[181] Разговоры в темноте (2/2)

— Хм… — несколько смущённо отозвался Ху Фэйцинь. — Почти.

— Ты, кажется, медитировал? — спохватился Лун. — Не буду тебя отвлекать. Поговоришь со мной, когда сочтёшь нужным. Я просто рад, что у меня появился собеседник, вот и разболтался…

Ху Фэйцинь заметил, что голос Луна несколько изменился за время их беседы. Скрежет из него пропал, тембр голоса у него был приятный, мелодичный. Такой мог быть у небожителей высшего ранга или…

— А ты, случаем, не бог, Лао Лун? — не удержался Ху Фэйцинь.

— Нет, а ты?

— Э… — споткнулся Ху Фэйцинь, — нет.

— Хм… понятно, — протянул Лун. — Значит, всё-таки бог. Уже и богов в темницу сажают… Куда катятся Небеса…

Ху Фэйцинь почувствовал себя неловко. Он ждал, что Лао Лун спросит, чего он бог, но тот не спросил. Ху Фэйцинь подождал немного, послушал дыхание темноты и вернулся к медитации. Лун умолк, быть может — заснул.

Когда Ху Фэйцинь медитировал, он всегда выпадал из времени и не мог сказать, сколько часов, дней или даже недель прошло с начала медитации. На Небесах его всегда будил от астрального сна Циньван Хуашэнь, на Лисьей горе — Ху Вэй или Недопёсок, которому Лис-с-горы это поручал. Глубокая медитация была опасна тем, что из неё можно было не вернуться.

Ху Фэйцинь слышал о таком в мире смертных: монахи становились ни живыми, ни мёртвыми, их наряжали в шелка и поклонялись им, как святым, веря, что они обрели бессмертие и однажды очнутся и поведают людям тайны Неба и Земли. Вот только ни один не очнулся, и люди продолжали носиться с живыми мощами сотнями лет. На Небесах он тоже видел несколько нетленных тел небожителей. Впрочем, после смерти тела небожителей не истлевали.

Сейчас погрузиться в глубокую медитацию Ху Фэйциню мешала боль. Раны на его спине, кажется, нисколько не затянулись, но прилипшая к ним ткань остановила кровь. Ху Фэйцинь машинально подумал, что одежду потом придётся сдирать вместе с кожей. Цепи врезались в тело. Он чуть шевельнул локтем, звено сместилось, и он разглядел на руке темно-красный след отпечатавшейся цепи. Судя по его глубине, цепи были на нём не меньше двух недель. «Значит, — подумал Ху Фэйцинь, — я медитировал две недели».

Лао Лун за это время не произнёс ни звука и даже не дышал. Ху Фэйцинь с беспокойством подумал: «А не умер ли он?» — и, вглядевшись в темноту, позвал:

— Лао Лун?

Тишина.

— Лао Лун?

Нет ответа.

— Лао Лун!

Послышался не то скрип, не то скрежет, похожий на лязг цепей. «Он тоже закован в цепи», — подумал Ху Фэйцинь.

— Ты что-то сказал? — хрипло спросил Лун. — Прости. Я, кажется, задремал. Я сплю иногда. Если получается закрыть глаза. Не так-то это просто.

Ху Фэйцинь ничего не понял, но особо не вдумывался. Он с облегчением вздохнул.

Тысяча лет в темноте с пусть и невидимым собеседником не так пугала, как тысяча лет в полном одиночестве и безмолвии.