Часть 4 (1/2)

Трудна ли жизнь колясочника? Вопрос в равной степени практический и философский. С практической точки зрения, она полна мелких бытовых неудобств, вроде самостоятельного похода в туалет или приема душа. Про лестницы я вообще молчу. Но в то же время, когда у тебя есть возможности, то все это становится не таким уж и важным. С философской же точки зрения… колясочник мало чем отличается от других людей. Ведь недуг не мешает ему думать, размышлять, учиться… проблемы с ногами не отражаются на мыслительных функциях мозга. Но влияют на само мышление. Ибо, как известно, бытие определяет сознание.

В моём случае, всё было несколько интереснее. Деньги позволили мне не обращать слишком уж большое внимание на бытовые неудобства. Поместье очень быстро обзавелось всеми необходимыми пандусами, бортиками и другими приспособлениями, что должны были облегчить мне жизнь. Штат слуг тоже был увеличен, с учётом моих и Брюса особенностей. За нами постоянно присматривали няньки с безупречной репутацией и дипломами лучших педагогических вузов.

В этих условиях, единственным человеком, что хоть как-то пытался нам помочь, был Альфред. Наверное, ему я должен сказать спасибо за то, что эти два года, что прошли со смерти родителей ни я, ни Брюс не полезли в петлю. Дворецкий продолжал неукоснительно исполнять свои обязанности, подчеркнуто обращаясь и со мной и с Брюсом на вы. Но порой в его «Хозяине Чарльзе» или «Хозяине Брюсе» чувствовалось столько заботы и участия, что мы и не замечали особой отчужденности. Наоборот. Когда меня или Брюса накрывала черная меланхолия, он с непрошибаемой прямолинейностью старался достучаться до нас, чтобы мы занялись каким-то делом, а не самоедством. Бывало, что мы с Брюсом кидали в него книги, вазы или какие-то другие твердые вещи, кричали и проклинали его, чтобы заставить его уйти и оставить нас в руках наших демонов, но он как-то умудрялся игнорировать это, продолжая монотонно бубнить о том, что «у вас, хозяин Чарльз, контрольная по риторике. А без риторики, вы можете забыть о карьере психиатра».

Да, я таки решил стать психиатром. Это не блажь и минутный порыв, а осознанный выбор. Профессия в равной степени полезная как в жизни, так и в бизнесе. Естественно, Альфред обеспечил и меня, и Брюса лучшими учителями. Параллельно математике, истории, физике и другим наукам я прохожу и психиатрию. Уже сейчас я неплохо разбираюсь в основах, а к восемнадцати смогу сдать квалификационный экзамен. После, меня ждет заочное поступление в какой-нибудь экономический колледж, потому что никуда уезжать я не собираюсь. Нет у меня никакого желания селится в шумное общежитие и или брать в аренду квартиру. Видимо, мне предстоит жизнь затворника.

Брюсу сейчас и легче, и сложнее. Он пока не выбрал, что будет учить, но, я предполагаю, что минимум юридическое он получит. К тому же он, в отличии от меня, мобилен и у него есть подружка. Маленькая Рейчел Доуз старалась бывать у нас как можно чаще. При ней мой младший брат словно оживает, начинает улыбаться, хотя до полноценной радости еще далеко. Это, наверное, один из немногих поводов радоваться для меня лично. Хоть кому-то хорошо.

В общем и целом, наша с братом жизнь мало изменилась. Уроки у репетиторов сменяются поездками на природу. Удивительно, но я пристрастился к рыбалке. Пока Брюс, вместе с Альфредом, ходили по лесу, я сидел с удочкой на причале или на пляже и медитировал на поплавок. Для меня это стало лучшей релаксацией, хоть это и странно для четырнадцатилетнего подростка. Я давно уже перестал следить за собой, чтобы не показывать себя старше. Альфред с Брюсом не придираются и ладно.

Так что со стороны могло показаться, что все не так плохо. Да, с физической точки зрения все действительно было неплохо. Мы были одеты, обуты, сыты. Нам давали уроки лучшие учителя, а денег было столько, что мы бы их не потратили и за сто лет.

Гораздо хуже обстояли дела с психологической точки зрения. И я и Брюс винили себя в смерти родителей. Я говорил с ним и не раз, применяя новообретенные навыки психолога и вытягивая информацию, так что прекрасно понимал, что под показным безразличием скрывается серьезно покалеченная детская психика. Мне тоже тяжело, но у меня сознание взрослого человека, которое хоть и не избавило от чувство вины, но изрядно ее притупило. Причем если я хотя бы понимал, почему я виноват, то у мелкого вина была иррациональной. Как мне объяснила доктор Лиланд, мой преподаватель и штатный психолог Брюса, у него - синдром выжившего. Уж что только не перепробовал Альфред: приглашал психологов, водил на курсы… всё бестолку. Мы оба чувствуем вину за то, что выжили, а родители нет. Вот и получается, что росли мы оба нелюдимыми, замкнутыми детьми, с кучей комплексов и проблем.

— Хозяин Чарльз, сегодня к нам прибыли гости, — сказал Альфред, зайдя ко мне в комнату. Коляска был придвинута к окну, а на коленях лежал томик Юнга.

— Гости? Но я не знаю ни о каких гостях, — ворчливо сказал я, оборачиваясь на коляске. Она был оборудована электромотором, так что проблем с передвижение у меня стало поменьше, чем раньше. Сегодня мы собирались ехать за город, чтобы я с утра смог сесть за рыбалку. Был довольно солнечный день и у меня было не такое паршивое настроение, как обычно. Ключевое слово — было.

— Это старые друзья ваших родителей. Они хотели убедиться, что с вами всё в порядке, — невозмутимо ответил Альфред.

— Как же меня достали все эти доброхоты, — пробормотал я, вспоминая всех этих «друзей» семьи. Макс Шрек, Дуглас Фредрикс и другие богатые и влиятельные люди, за показными улыбками скрывающие торжество от того, что теперь-то Томас Уэйн не будет им мешать зарабатывать деньги. И, кто знает, может быть, даже прибрать к рукам Уэйн Энтерпрайзес?

— И тем не менее, приличия должны быть соблюдены. Хозяин дома всегда встречает гостей, — сказал мне Альфред, на что я обреченно кивнул. В комнату беззвучно вошли два гувернера и начали одевать меня в парадный костюм. Иногда я ненавидел Альфреда за это. Уж больно ловко он манипулировал моим чувством ответственности. Но деваться некуда. Придется идти в холл.

Через пять минут я выехал из своей комнаты и въехал в лифт. Альфред уже стоял внизу, и, пока я спускался, о чем-то беседовал, видимо, с гостями. Интересно. Раньше он не был столь словоохотлив. У входа стоял высокий человек во фраке и цилиндре, с маленькими усиками и со взглядом бывалого мошенника. Брюс тоже был внизу. Ну да. Приличия должны быть соблюдены. Плавали, знаем.

— Мистер Уэйн, позвольте представить вам Джованни Затару и его дочь Затанну, — максимально торжественно сказал Альфред и только в этот момент я заметил второго гостя. Точнее — гостью. За спиной человека во фраке пряталась девочка лет десяти с черными волосам до лопаток, которая безуспешно пыталась скрыться за спиною отца, то и дело выглядывая в мою сторону, словно от чего-то смущаясь.

— Здравствуйте, мистер Уэйн. Позвольте выразить вам и вашему брату соболезнования, в связи с кончиной ваших родителей. Томас был моим другом, — сказал он

— Благодарю вас, мистер Затара. Я рад видеть друзей отца в этом доме, — сказал я. Несмотря на то, что радости я не испытывал от слова совсем, этот человек меня интриговал, — извините меня за излишнюю откровенность, но вы не похожи на бизнесмена, — спросил я, прикидывая, кем мог быть этот странный человек.

— О, я вовсе не бизнесмен. Дело в том, что я иллюзионист, — сказал он, улыбнувшись немного лукавой улыбкой.

— Вот как? — сказал я, ни намеком не выдав своего недоумения. Не уж то ему нужны деньги? Не слишком ли приходить домой к детям «друга», чтобы клянчить деньги на свои фокусы? Да еще и ребенка с собой притащить?

— Да. Позвольте? — сказал он и, приблизившись ко мне, протянул руку и вытащил из-за уха монетку, — прошу, — сказал он, положив монетку мне в ладонь.

— Милый фок… — хотел было сказать ему холодным тоном, как вдруг почувствовал, что монетка нагрелась и с недоумением посмотрел на гостя. Тот вновь улыбнулся и хлопнул в ладоши. В эту же секунду десятицентовая монета начала увеличиваться и в моей руке теперь лежал золотой доллар, — как? — удивленно спросил я.

— Дело в том, что я не совсем обычный иллюзионист. Впрочем, если вы позволите, то лучше побеседовать в другом месте.

— Согласен, — кивнул я, — прошу, — указал я рукой направление и поехал внутрь. Впервые за два года я был заинтригован и это чувство мне нравилось.

***</p>

За два дня до этого. Особняк семьи Затара.

— Вы уверены, Альфред? — спросил Джованни Затара.

— Я думаю, что общество сверстников даст мальчикам возможность лучше социализироваться, — ответил Альфред, краем глаза наблюдая за увлеченно раскладывающей карты Таро девочкой лет десяти.

— Но всё-таки. Что моя Занни сможет сделать такого, что не смогут сделать другие дети? — продолжал допытываться Джованни.

— Миссис Уэйн — крестная девочки. Она не раз и не два говорила, что юная мисс Затара — самое доброе создание, что она видела. А мальчикам нужна сейчас именно доброта, — вздохнул Альфред, — я могу дать им образование, защитить капиталы семьи до совершеннолетия хозяина Чарльза, но не могу излечить ту моральную травму, что до сих пор мучает мальчиков.

— Альфред. Я очень уважаю вас. Но это не единственная причина. Я хотел бы узнать, чего конкретно вы хотите добиться?

— У хозяина Брюса есть подруга. Я вижу, как он оживает, когда она рядом. И я надеялся, что…

— Что Занни сможет расшевелить Чарльза? — с насмешкой продолжил Джованни.

— Да. У хозяина Чарльза я уже вижу нехорошие признаки. Постепенно он становится все более черствым, малоэмоцинальным и слишком рациональным. Он зарывается в книги и не желает общаться с внешним миром. Я консультировался с психологами. Это защитная реакция психики ребенка. Но прошло два года и он так и не смог выйти из этого состояния.

— То есть официальная наука здесь бессильна? — спросил он Альфреда ни то серьезно, ни то шутя.

— Увы, — ответил Альфред, отпивая налитый ему гостеприимным хозяином бренди.

— Что же. Это меньшее, что мы сможем сделать для детей Томаса, — сказал он тогда.

Чуть позже, когда проводил Альфреда и условился о встрече, Джованни сел рядом с дочерью.

— Что скажешь, солнышко?

— Он очень грустный. Он действительно переживает за этих мальчиков, — сказала она, отвлекаясь от карт Таро.

— Да. А я ведь даже на похоронах не был. Друг называется, — пробормотал он, на что дочь оставила карты и прижалась к нему.

— Зато сейчас ты хочешь помочь им. Они же дети моей крестной? — спросила она отца, на что тот кивнул, — Значит, считай, что они мои братья! — уверенно сказала маленькая Затанна. Правда в конце неуверенно добавила, — ну, вроде бы, — чем вызвала веселый смех отца.

***</p>

Поместье Уэйнов

— Значит, вы с отцом были друзьями? — спросил я, когда мы все устроились в гостиной на первом этаже.

— Да. Более того, ваша мать, миссис Марта Уэйн, крестная мать Затанны, — сказал тот, а мы с Брюсом удивленно переглянулись.