Малышка (1/2)

***</p>

Поручик просыпается от того, что тёзка ворочается. Щиголев, нехотя, открывает глаза и смотрит несколько секунд в стену. Спать хочется просто неимоверно, веки кажутся слишком тяжёлыми. А Леонтьев, похоже, так не считает — он случайно толкает Александра в попытках встать с кровати. Это всё же заставляет немного проснуться и посмотреть на часы. Они показывают два часа ночи. До будильника ещё почти пять с лишним часов.

— Саша! Саша, ложись, сейчас поздно, — альфа вцепился в руку Леонтьева, не давая тому уйти с постели. — Давай спать, нам завтра рано вставать… — с губ срывается громкий зевок, и глаза прикрываются.

— Я должен успокоить малышку… — Леонтьев говорит не своим голосом. Ощущение, будто он долго-долго кричал и выл. От чего сейчас хрипит. — Она кричит, надо её утешить и посмотреть, что произошло.

Александр хмурит брови и поворачивается лицом к супругу. Злость охватывает в свои цепкие объятия. Сейчас не время для тупых розыгрышей и шуток. Рука только сильнее сжимает чужую. Больше всего на свете Поручик ненавидит, когда произошедшее несколько секунд назад превращают или переводят в хохму.

— Поручик, — Ренегат смотрит прямо в глаза мужу. — Наша дочь плачет. Я должен её успокоить, пока она совсем не измучилась. Я не прощу себе, если не помогу ей!

Именно эти слова заставляют проснуться окончательно. Ярость быстро уходит, её сменяет самый настоящий животный ужас. Последний сковывает всё тело в свои цепи и заставляет забыть все слова. Именно поэтому в комнате воцаряется почти гробовая тишина. Она давит на виски и заставляет сердце замирать на секунду. А ещё из-за неё руки трясутся, как у больного паркинсона. Нет, это не из-за молчания, а из-за того, что именно тёзка прямо сейчас говорит.

— Саша, она плачет! — Леонтьев сам начинает дрожать. Его не пускают к ребёнку, которому прямо сейчас как никогда плохо. Саша просто обязан помочь и защитить ее от всех бед. Вдруг дочке приснился кошмар или у неё поднялась температура, пока Ренегат просто лежит и нежится в постели? Это неправильно и аморально. В конце конов он должен заботиться о малышке.

Поручик не отвечает, его губы бледнеют, а сам он смотрит на живот тёзки. Тот спит без пижамных рубашек, поэтому легко можно рассмотреть тело. Щиголев делает это в миллиардный раз. В конце концов он не первый год замужем за Леонтьевым, только вот у того ещё год назад не было этого уродливого длинного шрама на животе. Поручик не считает, что подобное портит людей, но только не его Сашу. Но долго смотреть на рубец не получается. К горлу сразу начинает подкатывать противный ком. Его чисто на физическом уровне не получается проглотить.

— У неё может быть температура… Я слышал, что для её возраста это частое явление, — омега вновь пытается встать, но ничего не выходит: его по-прежнему держат.

Поручик тянется свободной рукой к чужому лбу. Температуры нет, кожа не горячая, а даже холодная. Это пугает ещё больше. Если бы у Леонтьева был жар — всё было бы намного проще и объяснимо. Но теперь Поручик чувствует себя балансирующим на краю пропасти. Один неверный шаг может стоить жизни.

Дышать невероятно тяжело. Лёгкие будто сковывает крепкая металлическая проволока, или кто-то настолько сильно ударил, что выбил весь кислород из лёгких. Обычно так делают боксёры во время спаррингов. Но у Леонтьева нет ни проволоки, ни боксёрских перчаток.

— Саша… — Щиголев всё же выдавливает из себя одно слово. Но больше ничего не получается сказать. Эта способность, будто вылетает из головы. И теперь он только и может, что беспомощно открывать и закрывать рот. Рыбы без воды делают также, когда нет возможности дышать. Поручик чувствует себя точно так же.

— Ты спи, я сам всё сделаю… Ты же сам говорил, что очень устал на концерте, — Леонтьев по-прежнему выглядит совершенно чужим.

Это не Саша, за которым Поручик замужем, и которого любит всем сердцем. Перед Щиголевым совершенно другой человек. У него впалые щёки, бледная кожа и мёртвый взгляд. Наверное, Александр просто попал в кошмар и вот-вот проснётся, а рядом будет лежать его Саша.