[_III_] (1/2)

Люцерису нравились все игрушки, которые Рейма отправляла из Дорна. Без подробностей она описывала гостеприимство дорнийцев. Что заставляло наследницу (и не только её) задумываться: в чём подвох? Самым не детским подарком для её сыновей стали кинжалы. Они были парными, но Рейма пожелала, чтобы их поделили между Джейсом и Люком.

«Они твоя будущая опора, сестра. Они братья. Кто знает, что уготовила нам воля Семерых, потому стоит укреплять их узы. К слову, я также обзавелась парными кинжалами. Точь-в-точь такими! А ещё копьё мне подошло больше меча. Кажется, я вернусь совершенно другим человеком. Пока обитаю в дворцах Мартеллов, но близок тот день, когда мне станет не до писем. Дорнийцы не менее удивительны тех людей, которыми правит наш отец. Думаю, что мы на деле не отличаемся. Принц Кворен заботится обо мне, как и было обещано Его Величеству. Но всё же у меня есть свои обязательства перед ним. И у Валеона. Отец будет недоволен? Знаешь, я видела Мелеис лишь раз, но уверенна, Валеон совсем скоро нагонит её».

Расписывать пейзажи юга словесно Рейме надоело быстро – утомляло. Поэтому она стала учиться рисовать. Поначалу отправляла чужие рисунки, заказные. Так что Хелейна завела себе два сундучка: в одном хранились письма сестры, в другом – рисунки.

Эймонд изучал Красный замок в перерывах между тренировками и учёбой. Иногда он пробирался к черепу Балериона: либо подолгу смотрел на него, либо прятался за ним. Иногда он не мог уйти оттуда, потому что приходил отец. Визерис молчал, размышлял. Припарки мейстера Орвина поправили его здоровье. Но моральный дух оставлял желать лучшего.

Эйгон посещал тренировки, но пропускал исправно каждую третью. Валирийский учил… больше для управления Солнечным огнём. Но в некоторых письмах его использовала Рейма, и тогда первый принц спешил наверстать упущенное. Но чем дольше была их разлука, тем сильнее становилась разница в их интересах. На его счастье, Рейма не упрекала, а лишь беспокоилась о пагубных последствиях пристрастия к вину и многим девицам. Эйгон смеялся: Рейме и самой стоило бы попробовать девиц, особенно когда кругом дорнийки. Их бабке-тётке Рейне можно, а ей нельзя?

То письмо закончилось вполне известным напевом:

…вышел мой срок, мой конец недалёк,

Не дожить мне до нового дня.

Но хочу я сказать: мне не жаль умирать,

Коль дорнийка любила меня!</p>

Алисента, как обеспокоенная мать, получала письма с самым добрым содержанием. Да, в этом чувствовался обман. Но какой? Ради блага! И ради душевного спокойствия матушки! После разоблачающего письма королевы принцесса прислала именно такой ответ.

Когда жизнь Реймы разбавилась какими-то поручениями принца Кворена, так говорил Эйгон при хорошем настроении, Алисента не стала надоедать своим волнением и напоминаниями об осторожности. Её беспокоило другое. И если до этого момента Рейма могла спокойно притворяться слепой, то теперь нужно было высказаться. При этом она не хотела рушить свои узы с Алисентой.

«Матушка, понимаю твоё беспокойство. Однако позволь немного обидеться: не видишь ли ты во мне Рейниру? Когда я вернусь, пусть меня осмотрят, и ты убедишься в моей добродетели. Я не стану судить свою сестру. За все свои дела мы держим ответ перед богами. Семеро будут ей судьями. Я лишь могу заверить, что, как бы ни были привлекательны дорнийские юноши в своих лёгких тряпках, мне они неинтересны. Я – всадница дракона. И избранник мой доложен соответствовать».

Кровосмешение – грех. Но не для Таргариенов. Алисенте пришлось углубиться в изучении данной темы. Мейстеры наблюдали, что любовь Таргариенов имела под собой основание. Любить кого-то искренне Таргариен мог только кого-то из своих. Это искренне… не просто искренне. Даже с учётом того, что имела место и необходимость подобного союза, кроме чистоты крови и связи с драконами. Так что Отто Хайтауэр был даже рад, когда его дочь примирилась с вероятным воплощением в реальность традиции дома Дракона в своей семье.

΅◊΅</p>

Дорн – поистине царство огня. Даже взлетев над самой песчаной бурей, Рейма чувствовала жар. Он был в самом воздухе. И попавший за время бегства от стихии песок жёг кожу. И приходилось отплёвываться, следя за ветром. Если бы драконы могли смеяться, то Валеон обязательно посмеялся над хозяйкой! Пребывание на юге принесло ему куда больше, чем ей. Она даже немного загорела, кровь Аррен, Эйммы, в ней сильна. И как в этом пекле огонь Валеона не почернел?

Рейме нравилось улетать в пустыню для размышлений. Она равное количество времени проводила со знатью Дорна и с его простым людом. У всех у них одни и те же беды. Принц Кворен… его просьбы были справедливы и разумны. Он разрешил ей взять Валеона, чтобы воспользоваться им. Отец точно знает обо всём. Но приказа вернуться не последовало. Поэтому Рейме приходилось казнить огнём дракона всяких, обречённых на смерть без шанса на помилование. Их тела становились углями на глазах. Ей приходилось сражаться с разбойниками пустынь вместе с солдатами принца, проводить расследования. Принцесса могла бы перехватить лидерство на себя, но предпочитала позицию ведомой.

Кое-что случилось в одну из таких вылазок. Но никто не узнал. В то время принц Кворен чуть не поседел. Где принцесса пропадала четыре месяца? Они так и не узнали. Но что-то явно изменилось. И Рейма стала предпочитать самые закрытые одежды, что носили дорнийки.

Самое яркое и отвратительное воспоминание – боль, колющая, режущая, сжигающая изнутри. После этого Рейма некоторое время чувствовала себя пустой.

За что с ней так? Кто?

Нет, добродетель осталась при ней. Но будет ли от неё толк?

Иногда Зеленоводная была жестока к жившим на её берегах людям. И в такие моменты принц Кворен просил гостью заняться доставкой еды и лекарств. Дорнийцы жили далеко не богато, но в остальном в Вестеросе было намного больше несчастных. И Рейма поняла, чем займётся по возвращении.

΅◊΅</p>

Крики боли, просьбы о помощи. Голос Реймы? Тёмная каменная хижина. Горящие факелы. Опрокинутый бокал с тёмным вином. И чей-то лёгкий шёпот, пронизывающий всё тело. Блеск лезвия ножа. Просьбы остановиться, и вразумительный ответ, что иначе нельзя.

«Вы убьёте меня!»

Хелейна хмурится, мотает головой.

«Если мы не сделает этого, то ты точно умрёшь».

Блеск ножа, запах пота и крови. Несколько пар рук удерживало девичье тело. И страх перед смертью, холодящий сердце, окутывающий жаром голову, вырывался рёвом.

Органы. И смело вырезают что-то… огонь факела угаснул от дуновения прокравшегося ветра.