто, даже пару раз локтем пихнул, чтобы привлечь внимание к своим словам. Цинь Юань вытаращился на них, с трудом понимая, что происходит. Он был ошарашен и своему назначению царским адъютантом — на деле вышло, что адъютантом царского евнуха, — и тому, что увидел в царском шатре. Ли Цзэ заметил его взгляд и, усмехнувшись, сказал:

— Привыкай. Когда речь заходит о Гунгуне, о субординации лучше позабыть. Видишь ли, он мой лучший друг.

Янь Гун же просеменил обратно к Юань-эру и похлопал его по плечу со словами:

— Можешь написать отцу, что получил повышение до царского адъютанта. Уверен, он будет доволен.

— Отцу? — переспросил Ли Цзэ, и Янь Гун заставил Цинь Юаня рассказать царю его историю. Юань-эр страшно смущался, к тому же Янь Гун всё время его перебивал и рассказывал сам, но история всё же была досказана. Ли Цзэ чуть нахмурился.

— Мы ведь его оставим, правда? — заискивающе спросил Янь Гун.

— Не говори так, словно котёнка подобрал, — неодобрительно велел Ли Цзэ, заметив, как стушевался Юань-эр. — Пусть решает сам. Я могу отменить приказ твоего отца, я всё-таки царь, и ты отправишься домой, — смягчая тон, сказал Ли Цзэ, уже обращаясь непосредственно к Юань-эру, — или ты можешь стать моим адъютантом, как и предлагает Гунгун.

Юань-эр залился краской, пару раз выронив и подхватив меч (Янь Гун тут же решительно отобрал у него оружие и положил у входа), и пробормотал:

— Я… я останусь. Бла… ца… за ми… ока…

— «Благодарю царя за оказанную милость», — перевёл его лепет Янь Гун и за плечи подтолкнул Юань-эра к столу. — Не смущайся ты так, царь такой же человек, как мы с тобой. И не кланяйся, говорю тебе. Царю это нравится ещё меньше, чем мне. Собери старые карты и сожги их, это будет твоё первое задание на новой должности. Цзэ-Цзэ, ну, что скажешь? — И они с Ли Цзэ снова наклонились над столом, яростно заспорив насчёт стратегии наступления.

Цинь Юань прижал охапку старых бумаг к груди и некоторое время смотрел на спорящих друзей, широко раскрыв глаза, как смотрит ребёнок, которому показали красивую игрушку, о которой он долго мечтал, и сказали, что она теперь его, и лицо его так полыхало румянцем, что, вероятно, не потребовался бы и кремний, чтобы развести огонь для сжигания старых карт: если бы Юань-эр приложил бумагу к своему лицу, она бы тут же вспыхнула и сгорела.