Усердствуй, но не перетрудись. (2/2)

— Ты думал, что у меня не будет запасного плана, на случай, если я не смогу сбить этих дикарей? — Насмешливо спросил Харучиё, обращая внимание на подростковых гопников, после чего зло ухмыльнулся. — Ты всё испортил, Ханагаки. Час расплаты настал. Умри же! — Катана глубже вонзается в тело, но Такемичи смотрит только на испуганные пепельные глаза. Хочется улыбнулся и сказать, что всё будет хорошо. Но ни черта не будет хорошо. Врать он не посмеет.

Становится как-то до одури хорошо, боль ушла на самый задний план.

Перед глазами Такемичи всё плыло, звуки стали слышаться как-то отдалённо. Он судорожно вдохнул, переставая прислушиваться.

И снова он умрёт. Не бывать счастливому будущему, он не увидит повзрослевших и счастливых друзей. Лучше бы он сдох прямо там, на рельсах и не попадал в грёбаное прошлое. Да что за пропаганда!

На фоне слышались крики, но Такемичи было уже как-то фиолетово. Может судьба всегда хотела лишь посмеяться над ним? Закинула в прошлое со словами: «Вот, ты не умер. Дальше сам, чувак, я в отпуск.» А сейчас она твердит: «Всё бестолку, ты всё равно ничего не изменишь. Зря ты затеял всю эту хрень со спасением всех и каждого. Просто смирись уже с тем, что если ты и попадёшь назад во времени, то ничего не сможешь сделать. Смирился? Молодчик! Скачки во времени, это тебе не: а-ля, смогу всё провернуть без каких либо жертв, все будут счастливы! Я спасу свою девушку и друзей, поженюсь, мы станем семьёй и будем жить долго и счастливо. От такой абсурдности даже блевать хочется. Твоя тупая башка ещё не поняла, что ты отстойный неудачник? Ты не сможешь никого спасти! Сделаешь только хуже себе и другим! Эгоист проклятый! Знаешь что? А умри-ка ты прямо здесь, на поле кровавой бойни. Может и этот светловолосый угрюмый чувак в себя придёт. Хотя кто знает, кто знает. Ошибочка совершить несложно»

Он хотел спасти всех. Но он с треском провалился.

— Т-Такемичи? Прошу, живи, Такемичи! — Голос Майки такой отчаянный, и кажется, он плачет, но Такемичи уже ничего не видит. Он чувствует, как его опустошённое тело поддерживают руки. Тёплые. Он вдруг почувствовал, как стало довольно прохладно. Опять. — Я же говорил не возвращаться! Так какого хрена, Такемичи? Почему ты никогда не думаешь о себе, о своём счастье?

Помолчи, Манджиро. Разве он заслуживает счастье, когда на его руках столько смертей? Определённо — нет. Уж лучше самому быть погребённым в могилу, чем играть счастливого человека зная, что дорогие тебе люди умерли по твоей вине.

Становится ещё холоднее. Пульс и дыхание замедляются. А это значит…

Он умрёт. В луже собственной крови, на руках у «Непобедимого Майки». И от такой иронии хочется смеяться и плакать.

Хината бы успокоила Ханагаки, обняла, сказала бы, что защитила бы его от всех, морально поддержала. Он дал бы волю чувствам и расплакался бы прямо перед своей любимой, после чего они бы просто провели время вдвоём. О да, как же ему этого не хватает. Но, кажется, он уже слишком устал, слишком замаялся с этой хренью со временем. Наверное, лучше закончить всё здесь и сейчас. Да, это определённо лучше.

Кого он обманывает? Нихрена это не лучше.

Но сил уже действительно нет.

Он хотел изменить судьбу. Но судьба решила всё за него. От неё никуда не убежишь, не скроешься за невидимой стеной, не преградишь ей. И сейчас кажется, что даже перемещения во времени — это простая трата драгоценного времени на то, чтобы просто дойти до конца с множеством потерь и сломаться. Если триггера нет, ты не вернёшься в будущее. И это точка невозврата. Невозможность понять, кто умрёт, а кто останется жить с психическими отклонениями.

По правде, это уже настолько осточертело, что уже правда, хочется спокойствия и умиротворённости.

Глаза постепенно закрываются, и последнее, что шепчет Такемичи перед тем, как закрыть глаза, это:

— Прости меня, Хина.

***</p>

Ханагаки разлепляет глаза и видит тёмный потолок. Он осматривается и не видит ничего примечательного. Ну, то, что сейчас ночь, это и понятно.

Он сонно моргает, и вдруг его как будто током пробивает. Он вскакивает с постели и подбегает к выключателю, успев при этом задеть тумбочку своими несчастными пальцами ноги, из-за чего матерится на всю комнату. Добежав до назначенного объекта он быстро включает свет, который незамедлительно долбит по глазницам, но тем не менее, зажмурившись он подходит к календарю и просто пялит на дату.

23 декабря 2002 года.

Приплыли.