Часть 5. Порванное платье в лесу (2/2)

Катерина потупила взглядом, затем встретилась с глазами Саши. Она глядела проницательно, упрашивая скорее всё рассказать. Девушка опустила голову и сказала тихо:

— Перед тем, как я расскажу… — она подняла на Сашу сглаза. — Позволь мне кое-что показать.

</p> Выйдя на крыльцо, Катерина зажгла фонарик, который прихватила с собой. Катерина пошла в сторону леса, Саша подошла к ней, обнимая себя за плечи, в надежде согреться и спросила:

— Нам придётся в лес идти что ли? Просто честно скажи, ты убийца-маньяк?

Катерина остановилась, словно не поняла вопроса, затем просто кивнула, негромко усмехнувшись. Саша схватила девушку за руку, прошептав:

— Я темноты боюсь.

Катерина ничего не сказала и просто пошла дальше, сжав руку подруги в своей. На улице никого не было, как и ожидалось. Девушки прошли мимо сарая, в котором спала Марфуша. Небольшой фонарик освещал территорию, а вокруг него кружили мотыльки.

— Я буду рассказывать всё постепенно. Но перед этим задам вопрос, — не останавливаясь, сказала Катерина. — Мне начать со своего исчезновения или сразу же с Риты?

Девушка почувствовала, как рука Саши дрогнула:

— Начни с себя.

— Хорошо, — сказала Катерина и на несколько секунд замолчала. — Афанасия — моя приёмная мать.

Саша молчала, позволяя девушке продолжить.

— В то время я ничего не говорила о своей семье, ровным счётом, как и ты, — сказала Катерина. — Поэтому я расскажу сейчас. Обращались со мной не самым лучшим образом: меня били, ругали и откровенно издевались. Ты, наверное, думала, что я попала в хорошую семью, да?

Саша мотнула головой:

— Я тогда об этом не думала.

Катерина улыбнулась, на секунду вспомнив об их дружбе ещё в детском доме и продолжила:

— И я решила сбежать. Как только я закончила одиннадцатый класс и мне исполнилось восемнадцать, я осознала, что теперь могу получить свободу, — Катерина говорила медленно, стараясь контролировать ещё и то, правильно ли они идут. — Теперь нам нужно свернуть с тропы, но не бойся, я эту часть леса как свои пять пальцев знаю.

Саша ничего не ответила, просто кивнула. Катерина, пусть этого и не увидела, но молчания ей было достаточно.

— Решение сбежать появилось, само собой. Я училась в воскресной школе и смогла подружится с одной довольно хорошей Матушкой. Она меня и устроила в этот монастырь, выслушав мою историю, — девушка непроизвольно улыбнулась, вспомнив этот добрый жест со стороны чужого человека. — После я стала монахиней.

— Но почему ты мне ничего не сказала? — спросила Саша, остановив Катерину.

Сестра повернулась к подруге. Свет фонарика лишь частично освещал её лицо, но было ясно, ей нужна достойная причина.

— Я собиралась, — сказала девушка, опустив глаза. — Но просто не успела. Мы договорились тогда встретится, но Афанасия узнала о моём плане и мне не оставалось ничего, кроме как срочно уехать.

— И что же такое страшное она могла сделать? — спросила Саша, хмурясь.

— Об этом будет вторая часть моей истории. — сказала девушка. — Но для начала, я закончу эту.

Саша, уняв обиду, пошла дальше за Катериной, пробираясь через ветки и кусты. В лесу было жутко, но бесстрашие монахини передавалось воздушно-капельным путём, от чего мысли девушки были заняты лишь рассказом.

— Меня с детства готовили к постригу в монахи, но на самом деле, я ужасная сестра.

— Это почему? — спросила Саша, споткнувшись о сук.

— Осторожно, — сказала Катерина, смотря на Сашу. — Не сильно ударилась?

— Пустяки, продолжай, — сказала Саша, улыбнувшись.

Катерина кивнула в ответ и продолжила идти.

— Я приняла обеты лишь для того, чтобы скрыться от былой жизни. Человек, что пришёл служить Богу, должен служить Богу, а не прятаться от самого себя.

— Я поняла, — сказала Саша. — Но как тебя нашла эта кикимора?

— Кто? Откуда ты это знаешь? — сказала Катерина и усмехнулась.

— Да так, слышала, что её девочки так называют.

Монахиня покачала головой, довольно улыбаясь.

— Она нашла меня случайно. Как я узнала потом от Отца Павла, когда он говорил с другими сёстрами, её ото всюду турнули, и председатель деревни оказалась её подругой, вот и устроила сюда. Прошлая Настоятельница как раз умерла.

— Да, мне Отец Павел тоже об этом рассказал.

Катерина кивнула.

— И как же её восприняли?

— Сначала никто и не подумал, что она монстр во плоти. Но я знала это с самого начала. Сначала я лелеяла себя надеждами, что она постарела и остепенилась, но оказалось нет.

Саша глубоко вздохнула:

— Неужели с Ритой обращались также, как с тобой?

Катерина замолчала.

— Нет, — наконец сказала она. — Афанасия не врала, говоря про Риту. Во всяком случае, не всё. За всё время её наказали всего лишь один раз, неделю назад. Она была такой шёлковой, что даже придраться к ней было сложно.

Наконец Катерина остановилась и посветила на валяющиеся платье.

— Мы пришли, — сказала Катерина. — Эти вещи принадлежали Рите.

Саша отошла от Катерины и посмотрела на землю. Сначала было сложно поверить словам и тому, что она видела. Всё казалось шуткой. Платье, немного порванное, рядом следы от когтей и другие элементы одежды.

Она опоздала.

Катерина не отпускала руки Саши, и чувствовала, как та холодеет.

— Я не нашла её труп, да тут и крови особо нет, всё странно тут, — сказала Катерина, чувствуя, что зря встряла.

Саша отвела взгляд и положила свободную ладонь себе на глаза, стараясь успокоиться.

— Как это случилось?

— Она сбежала. Я пыталась её найти, но у меня не вышло…

— Но почему она сбежала? — не отрывая ладонь от лица, спросила Саша, слегка повысив голос.

Катерина молчала. Сердце её сжалось в маленький комочек. От страха на глазах появились слёзы:

— Это я.

— Ты? — спросила Саша, наконец взглянув на Катерину.

— Да, это я.

Саша отпустила руку Катерины и глубоко вздохнула. Сестра собралась с силами и с дрожью в голосе сказала:

— Позволь мне закончить. И ты сама решишь, сможешь ты мне помочь или нет.

Монахиня с надеждой взглянула на Сашу, та смотрела на неё и кивнула.

— В день её побега умерла одна из послушниц. Её звали Оля. — монахиня вздохнула, стараясь снова не заплакать. — Вернее, её убили. Она болела, и в качестве наказания, её отправили спать на улицу. Утром я пришла за ней и увидела, что у неё лихорадка. Я старалась ей помочь! Но у нас ни одного нормального лекарства не было, кроме обезболивающих! — Катерина почувствовала, как гнев выкачивает из неё все силы, но продолжила, стараясь говорить более спокойно. — И к двум часам дня она умерла. Я сообщила об этом Матушке, и она сказала мне закопать девочку… около сарая, там, где никто не ходит.

Саша смотрела на Катерину и не могла поверить ушам.

— Я сразу пошла искать Агриппину, но на уроках её не оказалось. Она вечно таскалась с Олей, и я подумала, что она моглА случайно узнать, нужно было проверить. Оказалось, оан прогуливала, и из-за пропусков её наказали, — девушка отвела взгляд. — Я не знаю, какого чёрта они оказались там… вечером, возле сарая… но Люба, вместе с Ритой, увидели это. Любу я успела схватить, а вот Рита… убежала.

Саша опустила голову, чувствуя, как дрожат ноги. Девушка села на землю и упёрлась руками в лоб. Катерина села рядом:

— Пожалуйста…

Саша молчала и почти не двигалась.

— Я готова сесть в тюрьму за всё, что сделала, да что там… я готова попасть в самое пекло Ада. Но пожалуйста… помоги мне вытащить Любу из этого, д помочь другим. Помоги мне уехать от сюда. Мне нужен лишь один разговор с сестрой Евгенией. Один.

Саша продолжала молчать.

— Я понимаю, ты можешь меня не прощать. И можешь не помогать.

— Замолчи, — сказала Саша.

Катерина послушалась и просто смотрела вперёд.

— Какого было закапывать тот труп? — спросила Саша.

Монахиня чувствовала себя как на суде Божьем. Нужно выставить себя в правильном свете, но больше всё-таки ценится честность.

— Меня рвало потом несколько дней подряд, — сказала девушка. — В момент… когда я откапывала ей могилу, клала её туда… я почти ничего не чувствовала, будто была куклой. Но потом мне начали снится кошмары, мне было так страшно… Я видела себя её глазами. Как я сама себе рою могилу, как я сама себя закапываю. Я видела дикие глаза, улыбки, насмешки. И каждый раз просыпаясь, думала лишь об одном… неужели я вправду такое чудовище? Я даже не могу нормально есть, мне везде видится её мёртвое лицо.

Катерина схватилась рукой за голову:

— Я даже думала, что уже попала в Ад.

Саша подняла голову и посмотрела на Катерину. На щеках девушки не было ни одной слезинки. Лишь во взгляде виделась тоска. Она встала, подошла к платью и села возле него, сжав ткань. Катерина подошла к ней, но не смела садиться рядом.

— Я тебе верю, — сказала Саша. — Каждому твоему слову.

Сестра не знала, что и сказать. Голова была холодной, привычного платка на ней не было. Девушка сжала воротник платья, надеясь услышать что-то ещё. Плечи Саши затряслись, Катерина услышала всхлипы:

— Почему?.. — только и спросила Саша. — Это несправедливо. Это нечестно.

Сестра хотела сделать шаг к подруге, но побоялась. Саша продолжила:

— Это я всё виновата, я виновата, — девушка плакала. — Я её бросила. Подумала, мне и правда не стоит больше с нйе сидеть! Подумала, что бабушка справиться с ней лучше, а потом просто испугалась ответственности! — она стукнула по земле, сгорбившись. — Я просто позволила ей попасть в детский дом, а затем сюда! Просто позволила! Испугалась!

Катерина почувствовала дрожь в ногах.

— Какая же я ужасная, — Саша посмотрела в темноту леса. — Мне бы сгнить где-то здесь, я просто отвратительна, ужасна!

Катерина упала на колени, обняв Сашу со спины:

— Нет-нет-нет, — шептала она, мотая головой. — Нет, Саша, нет.

— Да, Катя, да! — сквозь слёзы процедила девушка. — Ты пыталась сделать хоть что-то, ты искала её в конце концов, иначе бы не показала мне это место сегодня. А я?! Я ничего! Ничего не сделала, чёрт возьми!

Катерина терпеливо ждала, не выпуская подругу из своих объятий. Та плакала, закрыв лицо руками. Наконец, когда она кратко выдохнула, Катерина шепнула, крепче её обняв:

— Не говори на себя.

Саша замотала головой, но Катерина одной рукой схватила её за голову:

— Нет, послушай меня, пожалуйста.

Саша молчала, позволяя слезам скатываться по руке Катерины.

— Ты здесь, Саша. Ты сюда приехала.

— Этого недостаточно, этого мало.

Сестра промолчала пару секунд, затем уткнулась Саше лицом в спину и глубоко вздохнула:

— Как думаешь, стала бы я обнимать такого ужасного, как ты описываешь, человека?

Саша зажмурилась, ком в горле не давал ей свободно говорить, но она выдохнула и сказала:

— Я не знаю.

Катерина подняла голову и постаралась заглянуть в лицо подруги, но та его прятала.

— В том, что случилось, много виноватых. Мы, в том числе, — сказала сестра. — Но сейчас… сейчас можно всё исправить. И я, слышишь, я никогда не отвернусь от тебя, я буду давать тебе шанс за шансом. Ты не ужасна, Саша, ты сделала достаточно. Ты приехала.

Саша глубоко вздохнула, посмотрев в небо:

— Это неправильно всё.

Катерина кратко кивнула и прикрыла глаза:

— Завтра будет что-то лучше.

Очередное утро. Вчера было вставать проще, ведь сегодня уже суббота. С побега Грини прошла целая неделя. Люба проснулась раньше привычных шести тридцати утра, она лежала с открытыми глазами в пустой комнате и понимала, что завтра будет чувствовать себя также, как в день, когда мама так и не приехала. Но с другой стороны девочка начала привыкать к покорности и тихости, такой образ жизни даже давал девочке какое-то удовлетворение. Делать вид, что ничего не знаешь, ничего не слышишь и не видишь. До тебя нет никакого дела, ты просто выполняешь свою работу, а потом получаешься два-три часа отдыха, которые от пустоты собственной жизни не знаешь куда деть.

Это чувство наверняка было знакомо Агриппине, теперь же Люба поняла, что медленно, но верно превращается в человека, которому хотела дать подзатыльник неделю назад за то, что тот не мог немного приврать, чтобы не схлопотать наказание.

Люба встала и оделась, наконец, в комнату зашла сестра Евдокия:

— Подъём! А… ты уже встала, — женщина, по ней было видно, удивилась. — Ты… молодец. Скоро служба.

Дверь захлопнулась. Посидев немного на кровати и собравшись с мыслями, послушница открыла дверь и примкнула к толпе девочек, которые шли в само здание церкви. Ей надо было идти на исповедь, и она уже собиралась свернуть, как услышала:

— Отец Павел приехал, круто же? — сказала одна из послушниц.

Люба встрепенулась и подошла поближе к источнику разговора.

— В смысле приехал, когда?

Девочки обернулись и замолчали, но одна из них решилась ответить:

— Вчера днём приехали, после завтрака.

Люба остановилась, девочки ещё секунду на неё смотрели, а затем отвернулись и пошли дальше. Послушница посмотрела в сторону и прошептала:

— Гриня, молодец!

Чтобы не опоздать и на секунду, Люба поторопилась зайти в здание. Они встали и Афанасия начала свою приветственную речь, Отец Павел стоял справа от неё около стены. Обычно он участвует в утренних и вечерних службах более активно, но в этот раз мужчина казался озадаченным. Он не сводил глаза с послушниц и о чём-то думал. Гриня ему всё рассказала, сто процентов! Но почему он тогда ещё ничего не сделал, уже прошёл целый день!

Внезапно Афанасия замолчала, Люба подняла голову и встретилась с ней взглядами. Нарушая все порядки, Афанасия снова оглянулась вокруг, и не найдя того, кого искала, подозвала к себе Ангелину. Она что-то сказала ей на ухо и показала на Любу. Павел подошёл к Афанасии и что-то спросил, а та лишь махнула рукой.

Люба поняла, что её хотят отсюда убрать. Но зачем? Что случилось? Отец Павел ведь обо всём знает, знает ведь? Служба продолжилась, Ангелина подходила всё ближе, а Люба дёргала головой, в попытках решится хоть на что-то! Ну же, где тот старый пыл! Закричи, заори! Выскажись! Сестре осталось преодолеть метр, Люба сорвалась с места и выбежала вперёд, расталкивая девочек перед собой.

— Батюшка! — крикнула девочка. — Почему Вы ничего ещё не сделали?!

Павел удивлённо вскинул бровь, а Афанасия схватила Любу за руку и притянула к себе.

— Ты что творишь, Люба? — спросила Матушка.

— Агриппина! Она ведь пришла к Вам, пришла ведь?

Павел подошёл к Афанасии и спросил:

— А должна была? Она уехала же, нет?

Картинка перед послушницей замерла. Люба будто бы оказалась в вакууме. Взрослые о чём-то говорили, Люба слышала их слова. Наглую ложь Настоятельницы, что бедную девочку загнобили и ей тяжело без подружки. Реальность застелила размытая пелена, а сердце будто вовсе перестало стучать.

В мозгу не прошла логическая цепочка, сознание сразу же выдало вывод:

«Агриппина мертва»</p> Люба очнулась уже в коридоре, когда её жёстко держали за руку и вели по лестнице. Девочка начала сопротивляться, на что получила звонкую пощечину.

— Успокойся, идиотка, — сказала Афанасия.

Люба схватилась свободной рукой за щёку, её челюсти сжались от злости, обиды и несправедливости. Она убила Гриню! Она! Эта чёртова кикимора!

— Посидишь сейчас в сундуке, успокоишься, — сказала Афанасия, открывая дверь в свой кабинет. — Не рассчитывай, что Катерина поможет тебе.

Люба не понимала о чём речь. Зачем её запирать? Но разум, ошарашенный столь ужасной вестью, наконец-то вылез из тумана. Она же может ещё всё рассказать! Ничего не потеряно, нужно же что-то сделать!

Люба начала вырываться, но Афанасия лишь усилила хватку, от чего рука девочки начала неметь.

— Я буду кричать! — сказала Люба.

Афанасия улыбнулась и открыла сундук.

— Ори сколько влезет, только толку от этого никакого, — сказала Афанасия. — Если хочешь получить ещё пару синяков, то можешь драть горло хоть всю ночь. Оля тоже любила кричать, что у неё всё болит, — женщина подняла девочку и поставила её ногами в сундук. — И к чему же её это привело?

Дыхание заблокировалось. Настоятельница казалось большой и могущественной настолько, что девочка на секунду свыклась с мыслью, что да, лучше смириться и переждать — и всё будет как раньше: никто не бьёт, ты молишься, иногда неплохо ешь и работаешь. Чего ещё нужно от жизни?

Сундук захлопнулся, и только тогда Люба поняла, что сидит внутри, она отчаянно стукнула по крышке, но та не открылась. Девочка глубоко вздохнула и подползла к щелке с воздухом.

— Знаешь, Катерина пару дней назад сказала одно. Труп Агриппины она нашла уже давно, — сказала Афанасия. Люба молчала, внимательно слушая. — Её по всей видимости растерзали звери в тот же день, в который она сбежала.

На этом разговор закончился и Афанасия вышла, хлопнув дверью. Люба же прислонилась к щёлке с воздухом, жадно вздыхая. Сердце билось, с каждым ударом опускаясь всё ниже в тело. Руки и ноги пробила дрожь, от которой послушница сжалась, оскалив зубы. По лицу потекли горячие слёзы.

«Гриня ведь не могла умереть так просто. Правда ведь?»

Как только Афанасия вышла, взяв под руку Любу, Отец Павел продолжил утреннюю службу. Несмотря на всю странность происходящего, мужчина сохранял спокойствие. Как минимум для того, чтобы не напугать послушниц. Большинству из них нет и десяти.

Утром, ещё до службы, сестра Катерина обнаружила, что вчера не привезли крайне важные для монастыря лекарства. Саша согласилась подвести сестру, чтобы те всё забрали. Но Павлу было не по себе. Всё это выглядело фальшиво, а то, как Афанасия глядела в глаза Катерины — было страшно смотреть.

На прощание она ей что-то шепнула и посмотрела на мужчину, с которого последние сутки не спускает глаза.

После службы за утренней трапезой мужчина начал разговор с одной из послушниц:

— А что у вас с той Любой случилось?

Афанасия молчала, а девочка смотрела то на неё, то на мужчину:

— Да она набросила на Машу пару дней назад, не поделили чего, наверное, — сказала послушница и продолжала есть, опустив глаза.

— Набросилась? — спросил мужчина, посмотрев на Афанасию.

— Дети.

Павел кивнул.

После завтрака, когда Афанасия наконец отлипла от него, он продолжал спрашивать девочек о том, что случилось между Любой и Машей, но все отвечали «не знаю» или рассказывали последние слухи, чаще всего вообще не связанные с их конфликтом.

— А, Маша вон там! — сказала девочка, держащую в руках книгу.

Священник подошёл к послушнице и сказал:

— Не Псалтырь это.

Девочка вздрогнула, захлопнув «Поллианну» и уставилась на Отца Павла. Тот улыбнулся.

— Нет, не совсем, — она опустила голову, посмотрев в сторону Тани.

— Тогда думаю у тебя есть минута на поговорить?

Послушница кивнула.

— Расскажи мне, пожалуйста, что Вы с Любой не поделили.

Маша помотала головой, нахмурившись. Но мужчина терпеливо ждал.

— Да ничего, всё вы порядке было! — сказала девочка, подняв голову. — Лиса эта уехала и начала она мне бредни всякие про Олю рассказывать, да ещё и Таня подхватила.

— Лиса?

— Да, Лиса, — Маша ойкнула, прикрыв рот рукой. — Я про Агриппину.

— А что тебе Люба с Таней наговаривали?

Маша нахмурилась пуще прежнего, но прикрыв глаза, выдохнула. Она уже открыла рот, как рядом оказалась Афанасия:

— Что-то стряслось?

Мужчина повернулся к Матушке и помотал головой, затем посмотрел на Машу и сказал:

— Расскажешь мне в другой раз, хорошо?

Та, смотря то на Павла, то на Афанасию кивнула. В сердце девочки поселилась тревога.

Маша уже которой раз отогнала эту наглую лису, но она всё прёт и прёт! Девочка уже не знала куда деваться, это было мучительно.

— Ещё раз высунешь оттуда нос, я тебя ударю, — сказала девочка, схватившись двумя руками за грабли.

Но лиса ослушалась, она выскочила из кустов и побежала ко входу в монастырь. Её лапы начали скоблится по двери, Маша замахнулась, но ударить животное у неё рука не поднялась. Она тяжело выдохнула и прогнать лисицу, махая руками. На что та начала смеяться и убегать.

Маша, завидев в далеке сестру Ангелину, громко крикнула ей поскорее придти на помощь. Лисица пропищала и скрылась в кустах. Послушница фыркнула, победно подняв голову.

Но Лиса даваться не собиралась. Всё это время она плутала по лесу, понимая. что времени у неё осталось немного — ещё пару дней и она потеряет всякий человеческий разум. Но всё-таки дорогу к монастырю найти удалось, в прошлый свой поход она изучила лес достаточно.

Марго притаилась возле входа, поджидая хоть кого-то, кто бы вышел после вечерней службы. Так она стала бы менее заметной, и лучше всего, если бы этим кем-то оказалась Люба. Но, вышла Маша. Она открыла дверь, задумчиво осматривая округу. Лиса проскочила через проём в двери, оставив послушницу наедине.

«И чего это она вышла в такую темень?»

Люба не знала сколько уже прошло времени. Она расцарапала пальцы в кровь и подцепила несколько заноз. Пытаться выдернуть из сундука доски — плохая идея, особенно, когда ты находишься внутри.

Глаза слипались, а это означало, что ей придётся пробыть здесь всю ночь. Люба догадывалась, что выпустят её отсюда только тогда, когда уедет Отец Павел, а это значит, что пока она здесь — у неё есть шанс.

Послушница старалась не думать о Катерине и Грине, но мысли так и лезли. Пускай ей это сказала Матушка, но до конца Люба не верила её словам. Пока ей не покажут мёртвую Гриню — она не поверит.

Казалось, сопротивляться бесполезно, но девочка, усевшись как можно удобнее, всё ещё слабо стучала по стенке сундука. Живот скручивало от голода, а во рту пересохло. А ещё, хотелось в в туалет, но девочка сдерживалась, понимая, что так находиться здесь ей будет более невыносимо.

«Всё-таки закричать?»

Афанасия вскочит первая и объяснится перед всеми очередной выходкой послушницы. А шанс, что Павел настигнет её внутри сундука быстрее Матушки, что находится за стенкой… он ничтожен. И слишком велик шанс, что её могут просто убить. Послушница знала, что Афанасия на это способна.

«Но… как же Гриня? Оля?»

Девочка сжала руки в кулаки и набрала побольше воздуха и уже прощалась со своими последними секундами спокойной жизни, как услышала, что дверь открылась, а к сундуку кто-то подошёл. Девочка закрыла рот и не произнесла и звука.

Сундук кто-то… обнюхивает? Шуршание пробежалась по стенке, затем существо залезло на крышку и начало скоблить когтями по грубому дереву.

Люба упёрлась руками в крышку, будто стараясь нащупать, кто там сидит. Животное проскулило, спрыгнуло и начало втыкаться клыками в угол сундука, словно пила, выгрызая дощечки. Люба пискнула и отползла в другую часть своего убежища.

Животное начало работать яростнее. Неужели её съедят? Люба думала позвать на помощь, и свалить причину на неизвестного зверька. Сердце сильно застучало, стало просто страшно.

Животное начало рычать, сундук кажется дёрнулся и щёлка, через которую проходил воздух, стала на сантиметр шире. Животное остановилось и заглянуло в эту самую щель. Люба не смогла разглядеть, кто на неё смотрит, и уже была готова закричать, как существо, словно верная собака, начало скулить и дальше скоблится когтями о доски.

Что-то останавливало Любу позвать на помощь. Это был шанс. А если Афанасия отгонит животное… то её точно уже никто отсюда не выпустит. Мозги включились вовремя, и Люба просто принялась ждать, когда нужно схватить чудище за челюсть, чтобы оно её не съело, а затем быстренько убежать к Отцу Павлу.

Ночь шла и под звуки редкого рычания, треска досок и скулежа, Люба уснула.

</p> В голове бедного животного кружились ураганы. В какой-то момент тянуло в лес, но в какой-то настойчивое «Там Люба!» заставляло её продолжать.

Агриппина вгрызалась в сундук, понимая, что должна управится за эту ночь. Сейчас Люба может спать и ни о чём не беспокоится. Она должна отдохнуть и закончить всю эту работу за неё.

В моменты «просветления» Лиса могла останавливаться и даже начинать размышлять о том, что хочет поговорить с Любой словами, но затем вспоминала, как недавно растерзала в лесу зайца и понимала, что её сознанию и так скоро крышка, нужно сделать последнее, что она сможет!

Отдирая очередной кусочек дощечки, чувствуя на языке привкус стали от ржавого гвоздя, на который та была прикреплена, Марго всё больше вспоминала, с какими именно движениями она разрывала свою жертву на куски. Медленно, но верно, она поняла, как нужно выкручивать голову и с какой силой в какой момент потянуть. Эта наука далась ей довольно легко, пусть и болезненно, ведь чувствовать, пусть и мифический, запах крови было неприятно.

Как только её мам в тот самый день ушла к себе, Марго слегка оклемалась и прокралась к себе в комнату. На долгие годы её пристанищем станет шкаф. Она будет часто сидеть там, думая о том, что лучше бы её никто не видел и не слышал, что здесь — она лишняя.

И только бабушка смогла её напугать, тем самым заставив её вылезти из этого злополучного места. Но Марго тогда не понимала, что один шкаф сменила на другой. А когда умерла бабушка, у этого шкафа даже появилось имя — Агриппина.

Погрузившись глубоко в свои мысли, Лиса наконец поняла, что почти закончила. Она вздохнула и вся напряглась. Осталось выдернуть самую большую дощечку, ну же!

Марго потянула на себя. Не подается. Ещё раз! Снова не то.

Лиса фыркнула и прочнее взялась за доску. Она звонко выскочила из стенки сундука. Девочка тут же выплюнула её и пролезла внутрь, чтобы разбудить Любу. Солнце уже взошло. У них мало времени.

Агриппина сунула нос прямо в лицо подруги, и та медленно открыла глаза, а затем с перепуга вздрогнула, лиса сразу же отскочила. Люба протиснулась через отверстие и осмотрела комнату. Лисы и след простыл. А часы показывали пять сорок утра.

Девочка как можно скорее выскочила за дверь и закрыла её. Она стояла в пустом коридоре, прижавшись к стене. Кажется, никого нет. Абсолютная тишина, девочка сделала шаг к лестнице, пол предательски скрипнул. Но послушница решила скопировать походку сестёр: максимально тихую и крайне бесцеремонную по отношению к тому, как скрипит пол!

Через пару секунд она уже оказалась у лестницы, быстрыми и лёгкими прыжками она спустилась вниз, стараясь приземлятся как можно тише. Терпеть уже было невозможно! Люба практически пробежала мимо комнаты, где ночевал Отец Павел и забежала в туалет. Её заставили терпеть почти что сутки!

Наконец, освободившись от нужды, девочка открыла дверь, где должен был находится священник. Он уже проснулся и сидел на кровати, читая книгу, и увидев ворвавшуюся послушницу, удивлённо повернулся к ней:

— Что-то случилось?

Любино сердце стучалось, но надо сказать всё, как есть!

— Я Люба, помните меня? Я Вам должна кое-что рассказать, но обещайте, что поверите мне!

Мужчина отложил книгу и развернулся к Любе:

— Прошу, рассказывай.

Люба тяжело вздыхала, но доброжелательность Павла заставила её немного успокоиться. Сглотнув, она сказала:

— Моя подруга Гриня сбежала. И побежала к Вам.

Павел пытался что-то сказать, но Люба продолжила:

— Мы были наказаны, но решили сбежать из моленной, — сказала Люба, вытерев лоб. — Мы увидели, как Матушка и сестра Катерина закапывали Олю. Они её убили?

Мужчина нахмурился. Было понятно, что что-то здесь произошло. Но такое. Он покачал головой и сказал:

— Сначала, успокойся, ты вся дрожишь.

— Нет, прошу! — Люба начал задыхаться от собственных слов. — Просто позвольте показать, это возле сарая!

Мужчина посмотрел сторону, Люба вцепилась в его одежду, заставив его перевести взгляд на её руки.

— Я бы сказала раньше, я всё хотела Вам сказать! Но мне не сказали, что Вы тут, держали на расстоянии! Поверьте, прошу!

— Что у тебя с руками?

Девочка замолчала, на глазах начали наворачиваться слёзы.

— Я сидела в сундуке, который находится в кабинете Матушки. И пыталась выбраться. Пыталась.

Павел осмотрел комнату, а затем перевёл взгляд на послушницу и сказал:

— Хорошо, я тебе верю, Люба, — он взял её руки в свои.

Девочка просияла.

— Но, — он выглядел серьёзно. — Давай будем тихо.

Девочка закивала, плотно закрыв рот.

Отец Павел всё ещё держал руки девочки, пытаясь понять, что ему нужно делать. Прямо сейчас идти и проверять? Люба услышала скрип пола, который множество раз слышала в моленной, её движения были быстры и ловки. Она встала за дверь, и в этот же миг она открылась. В неё зашла кикимора.

— Уже не спишь.

— Как видишь, — сказал Павел и встал. — Зачем пришла?

— Хотела спросить, нет ли новостей от наших пропащих?

— У них накладка случилась, как мне сообщили, так что сегодня должны приехать. Саша, как я сказал, девушка хорошая. Подведёт Катерина, так не подведёт Саша.

Афанасия усмехнулась, но через секунду даже её дыхание было услышать сложно, настолько она стала тихой.

— Погоди… Саша? — задумчиво буркнула Афанасия, а затем собралась закрыть дверь, но Павел схватился за ручку, не давая ей это сделать.

— Что случилось? — спросил он.

— А, нет, — сказала Афанасия, улыбнувшись. — Ничего. Мне нужно сходить в кабинет и кое-что проверить. Скоро уже девочек будить.

Внутри Любы всё сжалось. Неужели прямо сейчас заметит… Девочка могла видеть женщину через щель между стеной и дверью. Она замерла, стараясь не производить и звука.

— Я понял, тогда иди. — сказал Павел и дверь наконец закрылась.

Люба ещё пару секунд стояла у стены, стараясь не дышать и прислушивалась к отдаляющемуся скрипу.

— Она сейчас заметит! — сказала девочка. — Пожалуйста, Батюшка, позвольте мне Вам показать!

Павел нахмурился и кивнул. Он как можно быстрее вышел, схватив послушницу под локоть.

— Не бойся, — сказал он Любе. — Сейчас она занята своей проверкой.

Девочка, чувствуя, как дрожит в ногах, кивнула ему. Они преодолели коридор и открыли входную дверь. Прохладный порыв ветра обдул девочке лицо, волосы касались шеи, а платье немного приподнялось. Только светало, но казалось, сейчас было намного светлее чем днём!

Люба крепко ухватилась за мужчину и потащила того к сараю.

— Тут рядом должны быть лопаты, — сказала Люба и вытащила первую попавшеюся. — Вот здесь! — девочка указала лопатой на рыхлую, но уже притоптанную землю.

Павел опустился на колени и очистил землю от листьев, отодвинул мешки. И правда, место выглядело так, будто там что-то закопано. Ужас с кровью пробежался по всему телу. Люба воткнула в землю лопату, но тут же ахнула, от боли в руках. Павел встал, забрав у девочки лопату.

— Ты сделала достаточно, — сказал он. — Не надо, дальше я сам.

Люба кивнула и отошла на шаг назад. Она то и дело оглядывалась, пока Павел складывал горку из свежей земли. Каждая секунду казалось вечностью, но даже этого было недостаточно, чтобы как можно скорее докопаться до нужного!

Афанасия ворвалась в кабинет и первым делом, даже не прикрывая двери, полезла в мусорку, достав оттуда книжонку. Она открыла обложку и из книги сразу же выпала записка. В гоове матушки пронеслись воспоминания:

— «Не забудь мне её вернуть!», — она повернула бумажку другой стороной и прочитала имя. — «Саша». Старая записка… очень старая.

— Была ли у нас такая послушница? Саша какая-нибудь? — Афанасия положила книгу на стол и посмотрела исподлобья на сестру. — Ты тут дольше моего. Помнишь такую? — Их было несколько. Они выпустились уже. Ещё до Вас.

— Это моя, — тихо сказала Катерина.

— Да, Матушка, — Катерина сказала это с особым акцентом. — Я на Вашей стороне.

Женщина схватилась за голову, широко раскрыв глаза.

— Чёртова трусиха, предательница! — не стесняясь говорить громко, сказала Матушка.

Наконец её взгляд упал на сундук. Сбоку лежало подозрительно много щепок… Женщина почувствовала, как ноги её стали ватными, она доковыляла до «пыточной» и взглянула на эту картину поближе.

Там никого нет… а в сундуке проделана такая дырень, что от сюда может вылезти хоть две Любы сразу. Женщина выскочила из кабинета и спустилась, открывая дверь Отца Павла нараспашку. Никого.

Афанасия простояла несколько секунд в полном запустении, а затем вышла. Нужно было скорее их найти!

Наконец, Павел почувствовал, как лопата впилась во что-то мягкое и даже скользкое. Было ясно, что если послушница не врала, во что совсем уже не верилось, то он добрался до трупа. Мужчина сел на колени и в довольно неглубокой яме, где-то пятьдесят сантиметров в высоту, начал нащупывать человеческое тело, откидывая руками горсти земли.

Наконец он встретился с тканью чёрного, точно такого же как у Любы, платья. В районе солнечного сплетения до омерзения заболело. Только сейчас мужчина почувствовал запах, исходящий от этого платья. Запах разлагающегося тела.

— Стоять на месте! — крикнула женщина.

Павел повернулся на звук и увидел, как Афанасия одной рукой держит Любу за рот, а второй за шею. Та лишь успела пискнуть.

— Ещё движение и я задушу её! Шею сверну!

Павел сглотнул. Люба испуганно смотрела на неё, а из глаз лились слёзы, она была словно волчонок, у которого только что отняли новообретённую свободу.

— Не трогай девочку, — сказал Павел. — Афанасия, как ты это объяснишь? — со злобой в голосе спросил мужчина.

— Зверь, зверь тут умер, его закопали!

— Афанасия, — глаза мужчины налились кровью, а всё тело напряглось. — Что это, чёрт возьми, Афанасия?

— Нет, сиди там! — крикнула Афанасия, сильнее сжав горло Любы, от чего та захрипела.

Секунду помолчав, Павел снизил голос:

— Я сижу на месте, видишь?

Матушка осмотрела мужчину, чуть расслабив хватку, от чего Люба жадно вздохнула.

— Что случилось, Афанасия? — ещё раз спросил мужчина, но на этот раз злость прошла. Нужно говорить спокойно, нельзя её провоцировать.

— Несчастный случай! Я упокоила её тело и душу! Ничего, чёрт бы тебя побрал, не случилось!

Надеясь на случай, Павел сказал громко:

— Афанасия! — женщина смотрела на него в упор. — Ты только не кричи так, слышишь? Нам ведь не нужны помощники, правильно? Сейчас со всем разберёмся, хорошо?

Женщина кивнула и не отрывала глаз от мужчины. Сзади послышались чьи-то шаги. Сердце женщины подскочило и стучало с дикой скоростью, но Павел решил добавить ей тревог и резко встал, не давая ей обернуться:

— Не трогай меня! — только и крикнула она.

С размаху Катерина ударила ей по голове первой попавшейся под руку палкой. Она схватила Любу за руку и притянула к себе, крепко обняв:

— Живая? Живая, скажи, Люба?

Люба прижалась к телу сестры, почти сразу же подбежала Саша, которая смотрела на всё это, широко раскрыв глаза. Павел выдохнул, схватившись за сердце и сказал:

— Вы подоспели вовремя.

Катерина смотрела на Павла исподлобья, крепко держа Любу в своих объятьях. Та всё не могла успокоиться и плакала.

— Я пытался помочь, Катерина, не смотри на меня так.

Саша сделала шаг к девушке и взглянула на Афанасию, которая притихла, сгорбившись на земле.

— Сюда приехала полиция, — сказала девушка, взглянув на Катерину, которая привстала и схватила Любу за плечи, заглядывая ей в лицо.

Её слова подтвердились, на зданий двор тут же вбежало двое полицейских.

Павел поднялся. Он кивнул на могилу, которую он успел лишь немного раскопать и спросил:

— Там правда ребёнок?

— Да, — ответила Катерина, подняв голову.

Мужчина кивнул. На крики выбежало несколько послушниц и сестра Евдокия. Катерина повернулась к ней и спросила:

— Ты ведь знала?

Лисица вместе с остальными людьми подошла ближе к месту преступлению. Она обошла сарай и выглядывала из-за небольшой перегородки. Похоже, на этом её работа закончена.