Часть 9 (1/2)

Аркхем… внушал. С одной стороны, перед моими глазами возвышался вполне современный корпус, где мне и предстояло проходить практику. Но с другой стороны, я видел шпили старого или первого корпуса Аркхема, с характерной для Готэма готической архитектурой. Когда-то давно мой предок Амадей Аркхем отдал свой особняк под нужды психиатрической лечебницы. Через несколько лет, когда его семью убили, он, не выдержав горя, сам оказался ее пациентом. С тех пор так и повелось. В каждом поколении Аркхемов оказывался хотя бы один псих. Естественно, это привело к тому, что со временем семья пресеклась. Нет, был еще жив Джеремайа Аркхем, вот только он с недавних пор поселился в той же палате, что и Амадей Аркхем.

Одной из последних относительно вменяемых Аркхемов оказалась моя бабушка. Дедушка Патрик, прошедший войну в качестве военного хирурга, был своеобразной личностью. Отец не раз говорил, что дедушка обладал просто чернушнейшим чувством юмора и редким цинизмом. Его самой невинной шуткой было спросить вернувшихся с кладбища родственников о здоровье того или иного покойника, а приемы пищи редко обходились без профессиональных комментариев о том, каким образом надо препарировать ту или иную тушку кабана, курицы, дичи, со всеми не аппетитными подробностями, вплоть до того, куда девать оставшиеся в кишках отходы жизнедеятельности. Неудивительно, что он сошелся с Амандой Аркхем, имеющей весьма вздорный, независимый и едкий характер. Впрочем, дед и тут смог переплюнуть свою будущую жену, чем почти до сумасшествия влюбил ее в себя. Увы, но они не дожили даже до свадьбы отца, мне было бы интересно познакомиться с ними. Но отца они любили, это я знал точно. Во всяком случае, он всегда отзывался о них с той же теплотой, с какой и я отзываюсь о моих родителях.

Подъезжая к главной психиатрической лечебнице Готэма, я все никак не мог отделаться от мысли, что вступаю в… болото. В тягучее, неприятное болото, сотканное из безнадеги и сладкого безумья, зовущего слабых погрузиться в него с головой и вернуться в мир другими существами, лишь своей оболочкой напоминавших людей. Чувство непонятное и неприятное, словно отголосок той памяти, что была у меня до убийства. Возможно именно здесь мне предстоит «вспомнить все».

Но даже без этого чувства Аркхем обладал крайне отрицательной репутацией, несмотря на то, что персонал делал все от себя зависящее, чтобы нивелировать ее. Вот и мой куратор доктор Лиланд старалась обеспечить результат и привлекать к работе молодых и перспективных психологов. Не знаю, был ли я молодым и перспективным, или роль сыграла фамилия Уэйн, но и я оказался включен в число интернов Аркхема.

— Доктор Уэйн. Приветствую вас в Лечебнице Аркхем, — сказала женщина слегка за тридцать, когда Альфред помог мне пересесть в кресло. Я решил, что Аркхем — это не башня Уэйна и здесь я вполне могу обойтись без экзоскелета.

— Рад встрече, доктор Лиланд, — сказал я, пожимая ее руку. Рядом с ней стоял высокий, чуть старше меня человек в очках и выражением врожденного превосходства на лице.

— Хочу представить вам доктора Крейна. Он осуществляет психологическое освидетельствование наиболее опасных преступников.

— Рад познакомиться, доктор Крейн, — пожимаю руку, не обращая внимание на немного снисходительное выражение лица опытного доктора, встречающего новичка.

— Взаимно, доктор Уэйн. Что привело вас в наши скорбные стены? — шутливо спрашивает Крейн.

— Ну, я надеялся приобрести необходимый для психолога опыт, перед началом собственной практики.

— Весьма здравое рассуждение. Поверьте, разнообразие здесь как в хорошем супермаркете. Психи и больные на любой вкус и цвет, — говорит он, из-за чего удостаивается укоризненного взгляда доктора Лиланд.

— Джон. Шутить будешь в ординаторской, а не на крыльце больницы, — с намеком сказала доктор Лиланд, из-за чего Крейн опустил голову в притворном раскаянии. Не теряя больше ни минуты, мы вошли в лечебницу.

Небольшая экскурсия, которая только укрепила мое изначальное впечатление, закончилась в ординаторской, где был накрыт скромный кофейный столик.

— Итак, вы будете проходить практику в течении года, после чего вольны решить, оставаться здесь, открывать частный кабинет или, если хватит времени, совместить, — сказала она, усаживаясь за стол. Рядом с ней уселся Крейн и начал медленно пить кофе, — скажу сразу, что после того, как Джеремайа Аркхем сошел с ума, должность главного врача вакантна. Я — лишь и.о. и многие решения приходится согласовывать с департаментом здравоохранения Готэма. В том числе и о приеме новых работников в штат. Это, если вы надумаете остаться с нами.

— А еще полицейский департамент почему-то решил, что мы будем отлично дублировать обязанности тюрьмы Блэкгейт и стали присылать нам наиболее выдающихся представителей городского криминала, — иронично заметил Крейн, отпивая из своей чашки.

— А в чем причина? — спрашиваю, чтобы поддержать разговор, хотя причина мне известна.

— Блекгейт переполнен, Синг-Синг отказывается принимать новых постояльцев, угрожая забастовкой, а другие федеральные тюрьмы не имеют желание связыватся с Готэмским криминалом. Вот власти города и не придумали ничего лучше, чем отправлять сюда всех тех, у кого обнаружатся хотя бы малейшие отклонения, — иронично рассуждает Крейн, на что Лиланд отвечает.

— Тебе то грех жаловаться. У тебя уже пятая статья за год выходит, благодаря количеству и «качеству» материала.

— Грешен, — соглашается он и, видя легкое непонимание на моем лице, снисходит до объяснения, — Аркхэм — рай для психолога-теоретика. Такого разнообразия отклонений как здесь, вам не найти. Всего-то и нужно подобрать правильный подход к больному. Ну и, каждое освидетельствование любезно оплачивается из муниципального бюджета, что добавляет нули к моему банковскому счету.

На этом беседа ушла в сторону пациентов, с которыми мне предстояло работать. В основном это были люди с небольшими отклонениями. Кроме того, было решено спихнуть мне и психологическую консультацию чему я, если честно, был рад. Все-таки идея собственного кабинета мне нравилась гораздо больше, чем постоянное пребывание в Аркхеме.

В целом, я был доволен первым днем практики. Тем более, что от меня не требовалось постоянное присутствие, достаточно было 2-3 дня в неделю осуществлять обход закрепленных за мной пациентов и проводить консультацию.

По возвращении домой, я увидел сидящую на крыльце Затанну, обхватившую колени руками.

— Занни, что случилось? — спросил я когда Альфред помог мне пересесть в кресло и я подкатил к ней.

— На, прочти, — сказала она, протягивая мне бланк. Это была телеграмма с сообщением о том, что Джованни Затара объявлен пропавшим без вести.

— Он что-то знал, — безэмоционально сказала Затанна, уставившись в никуда, — он когда со мной прощался, говорил так, как будто мы больше не встретимся. А я не обратила на это внимание, — она говорила, а по щекам ее текли слезы.

— Я заварю чай, — сказал Альфред и пошел в дом.

— Занни, пошли в дом, — сказал я въехав на пандус. Уверенно взял ее за руку и потянул внутрь. Она не сопротивлялась. Очень скоро мы оказались в моей гостиной, куда Альфред с максимальной скоростью доставил чайный сервиз. Я усадил ее на диван рядом со мной, налил чая, положил туда две ложки сахара и отдал ей, — пей, — сказал я уверенным, даже ультимативным тоном. Она, все еще находясь в шоке, отпила от чашки. Не знаю, сахар ли или теплота напитка, но взгляд ее сделался более осмысленным.