Глава 10. Знак Зодиака (1/2)

«Близнецов сегодня ожидает успех, главное вовремя взять ситуацию в свои руки и тогда звёзды гарантируют: результат будет! Удача для этого Знака Зодиака и вправду заключается на небесах…»

Софа не верила в гороскопы ни дня с момента своего появления на свет, а какие-то астрологи не служили авторитетом. Их предсказания — всего лишь сказочки для особо доверчивых, таких же, допустим, кто верит, что в лотерею можно выиграть, и по кругу покупают билеты, надеясь, что в один момент им подвернётся тот самый, счастливый. И удачи никакой нет, хотя бы потому, что вместо того, чтобы переполняться энтузиазмом и энергией, как пишут эти «знатоки звёздных линий», она облачена во всё чёрное. В зеркало на себя смотрит — и, вроде, не совсем верит…

Кажется, что даже отражение над ней злую шутку играет, возвращая снова унылость и серость. За окном тучи, солнца не видать, но Мальцевой и не хочется любоваться тёплыми апрельскими лучами. Не воспринимает она, что сегодня третье апреля и два часа назад она вернулась с похорон собственного отца.

Наверное, это в голове что-то перемкнуло. Софа слышала об этом когда-то — защитная реакция или что-то вроде того. Когда, с одной стороны, и горюешь, а с другой не чувствуешь той всепоглощающей бездонной боли, которая поселилась в душе с уходом брата и матери. Может, потому, что врать самой себе бессмысленно? И такой конец для Павла Мальцева уже возникал в её голове далеко не единожды. Отец сам сделал печальный выбор, поддавшись зелёному змию-искусителю, заставив дочку, с которой в отношениях был разлад, ответить на первоапрельский утренний звонок соседки с Воронежа.

Несколько часов в дороге, потом — в морге. Сухое выражение лица патологоанатома и не менее сухое: «цирроз печени».

Софа и не удивилась даже…

Рождённым утонуть, повеситься не вариант

В хрустальный гроб — бриллиант: 100 лет твой поцелуй</p>

Умри или танцуй

Под томный звон курантов…</p>

Стыдно ли говорить о таком?

Соседка раскритиковала, что, видите ли, внимание отцу не уделяла, и довела до могилы своим равнодушием. Ей было всё равно на чужое мнение человека, которого она толком и не знала, а вот Сергей вступился. Был с ней рядом всё это время, ни на шаг не отходил с момента известия, с похоронами помог. Вдвоём-то они и провели в последний путь человека, который когда-то был военным офицером. Фотографию Софа подходящую выбрала: Павел в форме, мундир на нём сидит, как влитой, погоны блестят майорскими звёздами — подполковника мог бы получить в восемьдесят восьмом, если бы не пристрастился к рюмке. Слишком злую шутку сыграли наверху с семейством Мальцевых.

Софе больше не стоит даже мимолётно думать о том, как поживает родственник. Трое близких людей собрались крестами на кладбище.

— Знаешь, у меня такое ощущение, что они теперь и меня ждут, — Софа взгляд от могилы отца отвести — отвела, но как заставить себя не смотреть и вовсе в сторону трёх крестов? — Может, заберут к себе? Я же непутёвая, что мне осталось?

Сергей эти слова её слышит. Рядом стоит и понимает, что к нему она и обращается. Его в дрожь бросает отчасти от подобных интонаций, но не время быть слабым. Ему так точно. Поэтому подругу покрепче обнимает, касаясь плеча.

— Не дури, — твёрдо отрезает. И как-то мягко, с пониманием, что ли, — Ты не одна, Соф. А горе — оно перемелется со временем и раны затянутся.

— Только след останется, — отрешённо.

Кощевскому не хочется видеть её такой. Но и оставить её — не оставит. Решил для себя, что рядом будет. Даже если попросит уйти, всё равно. Нельзя ей одной. Он у неё есть, и он ей докажет как-нибудь, что жизнь продолжается. Пускай даже и не сейчас, пускай со временем. Слёз у Софы нет, но лучше бы она, наверное, плакала. Горе своё выпустила наружу. Он-то знал, что она переживала. И, может, себя винила совсем чуть-чуть за то, что стало.

Врать ей он не пытается. Поэтому честно отвечает, чуть закусывая щёку, пока Софа утыкается в него, обнимая. Позволяя себе прильнуть к нему. Он ведь ей не чужой, родной.

— Это неизбежно, Соф. Неизбежно…

Софа знает, что Сергей прав, но новости не заканчиваются. Они стремятся уже к выходу из кладбища, подальше от могил, когда их настигает голос с кавказским акцентом.

— Простите, вы, кажется, София? Подруга Вити Павленко? — уточняет. Мужчина незнакомый и весь в чёрном, сложно припомнить, чтобы они где-то пересекались.

— Допустим. И я Софа, а не София.

— Я — Бессо, сын Зураба Нотаровича. Вы меня не знаете, но я вас видел однажды у него в ресторане. Мы могли бы поговорить? Наедине.

— Ей сейчас не до разговоров, — Сергей не доверяет сыну Зураба. Наслышан о нём, поэтому встревает, считая своим долгом защитить подругу.

— Я знаю о вашем горе. Поверьте, разделяю его как никто другой, я тоже похоронил сегодня отца, — эта новость для Софы оказывается неожиданностью. Не знала она о том, что Зураб умер, но вопрос, как именно это случилось, предпочитает не задавать. Слишком высока вероятность, что в случае чего на неё покатят бочку, особенно если сын Зурабовский её видел в ресторане. Софа помнит, как в ноябре заявилась туда, — И всё-таки, имею наглость настаивать. Если хотите, дам вам свою визитку, мы встретимся в другое любое удобное для вас время.

— Не стоит, — Софа на Кощея смотрит, и добавляет, — Серёж, подожди меня за воротами, я скоро приду.

— Ты уверена?

— Да.

Сергею ничего не остаётся, кроме как удалиться. Софа всё своё внимание переключает на сына Зураба, давая понять, что готова слушать.

— Простите, просто не знал, выдастся ли ещё случай встретить вас. Насколько я помню, вы тесно общаетесь с афганцами. Ведь именно поэтому вы приезжали к моему отцу в ресторан, пытались разобраться, что случилось с Аликом Волковым? Должен признать, это было эффектно, хоть и глупо, появляться в одиночку.

— Вы решили поговорить со мной именно об этом? — Софе нет дела до того, что было в ноябре, ей бы в настоящем разобраться, а не в прошлом виснуть, — Или вам что-то известно про Алика?

— К сожалению, нет, но у меня к вам серьёзное предложение. Ваш друг Витя настроен стать во главе завода, а я намерен вложить в него свои средства.

— И что с того? Хотите, чтобы я отговорила его?

— В целом, не буду скрывать, я был бы вам за это признателен. Ну, посудите сами, зачем афганцам завод? У них есть рынок, мне кажется, это уже довольно неплохая прибыль.

— Вы верно подметили: неплохая. Но Витя хочет, чтобы была отличная, — Софа не горит идеей о заводе, как Павленко, но и становиться на сторону кавказцев не станет. Знает прекрасно, кто они и что сделали в своё время, в том числе и из-за Эльзы с Аликом, — А я не имею привычки влезать в чужие дела.

— Он ваш друг, и явно не чужой человек. Знаете, у нас, на Кавказе, есть такое выражение: проблемы друга — это мои проблемы.

— Похвально.

— К тому же, ваш друг может не понимать, чем чревато управление заводом. Оно отнимет немало сил и здоровья, и хорошо, если только у него, а не у всех близких, — Софа не глупая, и трактует смысл этой фразы недолго, — Что такое жизнь? Если посмотреть по правде, это как вот эти кубики от настольной игры, — мужчина ладонь раскрывает, указывая на два кубика с точками. Из настольных игр, — Есть кукловоды, а есть марионетки, а значит сильные и слабые. Первые подбрасывают кубики, двигая судьбой, а вторым остаётся только ждать расклада, какой выпадет, чтобы подчиниться. Вы понимаете, о чём я говорю, София? — Бессо наклоняется, пытаясь заглянуть ей в глаза. Не понимает он её эмоций ни грамма. Спокойная стоит и смотрит, губы сжав в упрямую и тонкую линию, и руки на груди сложив.

На вопрос его, так или иначе, не отвечает, выдаёт резкую правку:

— Я Софа, — и это короткое уточнение заставляет кавказца усмехнуться.

— Простите великодушно, совсем забыл, но ведь это и не имеет никакого значения. София, Софа — одно и то же, по сути, но, раз вам будет угодно…

— Никакого значения не имеют ваши слова, — она перебивает его. И это явный признак неуважения, но ей плевать. Правда, отвечает, когда её озадачили вопросом, — Они как песок. Набрать в ладонь, потом разжать пальцы — рассыпется, а пользы никакой, только грязь.

В лице Бессо что-то меняется на секунду, и ничего хорошего это не сулит.

— Отец был прав, когда говорил мне о вас. Вы порой чересчур бурно реагируете, не думая, чем это может обернуться.

Понимает, к чему всё идёт и спрашивает в ответ:

— А у вас на Кавказе всегда всё решают с помощью угроз?

— Что вы, какая же это угроза, всего лишь констатация факта. К тому же, ваш друг не имеет того опыта в введении бизнеса, какой имею я. Со мной завод будет процветать сразу, а вот с ним — не факт.

— Думаю, тогда вам лучше об этом поговорить напрямую, без посредников, — Софе неприятен Бессо и она стремится закончить разговор как можно скорее.

— Буду рад с ним пообщаться. А визитку, раз такое дело, возьмите. Ему передадите или же сами, возможно, когда-нибудь воспользуетесь. Бессо Зурабович помнит добро, как и его покойный отец. Ещё раз мои искренние соболезнования.

Кавказец уходит, а Софа несколько секунд на одном месте стоит, глазами провожая и пальцами визитку сжимает так, что костяшки белеют. Не выбрасывает все-таки, в карман кожаной куртки кладёт и взгляд в сторону Серёжи бросает.

Тот кивает, мол, «ты как, в норме?», и Мальцева набирает скорость навстречу.

— Чего он хотел?

— Поговорить.

— Неужели о хорошем?

— О хорошем, Серёж, на кладбище не говорят, — Софе хочется как можно скорее покинуть это место, пропитанное горечью, — А с кавказцами — тем более…</p>

Звонок в дверь нарушает их тишину, Сергей поднимается с места, чтобы открыть, а Софа остаётся сидеть на кухне рядом с чашкой чая. Пальцы греет, потому что руки почему-то были ледяными, словно она голыми руками снежки лепила, как в детстве.

В прихожей возня слышится, возражения какие-то. Мальцева не особо вслушивается в голоса, пока не понимает, что бойкий девичий оклик принадлежит Павленко.

Видимо, Серёжа посчитал, что визит Поли сейчас не лучшая идея, только вот она считала иначе. Софа её подруга.

— Не нужно ссориться, — унылым голосом Мальцева обрывает их перебранку. Оба затихают, — Привет, Поль.

— Привет, — отвечает Павленко. И проходит мимо Кощевского теперь, — Как ты?

Может, дурацкий вопрос, но Поле важно было знать. Она правда переживала. Своего отца, конечно, не хоронила, но помнит отчётливо, как они мотались в Воронеж в ноябре и какой настрой был у Софы по дороге обратно. Они не помирились, и теперь уже точно не помирятся.

Поля могла только быть рядом. Сказать, что ей жаль, что она понимает — этим помочь никак нельзя, да и Софа не из тех, кто принимает чужую жалость. Так всё хуже только будет, но куда ужаснее, если рядом никого нет.

Поля хотела, чтоб Софа знала, что может рассчитывать на неё. Именно поэтому Павленко отказалась от прогулки с Вовкой, который поначалу дулся, вообразив, что его променяли на посиделки с подругой, но в конце-концов отнёсся с пониманием, узнав ситуацию.

— На ногах стою, живая, значит.

— Оптимистично…

— Ладно, проходи.

— Я тогда вас оставлю, — Серёже было неинтересно слушать девичьи разговоры, да и понимал он, что с Павленко они не особо ладят, не говоря уж о том, что знакомы только заочно. Слишком разные, и находится в одной компании не могут, — Приду вечером, ладно? — уже у Софы уточняет. Та только кивает, давая понять, что не возражает.

— Хорошо, — Софа в комнату уходит, и девчушка бы за ней увязалась, но чужое касание останавливает. Впрочем, Полине это не по нраву, она взглядом окидывает Сергея.

Глазами одними спрашивает: «чего тебе ещё?»

— Если ты хочешь её грузить темой про завод, то сразу оставь эту затею.

— Заняться мне больше нечем, можно подумать!

— Откуда мне знать, может, тебя братец подослал.

— Во первых, я не лезу в эти ваши разборки, и то, что Витя мой брат ещё не значит, что он мной как-то помыкает, а во вторых, если не знаешь, то лучше и не говори ничего в следующий раз. Ответить могут всегда.

— Острая на язычок?

— Иди, куда шёл, — и на этом Поля в их разговоре коротком точку ставит. К Софе уходит, а Кощей из квартиры, на лестничную клетку, да прямиком вниз по ступенькам.

Из подъезда Серёжа успевает выскочить и отойти буквально на несколько метров, как его окликают.

— Эй, бессмертный! — Гриша оказывается рядом довольно быстро, — Как она?

Последние два дня Терентьев мотался в соседнюю область, решать вопросы по поручению Вити, поэтому с Софой не свиделись. Зато от командира нового узнал, какая беда приключилась и вот, с дороги сразу сюда.

— А сам как думаешь? — Серёже не доставляет удовольствия общение с афганцами, но вот, пожалуй, с Гришей можно было поговорить по-нормальному. Просто только что его выбесили и нервы требовали выплеснуть накопившееся, — Плохо ей. Хоть и старается не показывать, держится.

— Ну оно понятно, Софа всегда такой была, — характер подруги не из хрупких, боевой, — Она одна там сейчас?

— Подруга пришла навестить. Сестра вашего Вити. Так что лучше не суйся туда сейчас, у них там свой разговор, — с Полей Гриша пересекался уже, потому просто кивнул. Незачем и вправду мешать, — Бывай.

— Стой, мне поговорить с тобой надо. Насчёт Софы, — понимая, что отказ получить легко, Гриша контраргумент применяет.

И тут уж Сергей отказать в самом деле не может.

— Ну давай поговорим.

***</p>

В квартире тихо и как-то даже жутко отчасти, всё будто мраком утраты затянуло. Софа в кресле сидит, ноги под себя подтянув, в плед укутанная, домашняя и такая разбитая, что Поле даже как-то не по себе становится. Такой она видит её впервые.

— Пойдём на кухню, я там гостинцев тебе принесла, — начинает было с порога Павленко, чтобы хоть как-то внимание к себе привлечь, не испугать, потому что мыслями Софа сейчас вообще не здесь, не рядом.

— Поль, я в порядке, правда, — выходит чуть сбито, но вполне сносно, хотя бы для того, чтобы девчонка поверила. Эх, наивная добрая душа.

— Ага, я вижу, ты ещё скажи в полном, во прикол будет!

— Ну ты и язва мелкая, — звучит не как издевка, а как констатация общеизвестного факта.

— Знаю.

В комнате виснет тишина, пока Поля не решается подойти ближе, обнять. В поддержку она не мастак, но уж лучше так, как умеет, чем никак.

— Соф, ты сильная, очень, правда! Я же таких девчонок как ты вообще не видела, ты, считай, для меня началом чем-то хорошего стала, примером. А сейчас, когда я вижу, как ты страдаешь, мучаешься… ты не заслужила этого всего, слышишь! Но, раз уж так сложилось, нужно не раскисать иначе сломаешься, как печенье, в чай бульк — и всё.

Речь Полькина звучит как полный бред, но Софка краешками губ улыбается, к себе ее притягивает. Конечно, она всё поняла, что ей пыталась донести Павленко, но всё равно, как смириться с тем, что ты в этом мире остался один, без единой родственной души, Софа не знала. А потом прозвучало фатальное:

— Соф, я ведь прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, да, я хоть и не хоронила никого, но всё рано одна осталась. У меня из родных людей только ты и Витя, я даже матери своей не нужна, а о говнородственничках я вообще молчу. Вместе мы выберемся из этой безнадёги, обещаю! — Поля обнимает её крепко, в макушку целует, а у Софы тихие слёзы по щекам катятся, прорвало.

— Да, Польк, умеешь поддержать.

— Блин, прости, прости, у меня с этим туго, я не хотела тебя задеть, правда.

— Всё нормально, мелкая, спасибо, что пришла.

Позже они сидели на кухне, пили чай. Софа не особо была разговорчивая, Поля старалась не давить лишний раз, пока Мальцева сама не заговорила.

— Это так больно… Представлять то, чего никогда не будет, — Софа усмехнулась, и Поле, смотревшей на её лицо, стало не по себе от этой гримасы, которая явно не несла ничего хорошего.

— Соф, жизнь продолжается, — конечно, психолог из неё не ахти какой, только очевидные вещи произносит. Такие очевидные, которые Софа и сама знает, но вот только говорить это одно, а делать чуток другое.

— Да знаю я, Поль, — Софа кивает, бросая взгляд на подругу, — Знаю я всё прекрасно. Проходили, плавали. Только вот, знаешь, у меня же какая-то слепая надежда всё равно была. Я думаю, она у всех есть. Когда вот тебя тычут мордой в твои промахи, в твои косяки собственные, пытаясь убедить, что всё, рвать надо с концами, и я же думала, что хватит силенок порвать, не маленькая, как он сам говорил, но в итоге нет, нифига, — Софа говорит, и голос её нет-нет, да дрогнет, а Павленко слушает, перебивать не спешит, это ведь исповедь, самая настоящая, в ярчайшем её проявлении, — Правда, надеялась. Сначала, что вытащу его, потом, что он исправился, а потом, что и порвала всё. Вынудил же! Сам прогнал из своей жизни, дал понять, что дочь ему, как собаке пятая нога, а я и ушла. Только надеялась непонятно на что всё равно… — она пальцы в волосы запускает, всю пятерню, взьерошивая прическу, — Знаешь, вот как говорят, пока жив человек, всё можно исправить. И я честно надеялась в глубине души, что всё хоть как-то лучше станет, хотя бы на какую-то гнилую долю процента, правда, я только сейчас поняла, что не признавалась себе в этой надежде, не то, что ещё кому-то. А теперь его нет, и уже никогда не будет в моей жизни, и ничего, ничего уже не изменится, понимаешь?

— Он любил тебя. По-своему, но любил, я уверена, — Поля знает, о чём говорит. Может, просто потому, что так же в глубине души верила, что собственный отец любил её. Она ведь помнит его, смутно, но несколько воспоминаний есть.

Папа добрым был. Приходил к ней, обнимал и говорил, что любит.