Часть 17 (1/2)

Пристань Лотоса одевалась в красный будто бы не торопясь, смешивая полыхающий алый с нежным розовым первых лотосов. Вся Пристань в приподнятом настроении готовилась к свадьбе наследника, натирая маслами деревянные полы и развешивая благоприятные послания на красном шёлке по стенам. Были и казусы: на стене дома Цзян Ваньиня кто-то повесил гигантский кусок шелка со стихами весьма фривольного содержания, и злой, как свежий гуль, хозяин дома носился по всему тренировочному полю за разбегающимися адептами в поисках виновника под звонкий смех Вэй Усяня. Гуляющий неподалеку Лань Ванцзи наслаждался голосом мужа, его смехом, но подойти не смел. В его присутствии смех стихал, а бойкий супруг становился настолько формальным, что даже старейшины его клана не нашли бы к чему придраться. От этого сводило зубы. Подросший а-Лян уже держал голову и радостно ей крутил, улыбаясь беззубым ртом. В няньках у него, как и говорила целительница Чжао, действительно была вся Пристань Лотоса. Адепты таскали самодельные игрушки, а самые младшие свои рисунки. Служанки с кухни постоянно подносили самому Лань Ванцзи вкусное и сладкое «для молока», а посидеть с ребенком регулярно вызывались все омеги, приближенные к правящей ветви. Альфы заходили тоже, пусть и не оставаясь с Лань Ванцзи наедине, пока однажды Цзян Ваньинь всё же не пришел в неудачное время.

Сам Ванцзи его не боялся и вполне доверял как семье — не как родному брату, конечно, но был уверен, что тот его не оскорбит и никакие слухи не пойдут. Цзян Ваньинь втянул носом воздух, поморщился и, стараясь держаться от Лань Ванцзи подальше, подобрался к колыбели. Ребенок сладко посапывал, пока его дядя рассматривал плотно сжатые веки с тонкими иголочками ресниц.

— Он от Вэй Усяня, — не спрашивая, утверждая.

— Да.

Лань Ванцзи подобрался. Он помнил их разговор у озера и ждал вопросов намного раньше. Вопрос и сомнений в отцовстве, но последнего не было ни у кого. Казалось, хватало одного взгляда, чтобы точно сказать, кто отец.

— В Гусу ты запаниковал на мой вопрос, так что не вини меня за сомнения. И, будь любезен, разъясни уж, что ты имел в виду, говоря, что Вэй Усянь изменил тебе?

Вот оно. То, о чем очень хотелось поговорить, но совершенно не с тем человеком, что стоял перед ним. Забытая злость всколыхнулась: омега с ребенком жили на территории клана, Цзян Ваньинь наверняка в курсе кто это, но делает вид что не знает. Лань Ванцзи с трудом разжал зубы.

— Омега. Ребёнок. А-Юань.

На первом слове Цзян Ваньинь свел брови к переносице, на втором открыл рот, а на третьем со слышным стуком зубов захлопнул, уставившись в одну точку. Ликование от разоблачения изменника вспыхнуло на мяо, чтобы истаять без следа, затопив рот горечью. Захотелось обнять себя за плечи.

— Это… Цзян Ваньинь всё так же не смотрел на него, и с видимым трудом подбирал слова. — Это всё не то, о чем ты подумал.

— Ребенок назвал Вэй Усяня отцом. Я слышал.

Цзян Ваньинь сглотнул, но взгляд на Лань Ванцзи так и не перевёл. Пальцы вцепились в бортик колыбели.

— Да. Наверно. Вэй Усянь всегда его баловал. У, гулье отродье, ненавижу это!

Цзян Ваньинь рычал вполголоса, чтобы не разбудить ребенка, но всколыхнувшаяся злость чувствовалась очень отчётливо. Наконец перевел взгляд на него темный и серьезный.

— Это не то, о чем я имею право рассказывать. Но есть те, кто знают больше и возможно, решат тебе рассказать как есть. Прошу меня простить.

Поклон вышел смазанный и настолько быстрый, что Лань Ванцзи не успел на него ответить. Дверь тихонько хлопнула и он остался наедине со своими вопросами и подступающей головной болью.

***

Цзян Яньли зашла на следующий день — супруг уже несколько дней был на большой ночной охоте с младшими, и всё Цзяны регулярно навещали Лань Ванцзи, помогая ухаживать за ребенком. Но в этот раз она пришла ко времени дневного сна и сразу прошла в маленький кухонный угол, разогревая воду для чая.