Широ (1/1)
Славная жизнь. Едины её законы. Там где есть начало - всегда будет конец. Мудрейший монах одного знатного дома оставил нас. Теперь у него иная судьба, иная жизнь.
Казалось, что у дома старика собралась вся округа. Человек, который когда-то наставлял односельчан на праведный путь, был достоин такого сполпотворения людей.
Кумико заливалась слезами. Мао нарисовала его прощальный портрет, а после присоединилась к Кумико. То успокаивала её, то плакала за двоих. Поговаривают, даже даймё вместе с холостым отпрыском Хидэ прибыли на поминки. Но проверить этого я не мог.
Мизу единственная знала этого монаха, ещё будучи в человеческой плоти. Она столько говорила мне о нём. И я даже не думал о том, что такие мудрые люди могут когда-либо умереть. Ведь зачем им умирать, если от этого наступит только горе? На самом деле старые люди как раз и уходят в тот самый момент, когда этого никто и не ждёт. И увы, даже судьба не в силах это предвидеть.
Мизу боялась. Она была полностью обескуражена. Глаза её были пусты. Лишь изредка она говорила что-то насчёт него, потом улыбалась, затем упиралась в плечо, чтобы вытереть слёзы.
- Я слишком мало плачу, - говорила мне она. - Видимо он был не так дорог мне, как остальным.
- Да брось ты, - пытался я её подбодрить.
Неважно, сколько слёз будет пролито. Гораздо важнее, если это будет искренняя, ненаигранная грусть. Я чувствовал, что Мизу сейчас именно это и чувствует. А значит, ей не за что себя корить.
И вот, она снова уткнулась в меня, как в платочек. А я её в очередной раз хватаю её в объятия. Мизу стала ближе ко мне, как никто другой. Я чувствовал, что она нуждалась во мне. Прямо здесь и сейчас.
Тело монаха вместе с частью его имущества даймё приказал сжечь. Языки пламени Кагу разгорались. Люди, проходившие мимо, поминали покойного добрыми словами. Вскоре и плач затих. Имбирные пирожки кончились. Почти все ушли. Остались лишь Кумико, Мао, Хидэ со своей свитой, Мизу, несколько монахов и я.
- Ну почему ты ушёл? - взревела Мизу. - Почему меня не послушался? Ты же обещал, что не будешь болеть!
Она бросилась к потухшему костру, надеясь ещё найти остатки обугленного тела. Я не пытался её останавливать. Наверно, было бы глупо заставлять её прятать эмоции.
И пусть Кумико снова будет ворчать о том, что мы нарушили традицию, а Мао в недоумении смотреть на нас. Мизу никогда не наигрывала эмоции. Никто не виноват, что она, будучи вечно молодой и милой девочкой, чувствует по своему.
Она откопала кусочек кости и вернулась ко мне.
- Теперь мы будем наблюдать за ним, - приказным девичьем тоном сказала она мне. - Теперь он не собьётся со своего пути.
Ты права, Мизу. Не собьётся.