chapter 12 (1/2)
«Запрещенные записки,
И без фантиков ириски…
Мы играем сегодня жестко -
Агрессивная игра…»</p>
– Три штрафных круга и прекрати лыбиться! В клетку первая сегодня!
Бэллка щурилась, силясь спрятать блеск глаз под светлыми ресницами, но, судя по нахмуренному лицу Дмитрича, выходило паршиво. Кросы несли ее по залу, невольно спотыкаясь несколько раз у неприметной стопки матов в углу. Девки из команды подозрительно перешептывались.
– Кузнецова, ускорилась! Я кому говорю?!
Тренера злил ее расслабленный вид, ее опоздание и несобранность, но даже если бы он пригрозил ей лично в спарринг встать, нервная веселость и состояние «завтра не существует» не исчезло бы из поблескивающих глаз девчонки. Иначе просто быть не могло после изматывающей войны-бессонницы за сияющее, призрачное и светлое «когда-нибудь».
В Бэллкиных запястьях тоска подмаренником увядать стала, когда утром Костья выставила недовольную Петруху за дверь спортзала. Когда обернулась и молча погладила красный след от прижатой ткани на Бэллкиной щеке, посылая мурашки по телу. Малая не сдержалась и потерлась щекой о татуированные пальцы:
– А я….
– Цыц, – Купер шикнула разочарованно и легонько хлопнула ее по губам, но даже в этом жесте не было ни капли злости, – Ты опять все испортила.
Хотелось смеяться, но вместо этого девчонка задержала дыхание, потому что Каспер, прикрыв глаза, казалось, подбирала правильные слова. Не подобрала. Усмехнулась чему-то опечатанному на внутренней стороне век, невесомо пробежалась кончиками пальцев по шее Кузнецовой и ушла. Ушла, бросив обнадеживающее «до вечера».
Бэллка не хотела, стыдилась, но жила остаток дня только этой фразой. Птицей вылетала из класса в класс, птицей прилетела на тренировку. Опоздала, потому что у самой двери спальни десятой ее рукав дернула Лиза.
– Привет, – смешно дрогнули знакомые косички и сморщился курносый нос.
– Привет, – Бэлла удивленно оглядела ее и пустой коридор, – Ты чего тут? Случилось чего?
Девчонка неестественно повела плечом в отчего-то растянутой футболке и ломающимся голосом укрепила росточки осознания в голове Кузнецовой.
– Твоя староста. Она… нормальная, хорошая даже. Не проси ее за меня заступаться больше, ладно? Я знаю, какие от этого могут быть проблемы.
Лиза как-то невесело улыбнулась и потерла локоть. Беллка сосредоточенно переваривала информацию.
– Записки есть? Нет? Я пошла тогда, где найти знаешь. И это… спасибо.
Но Малая Костью ни о чем не просила. И казалось, староста для нее ничего и не делала. Или?..
Дмитрич начал разминку, все еще недовольно покрикивая, а у девчонки в мыслях замелькали отражения в холодном кафеле душевой, горящие зрачки в сизой мгле спальни десятой, ее собственная неправильная тоска по чему-то несбывшемуся и темная макушка, которая, казалось, по умолчанию всегда находилась по близости.
Внутри что-то сладко толкнулось и заныло. Бэллка так долго пыталась заставить себя ее ненавидеть, обесчеловечить, разглядеть только самое отвратительное, что, кажется, помешалась. Она не привыкла думать о ком-то так много и долго. Девчонка не привыкла к тому, что кто-то может вот так взять и застрять в ее голове, а ей потом с этим жить. Она вообще не привыкла привязываться к людям, поэтому тупое тянущее чувство в солнечном сплетении, поднимающее голову каждый раз, когда мимо проходит Костья, хочется вытравить из себя с марганцовкой. Или огородить стеной. Чтоб никто кроме нее….
Малая споткнулась о гантелю и ойкнула, всплывая из пучины мыслей в пахнущую штукатуркой реальность.
– Ты издеваешься?!
Бэллка втянула голову в плечи, оборачиваясь. Лицо тренера перекосило в очередной раз.
– Спарринг! Сейчас же! – бритая «под троечку» голова завертелась, – Горохова, живо с ней в клетку. Считайте, это срочные отборочные. Сейчас перчатки принесу.
Кузнецова равнодушно перемахнула через подвесной бортик и заняла место в углу, боковым зрением подмечая, как команда облепляет клетку в ожидании зрелища.
Мягкая поверхность клетки справа скрипнула, и девчонка интуитивно увернулась от лениво летящего удара.
– Ай, умница!
Милас собственной персоной. Староста девятой группы покачивалась на носках в нескольких сантиметрах от нее, разглядывая подвязывающую волосы Гору в углу напротив.
– Откажись от перчаток и сиди тихо. Выездные скоро, Горке нельзя проигрывать, – вполголоса протянула она, не глядя.
Расслабленное состояние испарилось, словно по щелчку, и раздражение туманной дымкой рассеялось вокруг их напряженных фигур. Бэлла случайно поймала напряженный взгляд Петровой из другого конца спортзала. Настя стиснула челюсти, но быстро отвела глаза и отвернулась.
– А если не откажусь?
Хриплый, лающий голос Милки слегка смягчился:
– Намеков не понимаешь, что ли? Тебе еще неделю назад добрые люди написали, чтоб бояться начинала, – девушка осклабилась, подмигивая Гороховой, – Это не твое место, а Анькино. Не сделаешь, как я скажу – сгною в больничном крыле.
Малая закусила губу. Она была в секунде от того, чтоб вмазать по издевающейся гримасе, когда Дмитрич нарисовался, недовольно крякая.
– По местам! Лишние ушли за периметр!
Холодные, новенькие перчатки Кузнецова осторожно поймала на лету. Разгоряченные пальцы резво проверили застежку и плотность ткани.
Бэллка нормальная, пусть ей обычно и многое параллельно: чужие взгляды, бессмысленные, взрослые вопросы и до тошноты несправедливый закон. Девчонка знает, как вышибаются зубы и алеет кровь на деснах, если капа некачественная. Знает, как выглядят осколки кости и где в родном городе принимают трофеи драк – смартфоны с царапинами. А вот что делать с маленькой <s>не</s>любовью в черепной коробке она даже не представляет.
После свистка тренера Бэлла широко улыбнулась Милке, прежде чем кулак ее пришелся Гороховой куда-то в скулу.
Когда через двадцать минут Гору под руки увели в больничное, Малая, восстанавливая дыхание, не сразу заметила, что Милас жестом подозвала к себе девчонок…
***
– Ну Ко-о-ость….
– Отъебись, я тебе сказала.
Ася по-своему растолковала расслабленное состояние старосты и пришлось спасаться от ее любвеобильной тактильности на Петрухин верхний ярус. Купер лениво болтала свесившейся вниз ногой, беззлобно шикая на тянувшую к ней руки Митронину.
Казалось, даже знакомые до мелочей трещины на потолке спальни ей подмигивали.
Внутри было так спокойно, будто Малая по-детски холодным носом и открытым, слишком чистым взглядом забрала всю накопившуюся там тяжесть.
Костью всерьез не покидало чувство, что она нашла что-то, чего ей не хватало. В Школе Литвиновой все испытывали друг к другу равнодушие с примесью недоверия. Рано или поздно каждая из девчонок осознавала свое бессилие перед сукой-судьбой. И, обменявшись друг с другом малоподробными рассказами о своей жизни «до» еще в детстве, воспитанницы исчерпали и без того ничтожный лимит сострадания.
А Бэлла – нет. Разгоняя сигаретный дым, прогоняя страх панической, она доставала неспетое изнутри и бормотала что-то успокаивающее вполголоса до утра, словно ей было небезразлично. Словно она могла и хотела помочь. Словно фокус мутно-зеленых радужек был обращен на кого-то кроме себя.
Невысказанное девчонкой било под дых, терзало и ранило, но услышать хотелось ровно с той же силой. Для себя Каспер железно решила, едва захлопнулась за ее спиной дверь подвала, что в следующий раз она разрешит девчонке договорить. Эгоистичный здравый смысл вопил, что все в корне неверно, и просил хотя бы промолчать в ответ.
Дверь открылась мягко, запуская в комнату легкий сквозняк и запах хлорки из коридора.
– Ась, свали по-человечески.