Глава 3. Порция нектара (1/2)

Александр </p>

Вынимаю телефон из переднего кармана джинсов и беглым взглядом скольжу по уведомлению.

— Да, смешайте все три сиропа, я многого прошу? — раздраженно бросаю и отворачиваюсь от бариста, задающего миллион ненужных вопросов.

Внимательно вчитываюсь в сообщение от мамы, направляясь к выходу из кофейни со стаканчиком дурно-пахнущего жженым сахаром кофе. С самого утра день кажется чёртовой чёрной полосой, которая решила размазать меня за все совершенные ранее грехи.

Головная боль после вчерашнего внепланового корпоратива тёмной тенью преследует меня, заставляя ненавидеть всё живое, издающее звуки и находящееся в радиусе пятидесяти метров.

А мама со своим очередным светским раутом, на котором я должен быть как штык, чтобы не дать упасть ей в грязь лицом, вовсе сбила все мои планы. Поверьте, последнее, чего мне хочется в этой жизни, так это мило беседовать с до швов во внутренностях придирчиво-приличной семейкой. Наблюдать, как под их острыми ножами растекается ненавистная мной кровь из стейков и как их до дрожи в коленях волнует состояние биржи и их внешний вид.

Ко всему прочему и налетевшая на меня девушка, — хотя я назвал бы её самой, что ни на есть хамкой — добила мою нервную систему и пошатнула веру в себя, когда на белоснежной футболке растеклось предательское кофейное пятно.

— На, — протягиваю Еве стаканчик с кофе и прокручиваю ключ зажигания, перед тем как вежливо выставить средний палец в окно.

— Кто-то сегодня очень злой, — Ева качает головой и цокает языком.

Когда я поворачиваюсь в её сторону, то она поджимает губы, стараясь сдержать улыбку.

— Ещё слово, и ты идёшь пешком.

Я зачёсываю чёлку назад и крепко сжимаю руль. Мокрая футболка неприятно липнет к телу, а злость на незнакомку со скоростью света разливается под рёбрами. Сколько нужно иметь наглости, чтобы нестись сломя голову, так ещё и искать виноватых в других?

— Ну очень-очень злой, — качая головой, повторяет Ева и, потягивая из трубочки сладкий напиток, слабо толкает меня в плечо.

Я шумно выдыхаю и наигранно стираю невидимую пыль с рукава своей футболки, которая теперь отправится не в химчистку, а в мусорное ведро, чтобы не напоминать мне о самом неудачном дне моей жизни. Ева хмыкает и заправляет за уши подстриженные по плечи тёмные волосы. От пёстрых переплетений рисунков на её руках начинает рябить в глазах.

— Может, тебе перестать выбирать картинки в интернете и начать просто бить чёрное плотно? — спрашиваю, заметив на голом из-за шорт бедре Евы прозрачную плёнку, защищающую новую татуировку.

— Это забота, братик?

— Да, как старший брат я стараюсь сохранить твою праведность и долг перед родиной. Ко всему прочему, мне совершенно не нравятся комментарии под твоими фотографиями! — хмурюсь я, вспоминая, как первый раз в жизни завязал спор с каким-то безликим аккаунтом. Кажется, тогда я потерял свою честь. Но тактично стараюсь не напоминать об этом, чтобы Ева вновь не начала подкалывать меня. — Почему в них не обсуждают меня? — приподнимаю бровь и кидаю беглый взгляд на сестру.

Она закатывает глаза.

— Ты выкладываешь фотографии с голым торсом, а мои подружки в эту же секунду репостят их себе, — морщится Ева. — Тебя и так слишком много. К тому же, за пять лет у меня выработался иммунитет на тебя, твоё эго и твоё общество. Так что перестань играть в отца и занимать так много места в моей жизни.

— Поверь, последнее, что я хотел бы, так это быть твоим отцом, — улыбаюсь и неотрывно смотрю на дорогу, плавно останавливаясь на светофоре. Рукой тянусь к стоящей в подстаканнике банке энергетика и со звонким щелчком открываю её. — Ты и так у меня работаешь и забираешь добротную часть выручки.

— Ты мне не платишь!

— Я перечисляю всё на твой счёт и даю тебе финансовую подушку на будущее, — делаю глоток и нажимаю на педаль газа, пока на языке растекается пресный вкус очередной порции яда.

— Ал, мне двадцать и моя судьба давно предначертана, — говорит любимая мной сестра, и я морщусь от неприятного сокращения своего имени. — Пока мама с папой думают, что я, как прилежная студентка, вливаюсь в сферу менеджмента и продаж, я тихо бью татуировки вместе с Ридом в одном из топовых салонов Англии. За деньги, — с презрением выделяя последнюю фразу, Ева прокручивает колёсико громкости на панели, отворачивается к окну и тихо напевает заученные наизусть песни Элвиса Пресли.

— Тебя хотя бы не отчислили?

— Пусть только попробуют.

Я качаю головой и понимаю, что в свои двадцать вёл себя точно так же. Только тогда на меня свалилась пятнадцатилетняя Ева, мамина свадьба и незнакомый мужчина в доме. К последнему я привыкал дольше всего.

Когда мама, в мои шестнадцать, наконец подала на развод, она долго находилась в подавленном состоянии, забываясь на работе или с подругами. Я, будучи не слишком умным на тот момент, считал, что всему виной её чрезмерная слабость по отношению к отцу и желание контролировать от неё не зависящие вещи.

Мама стойко, как ей казалось, держалась месяц. Месяц, находясь по уши в работе, месяц, игнорируя меня и мои выходки, месяц, уничтожая себя изнутри. Но сдалась.

Ровно за день были собраны наши вещи, и покинута зона моего комфорта. Мама забрала у меня всё: друзей, школу, страну. Любимая, сказочная Швеция превратилась в туманную и сырую Англию, а я в ненавидящего весь мир подростка.

Мне потребовался год, чтобы привыкнуть к новой обстановке и перестать видеть весь мир в серых оттенках. Постепенно и мама приходила в себя. Хотя я не мог понять причины её депрессивного настроения, если развод, на мой взгляд, был самым оптимальным решением. Но мама точно так не думала. Продолжала скучать по отцу и считать, что во всём виновата она и никто другой.

Так продолжалось ещё два года, пока мистер Габриэль Скай не появился на пороге её фирмы и не начал ухаживать. Тогда мама начала таять. Не сразу, но в её глазах появились знакомые мне искры, а губы чаще растягивались в тёплой улыбке. Особенно когда во время совместного ужина ей на телефон приходило сообщение.

Габриэль увидел в маме особенную женщину. Как мне известно, его жена умерла во время родов, и он остался один с дочерью, сделав главной целью своей жизни — обеспечить ей светлое будущее. Он сам не думал, что может влюбиться в столь позднем возрасте, но мама, как он сам выразился, снесла ему голову. Да и мне впрочем было особо всё равно, кто кому что снёс.

Только вот, если Еве удалось обрести двух родителей, и моя мама стала ей практически родной, то я так и не смог произнести колющее сердце слово «папа». Габриэль так и остался Габриэлем, или в более узких кругах просто Габ.

Однако, сама Ева заняла отдельное место в моём сердце. Наверное, потому что я всегда хотел быть старшим братом или потому что мне нравилось над ней издеваться. Кажется, оба понятия схожи по смыслу. Но именно она поддерживала меня в трудные дни, как и я старался помочь ей. Ева была единственной, кому понравилась идея с открытием клуба.

Вместе с ней мы долгими зимними вечерами вынашивали бизнес-план, думали над развитием и нелегкими путями старались обзавестись связями, минуя родительский контроль, но всё же требуя от них финансирования. Помню, тогда мы устроили настоящую конференцию, доказывая, что наш проект — лучшее вложение.

Не знаю, горела ли тогда Ева таким же, как я, желанием открыть клуб или просто хотела стоять за DJ-ским пультом, веселя толпу и выпивая бесплатные коктейли. Но факт остаётся фактом, и именно благодаря её помощи на одной из улиц Лондона сверкает неоновая вывеска «Олимп», напротив которой я останавливаюсь.

— Ты не идёшь? — оборачивается через плечо Ева, открывая дверь машины.

— Нет. Надо переодеться и ехать на очередной показ для приличной семейки.

— Как хорошо, что я не вхожу в понятие «приличная» и умею врать.

Я недовольно закатываю глаза и передаю Еве её сумку с заднего сиденья.

— Я приеду либо поздно, либо не приеду сегодня вовсе.

— Значит, я за главную?

— Нет, — твёрдо произношу, увидев блеск в глазах сёстры. — Нет, Ева! Джош за главного, ты за пультом!

— Да-да, Ал, Джош за главного, — язвительно говорит и громко хлопает дверью, пропадая из моего поля зрения.

Раздраженно вздыхаю и отправляю сообщение Джошу, с просьбой не вестись на провокации Евы и не выполнять никакие её требования от моего лица.

Вновь выезжаю на трассу, прикидывая сколько времени мне нужно потратить на дорогу и как скоро я вновь возненавижу мир. Когда получаю ответ от Эванса, откидываю проблему с клубом подальше.

С Джошем мы познакомились в магистратуре. Он стал моим близким знакомым благодаря общим интересам: тусовки, выпивка, девушки. Мы стали зваться негласным дуэтом Гарри и Рона, потому что рыжая макушка Эванса всегда привлекала к нам внимание. Я даже немного завидовал.

Время шло и с последней парты в аудитории мы плавно перекочевали в клуб. Но на этот раз не для очередного марафона из шотов и красивых девчонок. А в качестве настоящих крутых парней в костюмах. Я стал владельцем, а Джош администратором.

Наша ранее перечисленная троица творила добро и доставляла людям удовольствие, если верить отзывам и колонкам в модных журналах. За год «Олимп» поднялся выше своего дословного значения, а я в свои двадцать пять стал одним из самых завидных холостяков и настоящим Аполлоном, как писали обо мне в социальных сетях. Хотя я бы отказался от такого прозвища. Меня больше устраивает обычное Александр Нильсен, с припиской — очаровательный красавец.

Приехав в особняк незнакомой мне семьи Харрис, я был приятно удивлён, когда меня встретила миловидная женщина — Маргарет. Она с яркими огнями в глазах рассказывала про свой сад, перечисляя всевозможные названия растений, от которых взорвался мой мозг. Стоило дойти до более близкого знакомства, — не подумайте сейчас ничего неприличного! — Маргарет посвятила меня в жизнь своей маленькой семьи. Она в красках рассказывала о своей дочери и её достижениях, что я на секунду забылся, бездумно кивая. Погряз в своих мыслях, не замечая, как начинал строить в голове образ приличной девушки с кистями в руках и картиной под мышкой.

Но каково было моё удивление, когда у вольера вместо сущего, по словам миссис Харрис, ангела, я обнаружил ту самую хамку, погубившую мой день. Тогда я почувствовал превосходство, стоило Агате с недовольным лицом удалиться в дом, а мне продолжить милую беседу с её матерью.

Сидя за столом и в саду у фонтана, я сам не замечал, как мельком разглядывал Агату. Она не была похожа на других девиц. Не такая чопорная и воспитанная. Да и её появление на ужине в обычной футболке, пока я восседал в выглаженной рубашке, блеск от запонок которой видно на другом конце вселенной, было явно не от большого желания показаться гостеприимной.

Испугавшись моей реплики у фонтана, Агата напомнила мне милого ягнёнка. Своей невинностью и огромными испуганными зелёными глазами. Если бы мы познакомились при других обстоятельствах, я, возможно, задумался бы, что как вариант на вечер она неплоха.

На секунду я даже представил, как бы хрипло слетало её имя с моих губ. Или как бы она закатывала глаза, стоило прошептать «fåret» ей на ухо. На деле же она оказалась дикаркой. Неприятной, противной и до коликов в животе бесящей меня.

Такой же бесящей, как только что вылетевшая из уст миссис Харрис реплика:

— Вам придётся сыграть свадьбу.

Наблюдаю за представлением, что развернула Агата и довольно сдерживаю улыбку до того момента, пока меня не назовут придурком. Встреваю в разговор с желанием поставить здесь всех на место, но, когда юная Харрис широкими шагами покидает беседку, понимаю, что её тактика приходится мне по вкусу.

— Александр! Ты куда?

— Подальше от этого цирка. Или вы действительно думали, что сможете нас свести, как парочку дворняжек? — задвигаю стул так, что его ножки противно скрипят по деревянному полу.

Даже обидно, я не успел доесть вкусный малиновый бисквит.

Когда выхожу из беседки, то чувствую настоящую злость на маму, Габриэля и самого себя, что повёлся на этот цирк с ужином и очередным знакомством. Каждый раз, кажется, наступаю на одни и те же грабли, только сегодня они наконец ударили меня промеж глаз.

Мама нагоняет меня достаточно быстро, и я раздраженно поворачиваюсь в её сторону.

— Александр, это нужно нам всем.

— Мне это не нужно, — на выдохе говорю я.

— Ты лишишься всего.

— Что за бред?

— Не мне тебе объяснять, что пока у тебя есть авторитет и связи, тебя никто не тронет. Стоит их потерять — твой клуб пропадёт. И будет хорошо, если ты отделаешься лёгким испугом, а не окажешься за решёткой.

— Я работаю чисто.