[585] Можно ли надеяться на чудо, когда других надежд не осталось? (2/2)

Янь Гун потёр лицо рукавом, шмыгнул носом и сказал:

— Мэйжун уже спасла Цзэ-Цзэ однажды. Кто сказал, что чудо не может повториться?

— Царская наложница! — в голос воскликнули министры и перестали рвать на себе волосы.

Янь Гун сделал глубокий вдох, выдохнул, пытаясь успокоиться, но губы у него так и задрожали, когда он опять поглядел на Ли Цзэ.

— Не раскисай! — Цзао-гэ хлопнул его по спине, подталкивая к двери. — Ты же царский евнух, иди и позови Мэйжун. Сможет она спасти Ли-дагэ или нет, но как царская наложница она тоже должна здесь быть, разве не так?

Янь Гун хорошенько ударил себя ладонями по лицу и побежал в покои Хуанфэй, чтобы позвать Мэйжун. Церемониться он не стал, распахнул дверь, перевалился через порог и бухнулся на колени, так припечатав лоб в пол, что гул можно было расслышать в любом уголке покоев.

Су Илань, чувствуя лёгкое недомогание, поскольку приближалось полнолуние, полулежал на кровати, но тут же вскочил на ноги, поскольку такое поведение евнуха могло означать только одно.

— Ли Цзэ? — сдавленно спросил Су Илань.

— Спаси его, — проскулил Янь Гун, — спаси моего друга и можешь хоть ногами меня попирать, я тебе и слова не скажу!

Он поднял голову и вздрогнул. Он не думал до этого момента, что Мэйжун с её невероятно белой кожей может побледнеть, но сейчас лицо царской наложницы так помертвело, что стало почти серым. Су Илань пошатнулся, но тут же овладел собой, перепрыгнул через евнуха и понёсся через весь дворец к царским покоям, с трудом удерживая себя в обличье Мэйжун, на волю рвался даже не Су Илань, а Белая Змея, настолько пошатнулось его внутреннее равновесие. Янь Гун припустил за ним следом, но не смог нагнать и прибежал лишь через минуту, задыхаясь и хватаясь за бок. «Ну она и бегать! — невольно подумал он. — Точно ведьма!»

Мэйжун, как он обнаружил, уже стояла у носилок с телом Ли Цзэ, глаза у неё остекленели, руки потянулись к щекам, точно она собиралась расцарапать себе лицо, как это нередко делают женщины в приступе отчаяния.

— Спаси его! Спаси нашего царя! — взмолились министры, и Цзао-гэ присоединился к ним.

Су Илань никак не мог отвести взгляда от лица Ли Цзэ, на котором с каждой секундой всё явственнее проступала печать надвигающейся смерти. Очередное трепетание копья вывело его из оцепенения. Он, не оборачиваясь, резко сказал:

— Все вон! Немедленно!

Янь Гун засуетился, подталкивая к выходу министров и остальных.

— Ты тоже, — по-прежнему не оборачиваясь, велел Су Илань.

Янь Гун досадливо сморщился — спиной она его, что ли, видит? — но спорить не осмелился. Речь ведь шла о жизни и смерти Ли Цзэ. Он вышел и затворил за собой двери, сосредоточенно хмуря брови. На то, чтобы прогнать всех остальных от царских покоев, много времени не ушло: царский евнух был вторым после царя, его обязаны были слушаться все, даже министры, если царь пребывал в отсутствии. И разумеется, сам Янь Гун остался у царских покоев.

«Если не сейчас, то когда?» — подумал он и решительно провертел очередную дырку в окне.