[441] Новый взгляд на Ху Баоциня (2/2)

— Что ты мыкаешься, как неприкаянный? — раздалось у него за спиной.

Ху Сюань подскочил на месте от неожиданности, хвост у него распушился, как щётка. Когда лисы пугаются или при внезапном всплеске эмоций, шерсть у них тоже встаёт дыбом. Он не заметил, как подошёл Ху Баоцинь. «Надо же так подкрадываться!» — сердито подумал Ху Сюань, рукой подталкивая хвост за спину.

— Я собирался работать, но… — начал Ху Сюань.

— Работать? — непередаваемым тоном переспросил Ху Баоцинь. — С такими руками? Ты уже забыл, что я вчера тебе сказал, Сюаньшэн? Никакой работы, пока руки не подживут. Не хватало мне ещё в учениках лиса-калеку! Иди, учи Лисий Травник.

Вообще-то Ху Сюань Лисий Травник уже выучил — все девять томов, и сейчас изучал книги по культивации.

— Но ведь… — начал Ху Сюань.

— Не спорь со мной, — возмутился Ху Баоцинь. — Учитель тебе дал задание, а он ещё фыркает!

— Я не фыркал, — возразил Ху Сюань.

— И пререкается, — добавил Ху Баоцинь.

— Я не пререкался, — опять возразил Ху Сюань.

— А что ты тогда прямо сейчас делаешь? — спросил Ху Баоцинь и протянул руку.

Ху Сюань невольно прижал уши и втянул голову в плечи. Но Ху Баоцинь только потрепал его по ушам, а не стукнул. Ху Сюань удивился. Учитель не то что его не поощрял, не хвалил даже, а тут — потрепал по ушам, когда, положа лапу на сердце, следовало за эти самые уши выдрать, чтобы не дерзил старшему…

— В общем, хватит фыркать, Сюаньшэн, — резко сказал Ху Баоцинь, пряча руку за спину, словно сам не ожидал от себя того, что сделал, и теперь постарался скрыть смущение за нарочитой резкостью, — иди и делай то, что я тебе велел.

— Да, Сяньшэн, — растерянно отозвался Ху Сюань и побрёл к себе. Быть может, не такой уж и гадкий характер был у Ху Баоциня?

Ху Баоцинь стоял, не двигаясь, пока Ху Сюань не ушёл, потом громко выдохнул и уставился на свою руку, которой потрепал Ху Сюаня по голове с таким видом, словно рука его жила своей жизнью, а он своей.

— Ты что это выдумал? — пробормотал Ху Баоцинь, и вопрос этот явно адресован был не его руке, а ему самому.