Часть 8 (2/2)
— Я и не знала, что ты такой высокий, — сказала она, отойдя от него.
— Я тоже, — шутливо ответил Чарльз, улыбнувшись, — зато теперь я могу дотягиваться до книг, на верхних полках. Представляешь? — сказал он в никуда, — Ладно, пошли внутрь. Как поживает дядя Джо?
— Хорошо. Он снова собрался в Европу. Папа говорил, что хочет встретиться с новым импресарио и договориться о наших с ним совместных выступлениях, — сказала она, поудобнее перехватывая рюкзак и устраиваясь между Чарли и Брюсом.
— Замечательно. Я видел записи выступлений дяди Джо. Уверен, ты можешь не хуже, — сделал ей комплимент Брюс.
— Надеюсь, ты достанешь для нас два-три бесплатных билета? Так сказать, по знакомству? — лукаво спросил ее Чарли, из-за чего Затанна закатила глаза.
— Ха, ха. Очень смешно слышать про бесплатные билеты от богатейших людей города, — саркастично ответила она.
— А по твоему как мы ими стали? — с убийственной серьезностью спросил Чарльз, чем вызвал недоумение у Затанны и даже толику возмущения. Но заметив задавленную улыбку на его лице, тотчас же поняла, что ее разыгрывают.
— Чарльз! Хватит меня дразнить! — возмущенно, с трудом скрывая улыбку, воскликнула Затанна, ударив кулачком по плечу Чарльза.
— Прости. Не смог удержаться, — сказал тот смеясь и не обращая внимания на ее удар, — но знай! Три зрителя у тебя уже есть. Думаю, Альфред так же не откажется сходить на представление, — полувопросительно сказал Чарльз, бросив взгляд на идущего сзади Альфреда.
— Вы совершенно правы, хозяин Чарльз, — ответил Альфред, неся в руках два чемодана Затанны.
— Ладно уж, так и быть. Если будет аншлаг, то три билета я придержу, — как бы сдалась Затанна и вошла в дом.
День прошел полный радостных разговоров, рассказов и игр в карты. Еще с детства они любили коротать вечер за покером и теперь тоже решили сыграть партию. Альфред, который по такому поводу снял свой фрак, оставшись в жилете, выступал в роли крупье.
— Последний круг ставок! — объявил он, когда пришло время. По лицам троицы игроков невозможно было понять о чем они думают. Ведь все они неплохо знали повадки друг друга и старались быть максимально невозмутимыми. При этом Брюс постоянно был хмурый, Чарльз озадаченный, а Затанна улыбалась и подмигивала то одному, то другому.
— Пять тысяч! — выставила она перед собой горку фишек и с веселой ухмылкой стала ждать реакции.
— Кол<span class="footnote" id="fn_30673479_2"></span>! — невозмутимо сказал Брюс, выдвинув свою горку.
— Кол! — повторил за братом Чарльз.
— Вскрываемся, дамы и господа, — сказал Альфред, ухмыльнувшись.
— Каре десятка, мальчики! — с победной ухмылкой сказала Затанна, показывая свои карты.
— А, черт! — сказал Брюс, — Флеш!
— Ну не дуйся, Брюс. Когда мы играли в последний раз, ты сорвал банк. Должно же и мне повезти! — сказала она и хотела было потянуться за фишками, как вдруг заметила, что Чарли еще не показал карты.
— Хозяин Чарльз? — подал голос Альфред, на что тот, словно проснувшись, удивленно посмотрел на остальных.
— Что? Вскрываемся? — спросил он и совершенно безразлично бросил карты перед собой.
— КАК? — вырвался у Затанны возглас удивления. На зеленом сукне лежал бубновый стрит-флэш.
— Оу, — удивленно воскликнул Чарльз, словно только что увидел свои карты, — значит, я выиграл, да? — как бы удивленно спросил Чарльз, но медленно расползавшаяся по лицу ехидная улыбка, направленная на Затанну, выдавала его с головой.
— Ты, ты, ты, ты жульничал! — полная негодования воскликнула Затанна, из рук которой вырвали уже празднуемую ей победу.
— Альфред? — вызвал он в свою защиту крупье, на что тот с присущей ему невозмутимостью, произнес.
— Мисс Затанна. Все честно, — на что Занни, рыкнув, вышла из комнаты.
— Что это с ней? — удивленно спросил Брюс, на что остальные лишь пожали плечами.
— Пойду за ней, — сказал Чарльз и выкатил коляску из-за стола.
— Вы уверены, хозяин Чарльз? — спросил Альфред, на что тот кивнул и выкатил коляску из комнаты. Долго искать не пришлось. Затанна стояла на веранде, с видом на парк, обхватив себя за плечи. Через пару дней должно было быть полнолуние и она была освещена мягким, серебристым лунным светом.
— Занни? — подал он голос. Затанна вздрогнула и удивленно повернулась к нему, — почему ты обиделась? Ты и раньше проигрывала. Но никогда не было такой реакции, — спросил он, подкатив к ней.
— Прости. Не знаю, что на меня нашло. Почему-то мне было важно победить. Вот такая глупость, — сказала она, неловко переминаясь с ног на ногу.
— Все в порядке. Ни я, ни Брюс не обиделись. Это же…
— Дело не в этом. Не знаю почему, но как только я беру в руки карты, я начинаю чувствовать, что могу… не все, но очень многое. И каждый раз, как я проигрываю, чувствую жгучее разочарование, словно карты предают меня. Это не рационально, это глупо, но это так. И… я не знаю, что с этим делать, — призналась она. Впрочем, Чарльз на это лишь пожал плечами.
— Не думаю, что есть какая-то причина. Просто азарт игры. Вот и все, — сказал он, доставая из небольшого подсумка, что таскал с собой на коляске, клетчатый плед, — укутайся, пожалуйста. Уже ночь на дворе.
— Все так же таскаешь с собой всякие безделушки? — задала она вопрос, чтобы скрыть неловкость от заботы.
— Ну не звать же Альфреда каждый раз, как что-то понадобиться, — ответил он, словно это нечто в порядке вещей, — ты упоминала, что дядя Джо решил учить тебя магии. Может быть, это связано с этим?
— Не знаю, — сказала она, плотно укутавшись в шаль.
— А дядя Джо? — неожиданно спросил он.
— Думаю, знает. — протянула Затанна удивленно, видимо и не задумываясь об этом, охваченная переживаниями.
— Ну, значит и волноваться незачем. Видишь как все просто, — ухмыльнулся Чарльз, рассматривая освещенную мягким лунным светом девушку.
— Действительно, — сказала она и кивнула, — это просто, — сказала она с улыбкой и посмотрела на еще не полную луну. Между ними установилось уютное молчание. Чарли сидел на кресле, а Затанна, закутавшись в клетчатый плед, стояла, опираясь на опору веранды. Вдруг Затанна, словно стесняясь своего вопроса, спросила.
— Скажи. Почему ты ходишь в этом ужасном экзоскелете? Ведь я же вижу, насколько это больно.
— С чего ты взяла, что мне больно? — с улыбкой спросил он ее.
— Ты можешь врать кому угодно, Чарльз. Но не мне, — от ее стеснения не осталось и следа, — те кому не больно, не ходят так напряженно, словно к их спинам приставили нож, — сказала она. Чарльз продолжал улыбаться и смотреть на нее теплым взглядом. Она подумала было, что тот и дальше будет так смотреть, но он заговорил.
— Потому что я не хочу быть слабаком, Занни, — сказал он и вздохнув, начал смотреть в даль. Ответ был настолько неожиданным, что Затанна не сразу осознала его.
— Но… это… — попыталась она сформулировать вопрос.
— Глупо? — подсказал он ей и увидев кивок, продолжил, — это ответственность, Занни. Я — старший мужчина в семье. На мне ответственность за миллионы жизней на всем Восточном побережье. И они смотрят на меня, — сказал он и вновь посмотрел в даль, — люди судят по внешности, таков уж наш мир. Что они думают, видя инвалида? — спросил он ее и та отвела взгляд. Отношение к инвалидам варьировалась от жалости к презрению и она прекрасно понимала, что ее друг имеет в виду. У самой нет-нет и проскакивали подобные мысли, которые она старательно отгоняла, но никак не могла избавиться. И столкнувшись с таким откровением, не могла вновь смотреть на друга.
— По реакции вижу, что знаешь ответ. Но даже инвалид может вести людей. Рузвельт<span class="footnote" id="fn_30673479_3"></span> вел людей и привел их к процветанию. Готэм стал великим именно при нем и его «новом курсе». Он был сильным и я хочу быть таким, — уверенно сказал Чарльз, не мигая вглядываясь в темноту.
— Поэтому его портрет висит у тебя в комнате? — спросила она, припоминая, как увидела большую фотографию Рузвельта, что висела в гостиной.
— Да. Он был великим. Наверное, величайшим из американцев. И мне жаль, что такой человек как он не дожил до победы, — сказал он, но Затанну не убедил.
— И для этого ты одеваешь экзоскелет? Зная, что тебя ждет боль?
— Это плата, Занни. Боль есть плата за силу. За уважение. И за победу. Поэтому я буду терпеть эту боль. Столько сколько нужно, — сказал он и развернув коляску въехал в комнату, оставив Затанну одну с ее тяжелыми мыслями и с почти полной луной.