Портреты (1/2)
***</p>
Александр любит рисовать и старается делать это в особо счастливые или тоскливые моменты. Ещё в школе он сидел на предпоследних партах, прячась за толстым учебником истории, и выводил на тетрадном листе неровные линии. Они с каждым движением складывались в кривой рисунок дракона. С годами всякие мифические существа сменились реалистичными рисунками людей, кошек, барабанов, красивых девушек с большими бюстами. А в «секретной» тетради красовались не только женщины, но и мужчины. Последние рисовались ночью, когда мама крепко спала, а отец уходил на работу. Александр же с фонариком в одной руки и карандашом в другой выводил контуры парней. Было жутко стыдно и страшно, но остановиться всё никак не получалось. Пусть внутренний голос и вопил: «Это неправильно и аморально! Что ты будешь говорить родителям, если они увидят это нечто? Ладно бы здесь были девушки, это можно объяснить. Но голых мужиков — нет!». Но что-то внутри сжималось и постоянно повторяло, мол, если прятать тетрадку хорошо — ничего плохого не случится. И каким-то чудом никто так и не узнал о самодельном порно с мужчинами, зато картинки с женщинами пользовались успехом среди одноклассников. Но поддержки Александр не получал: Миша бросал сухое «прикольно», Балу постоянно критиковал, а другие ничего толком не говорили.
Когда в группу пришёл Князь, он сразу же стал главным художником. Сперва Поручик сильно злился, ведь рисунки Князева не были реалистичными и красивыми визуально. Да, в них имелась своя изюминка, но всё портила грязь в каждой работе. Наверное, из-за злости отношения с Андреем остановились на отметке «я тебя не ненавижу, но готов забить арматурой при любой возможности». Со временем удалось смириться с тем, что каракули Андрея ценятся больше, чем реалистичные картины. В них Александр вкладывал все свои эмоции и переживания. От этого все тетради были изрисованы печальными и злыми лицами.
На первую более-менее нормальную зарплату с концертов Александр купил целую гору карандашей и тетрадей. Среди них имелась одна особенная: она была толстой в плотной обложке, что делало возможным рисование в любом месте. Именно поэтому в своём первом официальном туре Александр почти всё свободное время выводил контуры людей, животных, предметов и иногда даже мужчин. Пубертатный возраст давно прошёл, но желание рисовать красивых парней не прошло.
А потом в жизни появился Леонтьев. Он будто сошёл со страниц тетрадей Поручика: высокий, улыбчивый, симпатичный на лицо и с по-настоящему красивыми, нет, восхитительными руками. Александр аж дар речи потерял, а потом жутко стеснялся подойти. Вроде взрослый человек, а смущался, словно школьница. Совладать с чувствами удалось только на вторую встречу, тогда Поручик назначил с Леонтьевым встречу тет-а-тет, без посторонних.
Он оказался интересным собеседником, немного болтливым, постоянно смеющимся и мечтательным. О своих целях и желаниях Леонтьев мог говорить часами напролёт, а Поручик ничуть не возражал. Он мягко улыбался и ловил взглядом каждый жест Лося. Тот размахивал руками, когда дело касалось наиболее волнующей его темы, заламывал пальцы, думая, как лучше объяснить свою точку зрения, и гладил себя по волосам, слушая ответы Поручика. Последний всю прогулку думал о том, как будет потом рисовать тёзку.
Прошли всего две недели со знакомства, А с лица Поручика всё не сходила счастливая улыбка. Она была вызвана регулярными встречами с Леонтьевым, разговорами с ним и походами друг другу домой. Саши соскребали со своих карманов мелочь, скидывались и шли в ближайший магазин за дешёвым пивом. На вкус оно было мерзким и слишком сильно отдавало спиртом. Но Александр не обращал на подобные мелочи внимания: слишком уж был увлечён Леонтьевым. И тот, казалось, тоже.
Поручик приходил в гости к Леонтьеву, и тот сразу же тащил в свой «угол». Саша жил у своего двоюродного брата-студента. Тот постоянно ворчал по поводу шумных гостей. Поэтому Александру приходилось чуть ли не на цыпочках пробираться в нужную комнату. А там говорить тихо-тихо, чтобы второй Леонтьев не начинал скандалить. Саша же не мог нормально регулировать громкость голоса и постоянно извинялся, когда переходил на крик. Поручика это очень забавляло и в какой-то степени умиляло.
Он водил тёзку в свою бедно обставленную квартирку. Она выглядела плохо и пахла дешёвыми сигаретами, жаренной яичницей и плесенью. Всё это в совокупности вгоняло в тоску и уныние. Но Леонтьев своим присутствием мог разогнать эти чувства. Он глуповато шутил и всё предлагал прекратить постоянно пить, отложить деньги и устроить маленький ремонт в квартирке Щиголева. Последний только улыбался, качал головой и говорил, что совершенно не имеет опыта в подобных делах. Тогда Леонтьев с умным видом поправлял очки и предлагал свою помощь. И Александр в шутку согласился. А вечером, после ухода тёзки, сидел и рисовал того с баночкой противного пива.
На третью неделю Александр решился показать Леонтьеву его портреты. Руки безумно дрожали, в горле стоял ком, а в животе стянулся противный узел. Было страшно узнать мнение Саши и в очередной раз услышать безразличное «прикольно». И Леонтьев, рассмотрев одну из тетрадей, начал обсыпать тёзку комплиментами. Саша был в самом настоящем восторге от каждого рисунка. И Александр не мог перестать улыбаться из-за этого. Его работы впервые нормально оценили и похвалили не для галочки, а по-настоящему! Сердце от потока приятных слов забилось быстрее, а щёки приобрели лёгкий красноватый оттенок. В тот вечер Леонтьев пролистал тетрадь от корки до корки и с каждым своим портретом улыбался всё шире и шире.
«Я рисую то, что считаю красивым» — признался Александр тёзке спустя месяц со знакомства. Леонтьев, рассматривающий один из сотни (тысячи) своих портретов, замер на секунду. Поручик прекрасно понимал, что прямо сейчас рисковал получить в морду за голубые намёки, но что-то внутри подсказывало, что ничего плохого не произойдёт. И Александр наткнулся не на гневный взгляд, а на смущённый. Леонтьев пристально смотрел то на тёзку, то на рисунки, то вообще на потолок. И только спустя несколько минут спросил, мол, шутит ли он? Александр усмехнулся, покачал головой и отпил пива из стакана. Поручик в тот вечер пил один, Леонтьев же отказался, сославшись на отсутствие денег.