Глава 2 (1/2)

…он бежал по сугробам, роняя замёрзшие льдинки слёз на курточку. В одной руке — буханка тёплого белого хлеба, в другой — кинжал, тоже тёплый. От крови. Он ничего не видел перед собой, он просто бежал, спотыкался и падал лицом в снег, поднимался и снова бежал.

Его мать мертва. Он не делал этого. Нет, он никак не мог этого сделать.

— Мама! Я тебя ищу повсюду, а ты тут лежишь. — Десять минут назад он зашёл в тёмную комнату, в которой повис густой металлический запах. Что-то чёрное метнулось за окном. Она лежала ничком на полном затейливых узоров ковре. При том тусклом освещении ему показалось, что под ней тёмное пятно. Он взял в руки маленькое острое оружие, лежавшее тут же.

— Мама, это уже не смешно! — закричал он, всё ещё надеясь на то, что это розыгрыш. — Мама! Мама! — начал трясти её сын. Испачкав в бордовой жидкости руки и одежду, он наконец понял, что с матерью.

— Аякс?! Что ты делаешь?! — брат и сёстры стояли в дверном проёме.

— Братишка! Что с мамой?!

— Это у тебя надо спросить! Что у тебя в руке? — брат поднял его руку с кинжалом.

— Это не моё…— прошептал он.

— Ребятишки, не видели мой охотничий нож?.. — в комнату заглянул отец. С лица его мгновенно слетела улыбка. Он глядел широко открытыми глазами на Сына в пропитанной кровью курточке и орудием убийства в руке. — Зачем?..

— Я этого не делал! — покричал мальчик, захлёбываясь слезами. — Папочка, поверь мне! Я видел в окне…

— Любимая…— отец упал на колени и сжал холодеющую руку. — Ты мне больше не сын. Убирайся куда хочешь, я не желаю больше оставаться под одной крышей с убийцей.

Мальчик побежал. Рука, вцепившаяся в кинжал, так и не выпустила его. Кто-то схватил его за рукав и затащил на кухню.

— Уходи из нашей деревни,— прошептала сестра Тоня, — когда жители Морепеска узнают об этом, они захотят тебя покарать, не разбираясь в случившемся, как наш отец. Я верю тебе. Ты не виновен. Вот хлеб, возьми его. Удачи, братец! Надеюсь, мы ещё встретимся, — крепкие объятья сестры прервались всхлипываниями.

Чувство несправедливости терзало его душу, заставляя кричать от боли. Картина убитой матери не выходила из его головы, а слёзы катились из глаз непрерывными потоками.

Он понимал, что невиновен, но почему-то так легко согласился на поражение и пустился в бега, словно он и правда был преступником. Теперь возвращаться точно нельзя. Но ничего. Нож есть, а значит не будет врагов и будет еда, добытая в охоте.

Он не знал, сколько времени и в какую сторону он бежал, а когда опомнился было уже поздно. На улице стемнело. Высокие деревья медленно качались на северном ветру. Дикие звери начали выходить на ночную охоту. Жизнь шла своим чередом вокруг одинокого мальчика, совсем потерявшегося в этом мире.

Немного успокоившись, он остановился. Где-то вдалеке завыли волки. Он не боялся их в деревне, но здесь, вне её, они были настоящей угрозой. Он вытер слёзы, взял нож в две руки и начал вслушиваться. Совсем рядом вой подхватил волк. Два жёлтых светящихся глаза, дикий оскал голодного зверя показались в темноте. Оба не отводили взгляд друг с друга, но никто не хотел нападать первым. Мальчик начал пятиться, готовясь в любой момент побежать, но было очевидно: его догонят и разорвут на куски. За спиной раздался рык. Он вдруг резко осознал, что отступать поздно — он окружён. В руку вцепились острые зубы.

—Ааа!— закричал он не своим голосом, резко дёрнулся и полоснул кинжалом прямо по горлу волка. Тот заскулил и обмяк, но всё ещё держался за добычу и явно не желал её отпускать. Кровь хлынула фонтаном. Он ударил мощной рукояткой ножа по голове хищника, потом ещё и ещё, пока, наконец, волк не упал навзничь. Остальные животные сразу же будто сорвались с цепи. Он бросился бежать, они в погоню. По снегу бежать тяжело; хлеб выпал из ослабшей укушенной руки; она ныла и опухала. Останавливаться было нельзя. Силы заканчивались, а он думал лишь об одном: нужно выбежать из леса на опушку или другую равнину, а там, глядишь, и река близко. А по реке часто плывут лодки торговцев, которые смогут подобрать его и отвезти в заморскую страну, подальше от этой. Эта мысль придавала сил, и он всё бежал, бежал…

Солнце начало вставать, и, наконец, вдалеке показалась степь. Истощённый, он вышел навстречу утреннему солнцу. Он не задумался ни о том, куда пропали волки, ни о том, где он оказался. Рука совсем обвисла и не поднималась. Ужасно хотелось пить и есть, он насквозь промёрз, но всё брёл куда-то вперёд между сугробов. Вдруг нога провалилась под снег.

— А?— он пошевелил ногой. Намертво застряла. Он взял нож по-удобнее, и только хотел отрезать, как ему показалось, корни вьющегося растения, как земля под его ногами исчезла, и он полетел вниз, в Темноту. Истошный крик ребёнка быстро стих. Но его бы и так никто не услышал в Таком месте и в Такое время.

Снежинки искрились на утреннем солнце, и одинокий ястреб летел очень высоко; наверное, навстречу северным ветрам.