chapter 3 (1/2)

«А по утрам им хочется плакать, да слёзы здесь не в моде. К чёрту душевную слякоть – надо держать породу…»</p>

- Сэнсэй, а это нормально, что руки трясутся?..

В подвале пахло пылью и потом, и Настя многое была готова отдать, чтоб просто сползти на бетонный пол и полежать немного грязной, вымотанной тряпкой. Она из последних сил била плотную грушу почти в человеческий рост. Железные тросы поскрипывали, разнося мерзкий звук по полупустому подвальному помещению.

- Работай, Петрова! За себя и за Горохову, давай!

Петруха умеет прятать, утрамбовывать, зашивать в себе боль и усталость, как зашивают кнопки-иголки в старых тряпичных кукол. Но она сегодня в перчатках несколько часов подряд, и уже плохо видит, куда бьет из-за ручейков пота, ползущих по лицу.

Чертова Гора не вовремя расслабилась сегодня, но тренеру не стоит знать, что Анька не приболела, а в отключке накануне грядущих соревнований. Какой дурой надо быть, чтоб тебя вынесла какая-то Малая! Вообще-то девчонке надо отдать должное – ответила достойно, Настя на секунду даже брови вздернула, но сам факт того, что новенькая врезала Горе, а потом еще и Юльку…

Груша под ее кулаками плакала.

Петрова соврала в очередной раз. Дмитрич предсказуемо рассвирепел, и вместо захватов заставил Настю отрабатывать удары. Много ударов. Остальные давно закончили, а она все пыталась разнести набитый опилками кожаный чехол под пристальным взглядом тренера.

Сердце стучало уже где-то в глотке, но уйти было нельзя. Настя старалась не думать, кулаки летели бездумно, механически. Совсем недавно она заставила новенькую харкать кровью и жалкой змеей извиваться на полу, за то, что Гора свалилась в туалете как ребенок, и заранее за то, что ей самой придется вынести на тренировке. Только эта мысль приносила утешение. Жаль, слезы из девчонки выбить так и не удалось.

Когда в глазах заплясали черные мушки, Дмитрич проявил милосердие и на прощанье хлопнул железной дверью. У Насти не было сил даже на то, чтоб показать его спине средний палец. Она обнимала грушу, чтоб устоять на ногах, выравнивая дыхание.

Вода в душевой холодная – уже поздно для водных процедур, но она все равно простояла под лейкой пока руки не перестали дрожать. Полотенце пахло хозяйственным мылом. В здании было уже темно. Звуки ее шаркающих, крадущихся шагов нарушали покой пустовавших коридоров.

До соревнований всего неделя, и если они не покажут результата и полной готовности – Юрь Дмитрич ни за что не повезет их, а это единственный шанс выехать из Школы хоть ненадолго. Настя с тоской вспомнила сегодняшний нокаут Горы и подбитый глаз Юлька. Не светит им выезд в этот раз…

Она выдохнула у родной двери и позволила мыслям снова скрутиться в тугой клубок. Десятая спала, не обращая внимания на непогашенные настенные лампы, и Петруха нахмурилась, нерешительно протягивая руку к выключателю.

- Не надо.

Голос слишком знакомый, а слова – почти приказ, но ни одной повелительной нотки. Костья не спит? Девушка несколько раз моргнула. Когда глаза, наконец, привыкли к тусклому свету, Настя громко захлебнулся заранее заготовленной веселой фразой. К счастью, никто не проснулся, иначе зрелище удивило бы не только Петрову.

Каспер сидя пристроилась на самом краю своей кровати, сдвинув лежащую на ней светловолосую девчонку так, что ее голова и плечи откинулись на костьины колени. Девчонкой была бесячая новенькая, но Купер, пропускающая ее волосы через пальцы, казалось, этого не замечала.

Малая выглядела крайне хуево, что не могло не радовать. Настя по-кошачьи прищурилась. Она уровень травм умела на глаз определять – настолько частый гость больничного крыла, что скоро просто перестанет туда ходить, а вылечить все сама сможет.

У девчонки на кровати Каспера на мягкой ткани футболки насохла кровь. Рассекли губу и бровь. По-моему, это еще Гора. Ресницы светлые даже не дрожат – отключка глубокая. Сотряс? Возможно. Девчонки расстарались, еле оттащила, чтоб дышащей Малую оставить. Похоже, разбили нос, а судя по неосознанно принятой позе – отбили почки, и возможно, сломали пару ребер. Это уже Настя - хруст помнит.

Костья мазнула по Петровой недовольным взглядом, медленно расчесывая густые локоны девочки пальцами:

- Твои коровы постарались?

Удивление было пустым и мгновенным.

О том, как сильно староста десятой терпеть не может ММА, и и по каким причинам обходит спортзал за километр по Школе ходили легенды. Петрова пыталась пару раз спросить, но Костья бросала на нее раздраженный взгляд и привычно-небрежное ”отъебись, Насть”. Верить тому, что почтовыми птичками разносили по группам мелкие, было глупо, поэтому Петруха как должное воспринимала игнорирование Костьей ”единственного спорта, который позволяет воспитанницам справиться с агрессией”. К девчонкам, с которыми Петрова делила ринг и перчатки, Купер относилась с легким пренебрежением. Обычно она выражала это фразой ”эти твои”, но до таких нелестных комментариев пока не доходило.

- С каких пор они коровы? – девушка резко ощетинилась, - И какого черта ты делаешь?!

- Ответь на мой вопрос, - подрагивающая рука Костьи лежала на щеке девчонки так, что большой палец касался разбитой нижней губы, - Это ты?

Настя напряженно кивнула.

- А что не так? Гончарова ее с утра вела.

Когда Купер злилась, у нее между бровей пролегала маленькая складка, а глаза становились узкими-узкими. Раньше Настя шутила, что она в гневе походила на корейца. Но Петрова никогда не была тем, кто вызывал у Костьи злость и глазки-щелочки. Кто угодно, но не Настя. Они всегда были по одну сторону баррикад. Все происходящее этим вечером было настолько неправильным, что она подавила желание ущипнуть себя, чтоб проверить, не во сне ли.

Татуированные руки сосредоточенно перебирали чужие пряди.

- Она не приходит в себя почти три часа. Я не знаю, что с этим делать.

Стало душно, и, Петруха готова поклясться, в их жилой комнате запахло сыростью.

- Невероятно! – взорвалась она громким шепотом, всплескивая руками, тут же выстрелившими тупой болью, - Когда это стало для тебя проблемой?!

Она часто-часто задышала, сдерживая гнев и подступающие злые слезы.

Взрослая детина в бинтах – Настя ненавидела себя. Потому и бросилась с головой в спорт, из которого другие выползали сломанными манекенами, поэтому и вызывала у многих открытую неприязнь, поэтому и рвала-кусала окружающих, увидев в их глазах то, чего в своих не хватало.

Но их дружба с Костьей позволяла тайно надеяться, что кто-то относится к ней по-другому. Нет, надеждами она себя не тешила – Каспер хлесткими фразами подчеркивала их сугубо приятельские отношения, бежала от любого сближения как от огня. Но все же изредка бросала скупое «как ты?» после соревнований и важных боев. Петрова иногда улыбаться не могла, но всегда отвечала «нормально», даже если шевелить челюстью было больно.

Каспер совсем не умеет дружить, Настя привыкла. Она никогда не просила от нее поддержки или заботы, хотя чертовски в этом нуждалась. Обе предпочитали ограничиваться ободряющими взглядами и быстрыми хлопками по плечам. Самолюбие тешило то, что Костья мало с кем вообще взглядами обменивалась, и в Школе все считали их подругами, несмотря на такую специфическую дружбу.

Так что сделала чертова Бэлла для того, чтоб Купер - Купер, которая шарахается от чужих рук и громко цокает при виде дружеских объятий - заботливо гладила ее по волосам?

- Сотряс, скорее всего. Жить будет…наверное, можно Бунину разбудить…, - Настя попыталась поймать ее взгляд.

Методы Буниной Костье обычно не нравились, хоть и были действенными. Предлагать такое сейчас было, конечно, бесполезно – ничего из порошков или таблеточек девчонки не могло помочь привести в себя новенькую, и Настя сказала это специально. Но Купер отрешенно смотрела куда-то вниз, даже не попытавшись поспорить.

- Ты меня не слушаешь!

- Я всегда тебя слушаю, - послышался рассеянный шепот Костьи, сосредоточенно разглядывающей девчонку, - И впервые такое вижу…

Настя не знала, чего она сейчас больше хотела – заплакать или засмеяться.

В восемь Петровой впервые ломают нос, в десять у нее первые два сотряса, в четырнадцать она в первый раз в реанимации. Других первых разов у Насти не было. А Каспера, оказывается, так просто удивить.

- Но сейчас не слушаешь, - пробормотала Петрова раздраженно, - Не могла бы ты оторваться от нее на минуту?